Читать книгу Стихи детям. Про любовь и не только Ларисы Рубальской : онлайн чтение
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]
Лариса Рубальская
Стихи детям. Про любовь и не только
Во внутреннем и внешнем оформлении использованы иллюстрации художника Александра Храмцова
© Рубальская Л.А., 2020
© Храмцов А.Ю., иллюстрации, 2020
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020
⁂
Моим любимым Артёму и Маргаритке
Гусиное перо
Это было давно, и прошло много лет,
Жил на свете печальный и умный поэт.
Разжигал вечерами он пламя свечи,
И стихи на бумагу ложились в ночи.
У поэта товарищ был – преданный гусь.
Он поэта любил, знал стихи наизусть.
Он дарил вечерами поэту перо,
И пером по бумаге водило добро.
Гусиное перо, гусиное перо –
Ну что это такое? – смешно и старо.
А гусь хочет нужным быть людям
Не в яблоках сладких на блюде,
Не пухом, в подушки набитым,
А словом в стихах знаменитым.
Мне недавно случайно слыхать довелось,
Что к потомку поэта пришел странный гость.
А поэт в это время поэму писал,
Что-то рифма не шла. Он в затылке чесал.
Странным гостем был гусь. Был поэт удивлен.
Гусь слегка был смущен, но вполне окрылен.
Подмигнул он потомку поэта хитро,
И на счастье ему протянул он перо.
Эскимос и папуас
Повстречались как-то раз
Эскимос и папуас.
И сказал папуас эскимосу:
«Я не знаю, как у вас,
А у нас зима сейчас –
До плюс тридцать доходят морозы».
Па-папуа-папуасы
Снег не видели ни разу,
Па-папуа-папуасы
В жарком климате живут.
Эскимосы, эскимосы
Эскимо едят в морозы,
И за это эскимосов
Эскимосами зовут.
Удивился эскимос,
У него в глазах вопрос,
И сказал эскимос папуасу:
«Началась у нас вчера
Настоящая жара –
Минус тридцать и хочется квасу».
Па-папуа-папуасы
Снег не видели ни разу,
Па-папуа-папуасы
В жарком климате живут.
Эскимосы, эскимосы
Эскимо едят в морозы,
И за это эскимосов
Эскимосами зовут.
Говорят, что до сих пор
Не окончен этот спор,
Только он ничего не меняет.
Объясняет эскимос
Папуасу про мороз.
Папуас про жару объясняет.
Фея
Фея знала свое дело
И, летая в небесах,
Днем и ночью то и дело
Совершала чудеса.
Эльф надменно-несерьезный
Как-то мимо пролетал.
Танец феи грациозной,
Пролетая, увидал.
Увидал цвет глаз кофейный,
Взмах прелестнейший из рук,
И узнать, кто эта фея,
Поручил он паре слуг.
Слуги были корифеи –
Два прележнейших пажа.
Полетели вслед за феей,
В поднебесии кружа.
Фея лилии коснулась,
Что-то нежное шепнув,
Тут же лилия проснулась,
Зелень листьев распахнув.
– Ах, вы фея пробужденья! –
Слуги впали в реверанс. –
В не любивших от рожденья
Пробудили чувства в нас.
Эльф-красавец очарован,
Наш любимый господин.
Вы скажите только слово,
Он без вас умрет один.
– Он хорош, – сказала фея, –
Я не стану отрицать.
Я люблю копить трофеи –
Покоренные сердца.
Фея сделала движенье,
Разбудила мотылька.
– Да, я фея пробужденья.
Но… сама я сплю пока!
Кенгуру
У кенгуру с утра плохое настроенье,
У кенгуру с утра не ладятся дела.
И кенгуру с утра в газету объявленье
Об этом очень грустное дала:
«Помогите кенгуру,
Потому что поутру
Кенгуру в своем кармане
Обнаружила дыру».
А дикобраз с утра в хорошем настроенье,
А дикобраз с утра уладил все дела,
И дикобраз с утра, увидев объявленье,
Решил, что кенгуру нужна игла.
И дикобраз спешит на выручку подруге.
Характер у него колючий, но не злой.
Известен дикобраз как мастер на все руки,
Дыру зашил он собственной иглой.
И кенгуру теперь в хорошем настроенье,
Спасен от сквозняков детеныш кенгуру. Ненужное уже, слетело объявленье
И бабочкой кружится на ветру.
Сказка про моль
На веранде, вьюнами увитой,
Перепелку ел толстый король.
В это время с большим аппетитом
Ела мантию бледная моль.
Это дело заметила свита,
Смело бросилась в праведный бой.
На веранде, вьюнами увитой,
Короля заслонила собой.
Неужели дело в моли?
