Любимые строки– забытые имена — Вопросы литературы
Есть такие строки, которые повторяют часто, как пословицы или «речевки». Когда-то так повторяли строки грибоедовской комедии «Горе от ума» – «Что будет говорить / Княгиня Марья Алексевна!», «Чины людьми даются, / А люди могут обмануться», «Карету мне, карету!». Озорники добавляли: «и носовой платок». Сейчас, к сожалению, великая наша классика отошла на второй план. Два известных петербургских литератора по электронной почте задали мне вопрос, кто автор строк «То академик, то герой, / То мореплаватель, то плотник», и я небрежно ответила: «Пушкин, разумеется! С чего это вы засомневались?» Мой приятель уточнил вопрос: «Я искал в «Полтаве», «Езерском» – и не нашел». Тут уж я в большом изумлении написала: «»Стансы», 1826 год, обращено к Николаю I, первые строки: «В надежде славы и добра / Гляжу вперед я без боязни…»» Написала – и задумалась; и стала сочинять веселые «эссешки» на тему «Любимые строки – забытые имена».
В пятом номере московского альманаха «Муза» было напечатано стихотворение «Легкой жизни я просил у Бога…» с подзаголовком «Из Гафиза» среди стихов умершего в 1990 году поэта Юрия Эльтермана.
Текст этого стихотворения, переписанный рукой писателя, его дочь нашла в архиве отца и передала в альманах. Это было ошибкой, и в шестом номере альманаха «Муза» его издатель В. Лебединский познакомил читателей с любопытной историей текста этого стихотворения, автором которого является камергер, писатель и переводчик Иван Тхоржевский.
Таких историй немало. Немало в великой русской поэзии стихотворений, запомнившихся с детства, переписанных чьей-то рукой и хранящихся в разных личных архивах, но как бы «потерявших» автора. В воспоминаниях о нашей ленинградской юности Елена Кумпан рассказала эпизод о знакомстве переводчицы Эльги Львовны Линецкой с Александром Аркадьевичем Галичем: «…Галич был в буквальном смысле помешан на стихах, прекрасно знал их и очень страстно реагировал на новые, неизвестные ему ранее. Эльга показала ему список тех стихов, авторство которых мы не смогли установить, но читали их друг другу и тем, кто этого заслуживал с нашей точки зрения. В частности, она показала ему однажды «Сколько было нас – Хлебников, Блок и Марина Цветаева…» и «Легкой жизни я просил у Бога…».
Галич прочел стихи, круто повернулся и быстро ушел к вешалке, зарылся в пальто. Все это получилось у него неловко и невежливо. У Эльги, как она рассказывала, «потемнело в глазах от этакого хамства», но она взяла себя в руки, подошла к Галичу и спокойно сказала: «Отдайте мне текст, будьте добры!» Он обернулся, лицо его было залито слезами. Эльгу это очень тронуло, и она включила его в круг «своих»»1.
Трогательный рассказ, не правда ли? Хотя из него не ясно, знал ли Галич имена авторов этих стихов. Мы – знаем, что автором второй из названных строк является Иван Тхоржевский.
Подобных случаев, отвечающих теме «Любимые строки – забытые имена», немало.
Несколько раз я слышала по радио стихотворение Сергея Орлова «Его зарыли в шар земной, а был он лишь солдат…», автором которого называли Твардовского, Симонова, Алексея Суркова.
В многочисленных выходящих сегодня воспоминаниях часто называют повторяемые в компаниях друзей строки, автора которых не помнят.
Пример тому – строка «Где ты бываешь, где ты забываешь…». Это, конечно, не классика, но строка запоминающаяся, и написал ее Дмитрий Бобышев. Особенно много случаев с переадресовкой текстов ранних песен Глеба Горбовского («Когда качаются фонарики ночные…») и Александра Городницкого («На материк», «Кожаные куртки, брошенные в угол…») – их объявляют народными, известными еще по лагерям 1940-х годов. Комментаторы не могут отыскать авторов многих народных песен и «городских романсов» – «Мы на лодочке катались…», «У церкви стояли кареты…» и пр.
