Вознесенский ты меня не оставляй: Ты меня не оставляй — Вознесенский. Полный текст стихотворения — Ты меня не оставляй

Ты меня не оставляй — Вознесенский. Полный текст стихотворения — Ты меня не оставляй

Литература

Каталог стихотворений

Андрей Вознесенский — стихи

Андрей Вознесенский

Ты меня не оставляй

«Ты меня не оставляй», —
Всюду слышу голос твой.
Слышу эхо над рекой:
«Ты меня не оставляй!»
Ты всегда во мне, мой край.
Детства старенький трамвай,
Ты меня не оставляй,
Душу мне не растравляй.

Край пронзительно любимый,
Ты всегда меня поймешь,
Гениальная равнина
В белых клавишах берез…

Ни расчету, ни уму
Не постичь тебя, мой край.
Душу не понять твою,
Как ее не вычисляй!
Жизнь моя порой трудна.
Ты не оставляй меня.
Было всякое. Пускай!
Только ты не оставляй.

Край пронзительно любимый,
Ты всегда меня поймешь,
Гениальная равнина
В белых клавишах берез…

Все красивые слова
Без тебя равны нулю.
Не оставлю я тебя.
Жизнь, я так тебя люблю!
Я живу не по уму,
А как сердце мне велит.
Для тебя я не умру —
Стану горсточкой земли.

Край пронзительно любимый,
Ты всегда меня поймешь,
Гениальная равнина
В белых клавишах берез…

1972 г.

О родине

Советские

Стихи Андрея Вознесенского – О родине

Стихи Андрея Вознесенского – Советские

Другие стихи этого автора

Одной

Бежишь не от меня —

от себя ты бежишь.

Советские

Не забудь

Человек надел трусы,

майку синей полосы,

Советские

В человеческом организме

В человеческом организме

девяносто процентов воды,

Советские

Сага (Я тебя никогда не забуду)

Ты меня на рассвете разбудишь,

проводить необутая выйдешь.

Советские

Ностальгия по настоящему

Я не знаю, как остальные,

но я чувствую жесточайшую

Советские

Стихи не пишутся, случаются

Стихи не пишутся — случаются,

как чувства или же закат.

Советские

Как читать

Публикация

Как читать «Преступление и наказание» Достоевского

Рассказываем о масштабном психологическом исследовании русского классика

Публикация

Как читать «Белую гвардию» Булгакова

Литературная традиция, христианские образы и размышления о конце света

Публикация

Как читать «Очарованного странника» Лескова

Почему Иван Флягин оказывается праведником, несмотря на далеко не безгрешную жизнь

Публикация

Как читать поэзию: основы стихосложения для начинающих

Что такое ритм, как отличить ямб от хорея и могут ли стихи быть без рифмы

Публикация

Как читать «Лето Господне» Шмелева

Почему в произведении о детстве важную роль играют религиозные образы

Публикация

Как читать «Двенадцать» Блока

На какие детали нужно обратить внимание, чтобы не упустить скрытые смыслы в поэме

Публикация

Как читать «Темные аллеи» Бунина

На что обратить внимание, чтобы понять знаменитый рассказ Ивана Бунина

Публикация

Как читать «Гранатовый браслет» Куприна

Что должен знать современный читатель, чтобы по-настоящему понять трагедию влюбленного чиновника

Публикация

Как читать «Доктора Живаго» Пастернака

Рассказываем о ключевых темах, образах и конфликтах романа Пастернака

Публикация

Как читать Набокова

Родина, шахматы, бабочки и цвет в его романах

«Культура. РФ» — гуманитарный просветительский проект, посвященный культуре России. Мы рассказываем об интересных и значимых событиях и людях в истории литературы, архитектуры, музыки, кино, театра, а также о народных традициях и памятниках нашей природы в формате просветительских статей, заметок, интервью, тестов, новостей и в любых современных интернет-форматах.

• О проекте
• Открытые данные

© 2013–2022, Минкультуры России. Все права защищены

Контакты

• E-mail: [email protected]
• Нашли опечатку? Ctrl+Enter

Материалы

При цитировании и копировании материалов с портала активная гиперссылка обязательна

Песняграфия — Карточка песни

Всего в каталоге песен: 543

Год выпуска: 2016
Автор музыки: Паулс Раймонд
Автор слов: Вознесенский Андрей
Длительность: 01:48

Альтернативные названия / года
— В белых клавишах берез / 1985
— Край родной / нет

Пять стихотворений Андрея Вознесенского | Ричард Уилбур

ПРИМЕЧАНИЕ ПО ПЕРЕВОДУ:

Эти стихи взяты из сборника переводов произведения Андрея Вознесенского, Антимиры , под редакцией Патрисии Блейк и Макса Хейуорда, и будут опубликованы издательством Basic Books в мае. « Антимиры » — это не только попытка представить творчество молодого русского поэта, который с особой остротой обращается к миру в целом, но и своего рода эксперимент по поэтическому переводу. Американские поэты в течение двух лет создавали свои версии в тесном сотрудничестве с Максом Хейвордом.