Моль – букашка, и не боле.
Но бывает, даже моль
Доставляет людям боль.
На веранде, вьюнами увитой,
Спрятал моль горностаевый хвост.
И расстроилась верная свита –
Нету моли, обидно до слез.
Перепелка на время забыта,
Королю не до этого, нет.
На веранде, вьюнами увитой,
Остывает роскошный обед.
Неужели дело в моли?
Моль – букашка, и не боле.
Но бывает, даже моль
Доставляет людям боль.
На веранде, вьюнами увитой,
Будто раны посыпала соль,
Покружив на прощанье над свитой,
Скрылась в небе проказница-моль.
Наспех мантия кем-то зашита
И играет обычную роль.
На веранде, вьюнами увитой,
Снова ест перепелку король.
Принципиальный принц
В одной из тысячи столиЦ
На улиЦе Центральной
Жил во дворЦе красавеЦ-принЦ,
Он был принЦипиальный.
Был смуглым Цвет его лиЦа,
Цвет глаз был антраЦитный,
Рос куст акаЦий у крыльЦа,
На клумбах гиаЦинты.
КрасавеЦ-принЦ любил Цветы,
Построил им теплиЦу,
Всегда жить в мире красоты –
Таков был принЦип принЦа.
Любил он сына-сорванЦа
С красавиЦею дочкой.
Ведь были дети на отЦа
Похожи точка в точку.
Вот принЦ ангину подЦепил,
Взволнована принЦесса,
Ведь нет вакЦины от баЦилл
Подобного проЦесса.
И вот уже пениЦиллин
Залит в Цилиндр шприЦа.
Прожить на свете без ангин –
Таков был принЦип принЦа.
Готов нести за мудреЦа
Он Цепи и оковы,
А вот мерзавЦа и лжеЦа
Царапнет Цепким словом.
Ведь он был принЦ в конЦе конЦов,
Не спиЦа в колесниЦе,
И ненавидеть подлеЦов
Был главный принцип принЦа.
Менуэт
В партитурах нотных сложных
Вечно путались кларнеты,
Всевозможные вельможи
Замирали в менуэтах.
Кринолины дам роскошно
В такт качали силуэты,
И, как сабли в тонких ножнах,
Они прятались в корсетах.
В канделябрах меркли свечи,
Лили звуки клавесины.
В старом замке каждый вечер
Свечи грустные носили.
Засыпая, кавалеры
Там о женщинах вздыхали,
Чьи прелестные манеры
Ночью тоже отдыхали.
Золотистым сердоликом
Солнце на небо всходило
И светило всем великим,
Невеликим всем светило.
Парики вельмож дремали,
Пудра вяло осыпалась.
И величье их регалий
В днях былых навек осталось.
Пират
Волна блестит на солнце.
По морю бриг несется.
У старого пирата ужасно грустный вид.
Над трубкой дым клубился,
Сынок от рук отбился –
Совсем не хочет грабить,
Разбоев не творит.
Пират и сам не рад
Тому, что он пират,
Увы, не он командовал парадом.
Пиратом был отец,
Пиратом старший брат,
Так кем же быть ему, как не пиратом.
А сын был добрый малый,
Любил простор и скалы,
Романтик и мечтатель, поэтом был в душе.
Втолковывал папаше,
Хоть тот немножко старше,
Чтоб он разбои бросил, забыл о грабеже.
Пират и сам не рад
Тому, что он пират,
Увы, не он командовал парадом.
Пиратом был отец,
Пиратом старший брат,
Так кем же быть ему, как не пиратом.
Пираты всем семейством
Забыли про злодейства,
Разбоев не творили, и вот вам результат –
Однажды ровно в полночь
На острове сокровищ
Под старым саксаулом
Нашли бесценный клад.
Лунатики
Неба звездного квадратик
Заглянул в окно ко мне.
И лунатик, и лунатик
Появился на луне.
Он луну по небу катит,
К нам закатывает в сны.
Эй, лунатик, эй, лунатик,
Не свались, смотри, с луны.
Лунатики, лунатики
Зря времени не тратили,
Лунатики, лунатики,
Сквозь ночи пелену,
По тоненьким канатикам,
Совсем как акробатики,
Лунатики, лунатики
Забрались на луну.
Веселее нет занятий,
Чем смотреть на небеса.
Там лунатик, там лунатик
Вытворяет чудеса.
Мне сказали: «Эй, приятель,
Что ты в небе увидал?
Ты лунатик, ты лунатик,
Ты сюда с луны упал».
Разноцветная игра
Я с утра смотрю в окошко –
Дождик льет как из ведра.
Только выручить нас сможет
Разноцветная игра.