Мне не раз приходилось отыскивать авторов мимоходом названных строк, когда я составляла комментарии к произведениям Анны Ахматовой, Владимира Маяковского, Зинаиды Гиппиус. Это, конечно, не совсем «любимые строки», но… Иногда установить автора удавалось, иногда – нет. До сих пор для меня осталась неясной история двух стихотворений, приписываемых Анне Ахматовой, тексты которых были извлечены из архива П. Лукницкого его вдовой В. Лукницкой, – «Герб небес, изогнутый и древний…» и «По полу лучи луны разлились…».
В. Лукницкая напечатала их по черновым автографам (чьим?) в 1989-м, датировала приблизительно 1909 годом – то есть это одни из самых ранних сохранившихся ахматовских стихотворений. И я доверчиво включила их в многотомное издание Анны Ахматовой (т. 1, «Эллис Лак», 1998). Лучше бы включила в раздел «Dubia»… Сомнения оставались, и я пыталась найти к ним «ключ». Оба стихотворения написаны от лица мужчины, герой первого из них – разгульный молодой человек, удачно сыгравший в кости и возвращающийся в трактир, где он живет:
Шел я, напевая «Встречи мая»,
По неровным шатким ступеням.
Мне светил трактирщик, повторяя:
«Не шумите, в доме много дам!»
Молодой повеса напевает либо слишком громко, либо что-то не очень пристойное. Что же это за «Встречи мая»? Если установить, то, может быть, яснее станет дата написания стихотворения? Да и авторство Ахматовой либо подтвердится, либо будет опровергнуто. Что такое «Встречи мая» – ария из оперетки, эстрадные куплеты, модная песенка? Мне советовали: «Позвони Изабелле Юрьевой!» Не решилась, а жаль… Вспомнила, что в оперетте И.
Кальмана «Сильва» в куплетах Бони есть слова: «Без женщин жить нельзя на свете, нет! / В вас – солнце мая, в вас весны расцвет!» Но это, вроде, 1915 год. В старинной немецкой песенке есть тоже похожие слова: «Три девушки шли по тропинке, / Смеялся ликующий май. / Брюнетка, шатенка, блондинка – / Любую из них выбирай…» В ахматовском тексте юноша признается: «Никогда я не любил блондинок, / А теперь уже не полюблю». Близко, но опять вроде не то… Издательские сроки были жесткими, и до конца поиск я так и не довела.
Итак, это было вступление. Приведу примеры поисков с удачными результатами.
«ПОВЕЗИ МЕНЯ, МИЛЕНЬКИЙ, В БАР…»
Я помнила только один куплет этой песни, да и тот неточно:
Поведи меня, миленький, в бар,
Там, где скрипки поют до рассвета,
Подари золотой портсигар
И чулочки телесного цвета…
И еще помнила – что последней, замечательной строкой про чулочки телесного цвета песня завершалась. Как когда-то говорил Борис Михайлович Эйхенбаум о моих статьях по диссертации о Тютчеве: статья должна быть как шкатулочка, круглая, – заканчиваться тем, с чего вы начинаете, чтобы развитие мысли и система доказательств были завершенными.
Эта песня была как та шкатулочка. И еще в ней была подлинность. Такой степени подлинность я потом встретила только один раз – в отчаянном женском стихотворении Марии Петровых «Назначь мне свиданье на этом свете…». На него в 1960-е годы указала нам Анна Андреевна Ахматова как на лучшее любовное стихотворение в русской поэзии. Ну, может быть, оно лучшее не во всей русской поэзии, а только в современной, но стихотворение действительно замечательное. И хотя меня немного коробило, что оно обращено к Фадееву, – намеком на это обращение было упоминание его синих глаз, – но все равно я внутренне соглашалась с Анной Андреевной.
Надо было случиться перестройке, надо было моему сыну установить мне компьютер и подключить его к интернету (несмотря на мое бурное сопротивление и утверждение, что мое техническое развитие закончилось на кофеварке), чтобы я стала переписываться со всем миром, чтобы в моем доме Появилась выросшая девочка, пятидесятилетняя Лора, дочь моей старшей коллеги Лидии Михаиловны Лотман, и спела мне остальное – полный текст, немного иной, не тот, который я помнила.