Перевод произведения Вознесенского представляет обычные трудности интерпретации всего комплекса культурных отсылок, даже повседневных образов и звуков, знаний, которые поэт считает само собой разумеющимися в своей родной аудитории, но которые незнакомы или в лучшем случае экзотически для него. аудитория, исповедующая другую традицию. Своеобразный колорит оригинала, конечно, невозможно передать никогда, но смысл и образность, если не богатство ассоциаций и аллюзий, могут пережить крушение языкового барьера. Тем не менее переводчики Вознесенского стремились передать своим собственным поэтическим языком и видением суть того, что он говорит по-русски своим соотечественникам.

— Патриция Блейк и Макс Хейворд

КАССА

Тупое стадо нахмурилось:
«Вы нас обсчитали», — завыли они.
Копейки как медали застряли в корке
Из опилок.

Кассир пришла в ярость—
«Ерунда! Прочь с тобой! Иди!» —
И поднялась, как тесто
Из своей стеклянной клетки.

Над прилавками, где продают
Сырники и дыни пронесло ветром
Внезапный запах
Слез и озона.

Громко пахло слезами
Среди этой мычащей толпы:
Руки одной немой пары
Выли в воздухе.

Вцепившись в сало, кто-то выругался,
Или я так себе представлял: по крайней мере, он
Издал бетховенский рев,
Земляной и мохнатый.

Барабанная дробь суставов и ладоней
На стеклянной пластине;
Так пропел псалом
О немой судьбе моей.

С понимающей ухмылкой
Кассирша
Всмотрелась в купюру, которую она поднесла к свету
Посмотреть, в порядке ли профиль Ленина.

Но Ленина уже не было:
Купюра была фальшивая.
Это был продуктовый магазин
Где встречаются люди и фарсы.

— перевод У.Х. Оден

DEAD STILL

Теперь, с твоими ладонями на лопатках моих плеч,
Давай обнимемся:
Пусть будет только дыхание твоих губ на моем лице,
Только, за нашими спинами, погружение роликов.

Наши спины, что, как две раковины в лунном свете,
За нами закрылись теперь;
Мы лежим здесь, сбившись в кучу, слушая лоб в лоб,
Как близнецовая формула жизни или двойной знак.

В ветре вселенском безумии
Наши плечи защищают от непогоды
Спокойствие мы рождаем теперь вместе,
Как пламя, зажатое между рукой и рукой.

В каждой клетке есть душа?
Если так, распахните все ваши дверцы,
И все ваши души порхнут, как коноплянка
В клетках моих пор.

Нет ничего скрытого, о чем нельзя было бы узнать.
И все же не буря презрения мы
Вырвись из этих объятий и останься одна
Как безмолвные раковины, забывшие о море.

Между тем, о груз стресса и беспокойства,
Лягте на наши спины большой кучей:
Это только прижмет нас ближе друг к другу.

Мы спим.

—перевод Ричарда Уилбура

МОЕ АХИЛЛЕСОВОЕ СЕРДЦЕ

В эти дни неслыханных страданий
Воистину счастлив тот, у кого нет сердца:
Щелкающие выстрелы пронзают меня снова и снова,
Но не повезло.

Дырявый смех
На разъяренную стаю: «Талли-хо, мальчики!
Я решетка. Посмотри сквозь меня.
Разве пейзаж не прекрасен?»

Но предположим, что ружье должно найти,
Связанный ноющей нитью,
На волосок от цели бьющий,
Мое ахиллесово сердце.

Осторожно, дорогая. Тише. Ни звука,
Пока шумно мчусь
С места на место по России,
Как птица охотников от гнезда отвлекает.

Тебе все еще больно? Вы капризничаете по ночам?
Меня спасает этот беззащитный статист.
Не обращайтесь грубо;
Дрожь сломит меня.

Немыслима наша гибель,
Немыслимее то, что мы терпим,
Еще немыслимее, что снайпер
Разорвет трепетную нить.

— перевод У.Х. Оден

НОС

Нос растет
в течение всей жизни.
(из научных источников)
Вчера мой врач сказал мне:
«Умница ты, однако
Твоя морда замерзла.
Так что не ходи на мороз,
Нос!

На мне, на тебе, на монахах-капуцинах,
По известным медицинским законам,
Неустанно, как часы, без остановки
Носовые стволы торжествующе растут.