Никому про наш секрет не говори,
А стекляшек разноцветных набери,
И зажмурься, и три раза повернись,
А теперь глаза открой и удивись.
Две обычных серых кошки
Мокли посреди двора,
Сделать их цветными может
Разноцветная игра.
Никому про наш секрет не говори,
А стекляшек разноцветных набери,
И зажмурься, и три раза повернись,
А теперь глаза открой и удивись.
Для чего нужны стекляшки?
Объяснить пришла пора.
Смотришь в них – и мир раскрашен,
Вот и вся наша игра.
Карл у Клары…
Говорят, что это было
Много лет тому назад.
Клара Карла полюбила
За красивые глаза.
За его негромкий голос,
За его высокий рост.
Но девчонка прокололась,
Парень был не так уж прост.
Ведь Карл у Клары украл кораллы –
Колечко, брошку, кулон, браслет.
Она страдала,
Но не рыдала,
Купила Клара ему кларнет.
Говорят, он удивился,
Поднося к губам предмет.
И волшебный звук полился,
О любви запел кларнет.
Разбудило сердце чувство,
Карл был, в общем, не злодей.
Да, прекрасное искусство
Так влияет на людей.
Вернул Карл Кларе ее кораллы –
Колечко, брошку, кулон, браслет.
Она любила, она простила,
С тех пор той пары счастливей нет.
Говорят, родились дети,
Как родители, точь-в-точь –
Сын играет на кларнете,
Вся в кораллах ходит дочь.
И порой они все вместе,
Перепутав весь сюжет,
Распевают хором песню
Про кораллы и кларнет.
Что Карл у Клары украл кораллы –
Колечко, брошку, кулон, браслет.
Она, бедняжка,
Страдала тяжко,
Потом украла его кларнет.
Кто придумал светофор?
Это было, между прочим,
Очень много лет назад.
Самолет придумал летчик,
Садовод придумал сад.
Изобрел турист дорогу,
Футболист придумал мяч.
Но осталось очень много
Нерешаемых задач.
Неизвестно до сих пор,
Кто придумал светофор?
Кто придумал светофор? –
Неизвестно до сих пор.
Каждый делает, что хочет,
Все, что в голову взбредет.
И однажды, между прочим,
Что-нибудь изобретет.
К стенке гвоздь, к варенью чайник,
Черный хлеб для кислых щей.
В жизни много не случайно
Замечательных вещей.
Такса
Мы решили целым классом
Жизнь животных изучать.
Я принес собаку-таксу,
Сразу начал приручать.
Такса цвета шоколадки,
Я к ней в первый день привык,
Изучил ее повадки,
Про нее завел дневник.
Как-то вечером на даче
Показала такса класс –
Плыл я в речке по-собачьи,
Такса рядом стилем брасс.
И, конечно, наблюденье
Появилось в дневнике
Под названьем «Поведенье
Рыжей таксы на реке».
Раз в троллейбусе у кассы
Мы решили взять билет.
На людей известна такса,
А на таксу таксы нет.
– Как мне быть, скажите, с таксой? –
Я водителя спросил.
В микрофон сказал он басом:
– С таксой лучше на такси.
Жизнь животных целым классом
Изучали мы не зря.
Впечатлений всяких масса –
Так ребята говорят.
В дрессировке стал я асом,
Только начал замечать,
Что мои привычки такса
Тоже стала изучать.
Мне жалко Иванова
Вчера опять в почтовом ящике
Цветы оставил кто-то мне.
Слова про чувства настоящие
Он нацарапал на стене.
Я знаю, чьи это проделочки,
Кто для меня на все готов.
Хоть влюблены в тебя все девочки,
Ты мне не нужен, Иванов!
Мне жалко Иванова,
Бедняга Иванов!
Весь день твердит мне снова
Про вечную любовь.
А я люблю Петрова
И повторяю вновь:
Мне жалко Иванова,
Но жалость – не любовь.
Ночами длинными, осенними
Торчать под окнами кончай
И, не теряя даром времени,
Другим свиданья назначай.
Ты прекращай свои страдания
И на гитаре струн не рви,
А я к Петрову на свидание
Пойду в обход твоей любви.
Небылица
Я расскажу вам небыль,
Правдивую точь-в-точь.
В одном и том же небе,
В одну и ту же ночь
Из тучи месяц вышел
Светить на тишину.
А рядом, чуть повыше,
Он увидал луну.
Не может быть, не может,
На правду не похоже –
На это кто-то все же
Мне станет возражать.
Чьей жизни колесница
Без чуда вдаль умчится
И чудо не приснится,
Того мне, право, жаль.
Я взял кусочек мела
И обмакнул в капель.
И на сугробе белом
Нарисовал свирель.