И надо было, чтобы по электронной почте я получила письмо от другой выросшей девочки – дочери моей старшей любимой подруги Руфи Александровны Зерновой, Ниночки Серман-Ставиской, которая уточнила первую строку: «…повези» (не «поведи», а именно «повези» – тогда еще были извозчики… И я сразу вспомнила, как именно на извозчике возил на острова юный Александр Блок своих первых женщин…). Ниночка вспоминала: «Мама рассказывала, что это написала поэтесса Людмила Попова и что это посвящено Федину. Еще я помню, как это пела Оля Антонова, дочка Сергея Антонова, актриса Театра комедии, хорошенькая как черт. Почему-то мы обе пели Н. Я. Берковскому, и угадайте, кто ему понравился больше».
А по поводу двух строчек «Подари золотой портсигар / И чулочки телесного цвета» Яков Аркадьевич Гордин спросил меня: «Ты помнишь, что говорила о них Лидия Яковлевна Гинзбург? Что в ее время иронизировали: «Дорого берет!»
Итак, вот текст этого удивительного стихотворения, написанного всеми забытой поэтессой Людмилой Поповой, в том виде, как его пели в Ленинграде в 1950 – 1960-е годы:
Повези меня, миленький, в бар,
Там мы будем гулять до рассвета.
Подари золотой портсигар
И чулочки телесного цвета.
Комнатушка моя на замке.
Обо мне ходит слава худая,
И, беззубая, мне по руке
Без копейки цыганка гадает.
Без копейки проклятая врет,
Знает Бог, что городит такое, –
Что не ночь эту всю и не год,
А всю жизнь будем рядом с тобою.
Так вези же меня поскорей
По проспектам и улочкам сбитым…
Мы простимся с тобой у дверей
У моста Лейтенанта Шмидта.
Ну, а дома не спросит никто,
Ты который по счету за лето…
Подари мне с кистями платок
И чулочки телесного цвета.
Немногие помнят сейчас автора этих строк. Людмила Михайловна Попова родилась в 1898 году в Петербурге. В 1918 году опубликовала свое первое стихотворение в «Новой Петроградской газете». В 1925 году вышла ее первая книга стихов «Разрыв-трава», тогда же было напечатано стихотворение:
Увези меня, миленький, в бар,
Там, где скрипка зудит до рассвета,
Подари золотой портсигар
И чулочки телесного цвета…
Так запомнил его начало Виктор Андроникович Мануйлов и в 1992 году в журнале «Согласие» (N 12, с.
136 – 138) именно так его и процитировал в своих воспоминаниях «Н. А. Клюев». «В этих стихах, собственно, ничего скандального не было, но беда в том, что стихи посвящались одному из самых уважаемых участников содружества Серапионовых братьев, всегда элегантному, сдержанному и отлично воспитанному К. А. Федину, и, независимо от того, каковы были на самом деле отношения молодой поэтессы и ее адресата, эта публикация приобрела характер неприятной сенсации», – писал Мануйлов.
Людмила Попова работала сначала в «Красной газете», затем в «Ленинских искрах». В 1930 году окончила Институт истории искусств, в этом же году вышла ее вторая книга стихов «Берега и улицы». Вместе со своей сестрой, Марией Михайловной, Людмила Попова жила в старой и просторной петербургской квартире за Казанским собором, недалеко от Невского проспекта. В доме сестер был, как мы бы сейчас сказали, литературный салон, к ним приходили и читали стихи молодые поэты и начинающие актеры-чтецы. В этом доме В. Мануйлов познакомился с Н.
Клюевым, которому тогда было сорок три года, то есть он был много старше остальных посетителей и хозяек дома. Мануйлов вспоминал: «Я увидел Клюева впервые 15 октября 1927 года в Ленинграде на одном из шумных литературных вечеров у тогда начинавшей поэтессы Людмилы Михайловны Поповой <…> У Поповых собирались в определенный день недели, не то по четвергам, не то по субботам. Милые хозяйки не отличались большой разборчивостью. К ним приходили без приглашения. Знакомые приводили своих знакомых, и Людмила Михайловна часто даже не знала, кто у нее бывал.