Ночью они растут
На каждого гражданина, высокого или низкого,
На дворников, министров, богатых и бедных,
Бесконечно улюлюкая, как совы,
Холодные и беспорядочные,
Жестоко избитые боксером
Или жестоко раздавленные дверь,
И соседки наши
Лисички ввинчены, как сверла
Во многие замочные скважины.

Гоголь, эта мистическая беспокойная душа,
Интуитивно чувствовал свою роль.

Мой хороший друг Баггинс напился: во сне
Казалось, что, как шпиль церкви
Пробивая умывальники и люстры,
Пробивая и пробуждая вздрогнувшие потолки,
Пронзая каждый этаж, как
Расписки на шпиле,
Все выше и выше
   роза
его нос
«Что бы это могло значить?» — подумал он на следующее утро.
— Предупреждение, — сказал я, — о Судном дне:
похоже, что собираются проверить ваши бухгалтерские книги.
30-го числа беднягу Баггинса отправили в тюрьму.

Почему, о Перводвигатель Носов, почему
Наши носы становятся длиннее, а жизнь короче,
Почему ночью эти плотские комки,
Как вампиры или всасывающие насосы,
Иссушают нас?

Сообщают, что эскимосы
Целуют носом.

Среди нас это не прижилось.

— перевод У.Х. Оден

ОХОТА НА ЗАЯЦА

Юрию Казакову

Охота на зайца. Наши собаки поднимают шум;
Гонятся, лают, жаждут убивать, идут,
И каждый из нас в желтой куртке
Как апельсины на фоне снега.

Один для дороги. Потом, пошли травить зайца,
Мой друг извозчик, который ненавидит копа, Я,
брат Баггина и его мальчик, прочь, мы рвемся.
Наш драндулет,

Это технологическое чудо,
Мчится на своих цепях противоскольжения. Талли-хо!
За зайцем идем.
Или это мы сами травим?

Я весь приоделся для погони
В сапогах и куртке: горит снег.
Но почему, Юрий, почему,
Пляшут мои прицелы? Что-то не так, я знаю,
Когда стакан живой крови должен лететь
В ужасе по снегу.

Желание убивать, как и желание рождать,
Слепо и зловеще. Его тяга
сегодня на заячьем мясе: завтра может
0019 Войте так же, как плоть человека.

На просторе заяц
Лежал там трепетно ​​
Словно серое сердце необъятного
Леса или сердце тишины:

Лежал, еще дыша,
Его синие бока вздымались,
Его измученный глаз — горе,
Мелькает там на щеке снег.

Потом вдруг встало,
Встало прямо: вдруг,
Над лесом, над темной рекой,
Воздух задрожал
От человеческого крика,

Чистый, ультразвуковой, дикий
Как крик ребенка.
Я знал, что зайцы стонут, но не так:
Это была нота жизни, вопль
Рожалой женщины,

Крик безлиственных перелесков
И кустов доселе немых,
Неземной крик жизни
Которая смерть вот-вот поддастся,

Природа — все чудо, вся тишина:
Лес и озеро, и поле, и холм
Разрешено слушать и чувствовать,
Но запрещено произносить.

Альфа и Омега, первая и последняя
Слово Жизни быстро угасает,
Как, вырвавшись из сети, летит
В небеса.

Всего на секунду, но пока
Это длилось, мы превратились в камень
Как актеры в кино-кадре.

Сапог бегущего извозчика повис в воздухе,
И четыре черные пули остановились, казалось,
Чуть не долетев до цели:
Над горизонтальными мышцами,
Окровавленный мех шеи,
Вспыхнуло лицо.

С широко расставленными раскосыми глазами, лицо
Как на фресках Диониса,
Глядя на нас с изумлением и гневом,
Он парил там, сплачиваясь воедино,
Подвешенный в пространстве,
Искаженное преображенное лицо
Ангела или певца.

Как длинноногий архангел золотой туман
Плыл по лесу.
«Дерьмо!» — выплюнул таксист. — Маленький притворяющийся уродец!
По щеке мальчика скатилась слеза.

Поздно ночью мы вернулись,
Ветер обдувает наши лица: они обожгли
Как светофоры, как без слов
Мы мчались в темноте.

«Поэзия — единственная надежда»: Вознесенский вспомнил

Вознесенский, с отношением

Андрей Вознесенский умер во вторник, 1 июня, в возрасте 77 лет. Некролог New York Times здесь.

Расцвет Вознесенского пришелся на 1960-е, когда он вместе с Евгением Евтушенко, «официально левым» поэтом, позволил подправить советских мастеров, но лишь до определенной степени. Они должны были служить доказательством того, что советские власти допускали «свободу слова» — но опять же, только до определенного момента. Эти двое были известны своими театральными чтениями для масс, которые заполнили спортивные стадионы, чтобы послушать их.