Помнится, впервые меня привел к сестрам Всеволод Рождественский в субботу 1 октября 1927 года. Я всего только месяц назад после окончания Бакинского университета приехал в Ленинград и еще мало кого знал в литературных кругах. Когда мы пришли, у Поповых уже было многолюдно. Несмотря на открытые окна, все затянуто табачным дымом. Пили чай с бутербродами, но сидели не за столом, а небольшими группами, кто где пристроился. В тот вечер я впервые видел маленького Костю Вагинова с его милой и верной подругой Александрой Ивановной.
Читал стихи высокий, бледный Николай Чуковский. Начинающий тогда свою карьеру чтеца молодой юрист Антон Шварц читал Пушкина и Блока.
Прошло две недели, и мы с Рождественским снова пришли к Поповым. Не помню сейчас, кто читал, когда в комнату вошел и тихонько встал в простенке человек, резко отличавшийся от всех присутствовавших на этом вечере.
– Это Клюев, – шепнул мне Рождественский».
Так выглядел богемный литературный салон 1920-х годов в Ленинграде. Примерно так жили Борис Корнилов и Ольга Берггольц, Анна Ахматова и Николай Пунин, разница была лишь в составе посетителей – это могли быть поэты или художники, литературоведы или искусствоведы. И в том, сколько и что пили на этих сборищах, и в том, какие осведомители и что именно доносили о присутствующих, их произведениях и темах их бесед…
Но мы сейчас – о Людмиле Поповой. Она страстно любила жизнь, Ленинград, поэзию и музыку. Она писала хорошие женские стихи. Но – эпоха и партия требовали другого. От нее потребовали полной перековки отсталого мещанского сознания.
В 1930 году ее командировали на Урал, чтобы она погрузилась в жизнь заводов и пролетариата, и она поверила своим «перевоспитателям» и погрузилась, и писала очерки об уральских заводах, и никогда больше не писала про «чулочки». В 1933 году в качестве корреспондента «Правды» Людмила Попова участвовала в экспедиции ЭПРОНА по подъему ледокола «Садко». В 1934 году писала о Невской Дубровке – о Невдубстрое. В годы Великой Отечественной войны была корреспондентом военных газет, вместе с Ольгой Берггольц – сотрудником ленинградского радио. Затем добровольцем пошла в армию, работала в Политотделе 13-й Воздушной армии Ленинградского фронта. Была награждена орденом Красной Звезды и медалями, в 1944 году вступила в партию. Она написала поэму «Киров на Невдубстрое», стихи о дважды Героях Советского Союза Паршине и Покрышеве, о счастье летать… Иногда писала о музыке…
В «Литературной энциклопедии» о ней будет сказано, что два ее первых поэтических сборника «создают лирические образы родного города, юности, любви, мечтаний; в них ощущается влияние поэтических течений конца XIX века.
Поздние стихи связаны с темой авиации…»
Вот так прошла жизнь светлого и честного человека, жизнь, начатая строкой «Повези меня, миленький, в бар…». Людмила Попова умерла в 1972 году.
«ВЫ ПРОСИТЕ ПЕСЕН? ИХ НЕТ У МЕНЯ…»
В 1960-е годы в нашей среде в Ленинграде часто звучала фраза: «Вы просите песен? Их есть у меня!» Или, в устах одесситки Руфи Александровны Зерновой: «Вы хочете песен? Их есть у меня!» Такое говорилось в доме Руфи перед чтением стихов. Контекст, как правило, был дружески-иронический: «Читайте, читайте, я люблю ваших стихов, Нина!» Иногда фраза звучала иначе – щемяще-грустно: «Вы просите песен? Их нет у меня…» Строки запомнились, спросить, кто автор, было неловко… Так кто автор?
Однажды в старом петербургском доме завели патефон, и я услышала эти слова в исполнении певца Юрия Морфесси со старой пластинки 1913 года:
Вы просите песен? Их нет у меня.
На сердце такая немая тоска,
Как скучно, как грустно живется…
На пластинке были сведения об авторе слов и музыки: Саша Макаров.
Почему Саша, а не Александр? Он что – ребенок? или цыган? Во всяком случае, теперь уже можно было искать и полный текст, и сведения об авторе.
Итак, Саша Макаров – пианист, неизвестно, цыган ли, но он выступал в 1910-е годы с цыганскими ансамблями и был постоянным аккомпаниатором известного певца Юрия Спиридоновича Морфесси (1882 – 1957), прославившегося исполнением песен «Кирпичики», «У камина», «Вы просите песен» и многочисленных цыганских романсов. После 1917 года Морфесси эмигрировал, жил в Париже и был не менее известен в русской эмигрантской среде, чем Вертинский, Лещенко, Плевицкая и даже Шаляпин. О его выступлениях в ресторане «Эрмитаж» в Париже вспоминал Вертинский, называя имя Морфесси среди лучших исполнителей: «Пел Юрий Морфесси – все еще жизнерадостный, хоть и поседевший. Пела одно время Тамара Грузинская, приезжавшая из Советского Союза, пела Плевицкая…»
Приведем авторский текст романса Саши Макарова:
Вы просите песен, их нет у меня –
На сердце такая немая тоска,
Так скучно, так грустно живется,
Так медленно сердце холодное бьется,
Что с песнями кончить пора.
Новых я песен совсем не пою,
Старые петь избегаю.
- Кумпан Е. Ближний подступ к легенде. СПб.: Изд. журн. «Звезда». 2005. С. 109. ‘[↩]
Хотите продолжить чтение? Подпишитесь на полный доступ к архиву.
Уже подписаны? Авторизуйтесь для доступа к полному тексту.
Муса джалиль чулочки стих – Telegraph
Муса джалиль чулочки стихСкачать файл — Муса джалиль чулочки стих
Комментарии Горячее Лучшее Свежее Сообщества. Стихотворение Мусы Джалиля ‘Чулочки’. Их расстреляли на рассвете Когда еще белела мгла, Там были женщины и дети И эта девочка была. Сперва велели им раздеться, Затем к обрыву стать спиной, И вдруг раздался голос детский Наивный, чистый и живой: Не упрекая, не браня, Смотрели прямо в душу глядя Трехлетней девочки глаза. Рука сама собой в волнении Вдруг опускает автомат. И снова скован взглядом детским, И кажется, что в землю врос. Он убить ее не сможет, Но дал он очередь спеша… Упала девочка в чулочках.
Снять не успела, не смогла. Солдат, солдат, а если б дочка Твоя вот здесь бы так легла, И это маленькое сердце Пробито пулею твоей. Ты человек не просто немец, Ты страшный зверь среди людей. Шагал эсесовец упрямо, Шагал, не подымая глаз. Впервые может эта дума В сознании отравленном зажглась, И снова взгляд светился детский, И снова слышится опять, И не забудется навеки ‘ЧУЛОЧКИ, ДЯДЯ, ТОЖЕ СНЯТЬ? Navazhdenie отправила дней назад. У Мусы Джалиля много хороших стихов, мой любимый этот: Они с детьми погнали матерей И яму рыть заставили, а сами Они стояли, кучка дикарей, И хриплыми смеялись голосами. У края бездны выстроили в ряд Бессильных женщин, худеньких ребят. Пришел хмельной майор и медными глазами Окинул обреченных Мутный дождь Гудел в листве соседних рощ И на полях, одетых мглою, И тучи опустились над землею, Друг друга с бешенством гоня Нет, этого я не забуду дня, Я не забуду никогда, вовеки! Своими видел я глазами, Как солнце скорбное, омытое слезами, Сквозь тучу вышло на поля, В последний раз детей поцеловало, В последний раз Казалось, что сейчас Он обезумел.