Настоящая звездная сила, в то время, была тем временем, перелопачивая навоз на крайнем севере — в Архангельске, недалеко от Полярного круга, где он отбывал срок после показательного процесса, назвавшего его паразитом на государстве. Иосиф Бродский получил Нобелевскую премию. Конечно, у Вознесенского хватило мудрости не таскать и не пинать агентов КГБ, как Бродский… но все же…

Обида Бродского на динамичный дуэт Вознесенского и Евтушенко с годами колебалась в силе. Как и все наставники, которые формируют чьи-то вкусы и чувства, я унаследовал его предрассудки вместе с его пристрастиями. Смерть, как всегда, дает возможность пересмотреть и то, и другое. Легко судить о реакции других на тоталитарный режим, когда сидишь на своей кровати с компьютером на коленях, а в окно льется калифорнийское солнце. Честно говоря, я не думаю, что у меня есть кишки Бродского. Вознесенский умел вести переговоры о своем выживании. Это не всегда вызывает уважение, но определенно вызывает сочувствие.

В сомнительных мемуарах Соломона Волкова, Беседы с Иосифом Бродским г, Волков извлекает мнения Бродского (Бродский небрежно говорит, что выучил по 200-300 стихов от каждого, несмотря на свое отвращение; память у него была феноменальная), и получает это комментарий:

Эти мальчики бросали камни в официально разрешенном направлении, зная, что они приземлятся на полшага впереди обычного парня, который с ума сошел от этого! В этом вся их историческая роль. Все это очень просто, даже банально! У Евтушенко и Вознесенского на протяжении всего пути были друзья в ЦК партии — вторые, третьи, шестнадцатые секретари, — так что они всегда были более или менее в курсе, куда завтра подует ветер.

В книге Бродский: личные воспоминания (я просмотрел ее в Kenyon Review здесь) Людмила Штерн защищает своего друга Вознесенского от другого друга, Бродского. Она вспоминает, что Вознесенский настаивал на встрече с ней в Италии, хотя «советские эмигранты считались «неприкасаемыми» советским правительством, и любой контакт между ними и советскими гражданами во время командировок мог разрушить карьеру гражданина… Когда люди получали разрешение на выезд за границу КГБ всегда недвусмысленно предупреждал их об избегании эмигрантов, и они серьезно относились к этим предупреждениям». Визиты сопряжены с большим риском и уловками:

Несмотря на все эти хлопоты, он провел с нами вечер, читал свои стихи и даже предложил отвезти кое-какие письма и одежду нашим друзьям в Москву. Мы пошли на блошиный рынок и купили столько подержанной одежды, что можно было бы заполнить целый чемодан. К каждой части я прикрепил записку, в которой говорилось, кто что должен получить. Чемодан пришел со сломанной молнией, и когда Андрей забрал его из зоны выдачи багажа в Москве, он открылся, и все эти платья, блузки и рубашки упали на пол. Андрей ползал по полу, подбирая его под злобными камерами журналистов и репортеров. На следующий день в одной из московских газет была напечатана большая фотография этой сцены с подписью: «Бедный знаменитый советский поэт купил пол-Италии».0003

В библиотеках Стэнфордского университета, кстати, есть бумаги Вознесенского; они были приобретены шесть лет назад. У них уже есть бумаги Евтушенко, а у Гувера есть бумаги Бориса Пастернака, Абрама Терца (Синявского) и других (о необычайной коллекции Пастернака я недавно писал здесь). . Из New York Times :

В 1986 году он опубликовал «Канав: духовное испытание», произведение прозы и стихов, в центре которого немцы расправились с русскими в Крыму в 1919 году. 41 и разграбление в 1980-х годах их братских могил советскими гражданами. Г-н Вознесенский, касаясь темы, долгое время скрываемой властями, ясно дал понять, что большинство из 12 000 жертв были евреями, и намекнул, что по этой причине грабежи их тел допускались.

Два года спустя на поэтическом чтении он ответил на письменные вопросы аудитории. «Все вы евреи или проданы евреям», — говорилось в одной записке. Другой сказал просто: «Мы вас убьем». Г-н Вознесенский зачитал вслух неподписанные записи и потребовал, чтобы авторы представились. Его вызов был встречен молчанием.

В 1990-е г. Вознесенский заявлял о нежелании выезжать за границу. «Я не могу покинуть страну, — сказал он в интервью The International Herald Tribune в 1996 году. — Я принадлежу народу. Теперь, когда они в ужасной беде, я им нужен».

«Поэзия — единственная надежда», — добавил он. «Даже если ты не веришь в это, ты должен это сделать».

ПОСТСКРИПТ : Тим Руттен пишет здесь некролог Los Angeles Times .