Гневно бушевала Его листва. Детей внезапно охватил испуг,— Прижались к матерям, цепляясь за подолы. И выстрела раздался резкий звук, Прервав проклятье, Что вырвалось у женщины одной. Ребенок, мальчуган больной, Головку спрятал в складках платья Еще не старой женщины. Она Смотрела, ужаса полна. Как не лишиться ей рассудка! Все понял, понял все малютка. Дитя, что ей всего дороже, Нагнувшись, подняла двумя руками мать, Прижала к сердцу, против дула прямо Сейчас вздохнешь ты вольно. Закрой глаза, но голову не прячь, Чтобы тебя живым не закопал палач. Сейчас не будет больно. И заалела кровь, По шее лентой красной извиваясь. Две жизни наземь падают, сливаясь, Две жизни и одна любовь! Ветер свистнул в тучах. Заплакала земля в тоске глухой, О, сколько слез, горячих и горючих! Земля моя, скажи мне, что с тобой? Ты часто горе видела людское, Ты миллионы лет цвела для нас, Но испытала ль ты хотя бы раз Такой позор и варварство такое? Страна моя, враги тебе грозят, Но выше подними великой правды знамя, Омой его земли кровавыми слезами, И пусть его лучи пронзят, Пусть уничтожат беспощадно Тех варваров, тех дикарей, Что кровь детей глотают жадно, Кровь наших матерей IBoJo отправлено дней назад.
Mississ отправила дней назад. Nastya отправлено дней назад. Mayonochek отправлено 96 дней назад. Не немцы, а убежденные нацисты — мрази, остальные — безвольное стадо и напуганные овцы, трясущиеся за свою жизнь. А вообще, любого человека можно понять, только если он не псих. У каждого есть свои причины. Возможно, вас заинтересуют другие посты по тегам:. Неверный логин или пароль. Комментарий дня ТОП Ученые подали коллективную апелляцию на первое в России присуждение степени кандидата теологии. Активные сообщества Наука Science. Тенденции День ВМФ Пожалуйста, войдите в аккаунт или зарегистрируйтесь. По вопросам работы сайта: Я уже с вами: Немцы они же люди Хотя нет, они животные! Наука Science Книжная лига Антимошенник Комиксы Пикабушники Северной Америки Скриншоты коментов Информационная безопасность Лига Геймеров Исследователи космоса 1 Лига путешественников 1. День ВМФ 14 праздники 11 ВМФ 8.
читает Е. К. Стихотворение ‘Чулочки’ Муса Джалиль
Характеристика общеобразовательной программы успех
Текст детская площадка
Стихотворение о войне Джалиля для школьников ‘Чулочки’
Профилактику столбняка необходимо провести при тесты
Понятие аномия было введено в социологию
Эфирное масло ладана свойства
Система установленных государством общеобязательных правил поведения норм
Муса Джалиль — Чулочки
Смысловые галлюцинации сделано в темноте торрент
Ибуфен д сиропдля детей инструкция
Гражданская комиссия по правам человека санкт петербург
Текст песни Макс Фривинг — Муса Джалиль — чулочки
Учу жену делать
Вырастить розу в картофельном клубне
Где можно устроиться на работу вахтой
Поэма «Ночь перед Рождеством»: Оригинальный текст (ТЕКСТ)
Одно из старейших и самых популярных рождественских стихотворений, обычно называемое «Ночь перед Рождеством», было написано в начале 19 века.
Хотя его автор оспаривается, поскольку стихотворение приписывалось как Клементу Кларку Муру, так и Генри Ливингстону-младшему на протяжении многих лет, оно определенно было впервые опубликовано 23 декабря 1823 года в газете Troy Sentinel в северной части штата Нью-Йорк.
Реклама
Его также называют «Визит Святого Николая» или «Ночь перед Рождеством».
Ниже приведены оригинальные тексты стихотворения (см., как стихотворение выглядело в Troy Sentinel здесь):
1’Это была ночь перед Рождеством, когда весь дом,
2Ни одно существо не шевелилось, даже мышь;
3 Чулки бережно повесили у камина,
4 В надежде, что Святой Николай скоро будет там;
5Дети уютно устроились в своих кроватях,
6 Пока в головах плясали видения сахарных слив,
7 И мама в платке, и я в чепце,
8 Только что приготовили наши мозги к долгому зимнему сну-
9 Когда на лужайке поднялся такой стук,
10 Я вскочил с кровати посмотреть, в чем дело.
11К окну Я полетел как молния,
12Разорвал ставни, подбросил створку.
13 Луна на груди свежевыпавшего снега,
14 Дала блеск полудня предметам внизу;
15Когда, что должно явиться моему изумленному взору,
16 Но миниатюрные сани и восемь крошечных северных оленей,
17 С маленьким старым возницей, таким живым и быстрым,
18 Я сразу понял, что это должен быть Святой Ник.
19Быстрее, чем орлы, его бегущие, они пришли,
20И он свистнул, и закричал, и позвал их по имени:
21″Сейчас! Дашер, сейчас! Танцор, сейчас! Прансер и Лисица,
22″Вперед! Комета, вперед! Купидон, вперед! Дандер и Бликсем;
23″На крыльцо! На стену!
24″А теперь мчись! мчись прочь! всех гнать!»
25Как сухие листья перед диким ураганом летят,
26При встрече с преградой взмывают в небо;
27Вот на крышу летели скакуны,
28С санями, полными Игрушек, — и Святого Николая тоже:
29И тут, в мгновение ока, Я услышал на крыше
30Скачок и топот каждого копытца.
31 Пока я втягивал голову и вертелся,
32 Вниз по трубе святой Николай шел с узлом:
33 Он был весь в мехах, с головы до ног,
34 И вся одежда его была в пятнах от пепла и копоти;
35Связка игрушек закинута ему на спину,
36И он похож на коробейника, только что раскрывшего свой мешок:
37Его глаза — как они блестели! ямочки его какие веселые,
38Его щеки были как розы, нос как вишенка;
39Его забавный ротик был натянут, как лук,
40И борода на подбородке была бела, как снег;
41Обрубок трубки он крепко зажал в зубах,
42И дым венком обвил голову.
43У него было широкое лицо и маленький круглый живот,
44Который трясся, когда он смеялся, как миска, полная киселя:
45Он был пухлый и пухлый, настоящий веселый старый эльф,
46И я рассмеялся, когда увидел его невольно;
47Его подмигивание и поворот головы
48Вскоре дал мне понять, что мне нечего бояться.
49Он не сказал ни слова, а сразу принялся за работу,
50И наполнил все чулки; потом рывком повернулся,
51И отложил палец от носа
52И, кивнув, поднялся вверх по трубе.
53Он вскочил к своим саням, свистнул своей упряжке,
54И все полетели, как пух чертополоха:
55Но я слышал, как он воскликнул, прежде чем он скрылся из виду-
56С Рождеством всех, и всем спокойной ночи.
Связанные
ночь перед рождествомtwas the night before christmaschristmas-poemChristmasbooks
Популярно в сообществе
Вам может понравиться
Визит Святого Николая Клемента Кларка Мура — Стихи
Клемент Кларк Мур
1779 –
1863
Это была ночь перед Рождеством, когда весь дом
Ни одно существо не шевелилось, даже мышь;
Чулки бережно повесили у камина,
В надежде, что Святой Николай скоро будет там;
Дети уютно устроились в своих кроватях,
Пока в их головах плясали видения сахарных слив;
И мама в косынке, и я в шапке,
Только что уложили наши мозги на долгий зимний сон,
Когда на лужайке поднялся такой грохот,
Я вскочил с кровати посмотреть, в чем дело.
Прочь к окну Я пролетел как молния,
Разорвал ставни и вскинул створку.
Луна на груди свежевыпавшего снега
Дала блеск полудня предметам внизу,
Когда, что должно явиться моему изумленному взору,
Но миниатюрные сани и восемь крошечных северных оленей,
Со стареньким кучером, таким живым и быстрым,
Я сразу понял, что это должен быть Святой Ник.
Быстрее, чем орлы, его бегущие, они пришли,
И он свистнул, и закричал, и назвал их по имени;
«Сейчас, Дашер! Сейчас, Танцор! Сейчас, Прансер и Виксен!
Вперед, Комета! Вперед, Купидон! Вперед, Дондер и Блитцен!
На верх крыльца! На верх стены!
Как сухие листья, что перед диким ураганом летят,
При встрече с преградой устремляются к небу;
Так на крышу летели скакуны,
С санями, полными Игрушек, и со Святым Николаем тоже.
И тут, в мгновение ока, я услышал на крыше
Скачкообразный стук копытца.
Пока я рисовал в голове и вертелся,
В трубу прыгнул святой Николай.
Он был одет весь в меха, с головы до ног,
И одежда его вся была в пепле и копоти;
Связка игрушек, которую он закинул на спину,
И он был похож на разносчика, только что открывшего свою сумку.