Цветущий куст сирени
Качнулся на волне,
И лист слетел осенний
К свирелевой струне.
Не может быть, не может,
На правду не похоже –
На это кто-то все же
Мне станет возражать.
Чьей жизни колесница
Без чуда вдаль умчится
И чудо не приснится,
Того мне, право, жаль.
Все небыли и были –
Они не про меня.
Мы просто вместе были
Два долгих нежных дня.
Пока мы будем вместе,
Нам будут каждый день
Светить луна и месяц,
В снегу гореть сирень.
Все вместе
Каждый может, если хочет,
Пробежаться вдоль реки.
Только как же в одиночку
Бегать наперегонки?
Только как же в одиночку
Песни хором распевать?
Только как же в одиночку
Все на свете узнавать?
Все в тысячу раз интересней,
Когда мы все делаем вместе,
Все в тысячу раз, все в тысячу раз,
Все в тысячу раз интересней.
Постараться если очень,
Кем захочешь можешь стать.
Только как же в одиночку
В небе звезды сосчитать?
Только как же в одиночку
Над землею покружить,
Только как же в одиночку
Без друзей на свете жить?
Все в тысячу раз интересней,
Когда мы все делаем вместе,
Все в тысячу раз, все в тысячу раз,
Все в тысячу раз интересней.
Все на свете интересней,
Все на свете веселей.
Пусть подхватят эту песню
Все ребята на земле.
Пусть она летит, как ветер,
Пусть с собою нас зовет,
Может, на другой планете
Кто-то с нами запоет!
Лежу я и мечтаю
Лежу я и мечтаю,
Что вовсе не лежу,
Над городом летаю
И тучки развожу.
Навстречу проплывает
Мой старый школьный друг.
Такого не бывает!
А вдруг, а вдруг, а вдруг?
А вдруг на самом деле
Настал волшебный день?
А вдруг на самом деле
Вставать мне что-то лень.
А вдруг на самом деле?
Немножко полежу.
На будущей неделе
Пойду и погляжу.
А вдруг на самом деле
На небе звезд не счесть?
Попить бы лимонада,
Мороженым заесть.
Как быстро время мчится!
Уснули все вокруг.
Мне снова сон приснится.
А вдруг, а вдруг, а вдруг?
А вдруг на самом деле
Настал волшебный день?
А вдруг на самом деле
Вставать мне что-то лень.
А вдруг на самом деле?
Немножко полежу.
На будущей неделе
Пойду и погляжу.
А вдруг на самом деле
Я прибегу к реке,
Где плавают баранки
В сгущенном молоке.
Конфетами покрылся
И пряниками луг.
Мне сон такой приснился.
А вдруг, а вдруг, а вдруг?
Дикобраз
Почему-то весь наш класс
Дал мне кличку – Дикобраз.
А по школьной моде
Я причесан вроде.
Дикобраз, Дикобраз,
Причесался бы хоть раз.
Сговорились все вокруг,
Даже Мишка, лучший друг,
На уроке пенья
Встал и спел на сцене:
– Дикобраз, Дикобраз,
Причесался бы хоть раз.
У меня вопрос возник –
Как мой выглядит двойник?
Я из школы вышел,
А вдогонку слышу:
– Дикобраз, Дикобраз,
Причесался бы хоть раз.
В зоопарке узнаю
Сразу копию свою.
Там кричит из клетки
Попугай на ветке:
– Дикобраз, Дикобраз,
Причесался бы хоть раз.
В зоопарке нет зеркал,
Сам себя он не видал
И узнать не может,
Что мы с ним похожи.
– Дикобраз, Дикобраз,
Причесался бы хоть раз.
Трудно другу одному,
Шефство я над ним возьму,
Принесу расческу
И сам сменю прическу.
– Дикобраз, Дикобраз,
Причесался бы хоть раз.
Удивится весь класс:
Где ж наш бывший Дикобраз?!
Мы с дедом
Мой дед – современный
И вовсе не старый.
Туристские песни
Поет под гитару.
Он в джинсах, как я, ходит летом на даче.
Мы с дедом друзья, только вот незадача:
Ему все кажется, что мы не то читаем,
Ему все кажется, что мы не в то играем,
Ему все кажется, не те поем мы песни
И у него все в детстве было интересней.
Мы с дедом проводим вдвоем тренировки
И путаем даже порою кроссовки.
В компьютерах деду все просто и ясно,
И все же он часто ворчит несогласно.
Ему все кажется, что мы не то читаем,
Ему все кажется, что мы не в то играем,
Ему все кажется, не те поем мы песни
И у него все в детстве было интересней.
Вчера из бассейна идем вместе с дедом
И издали видим студента-соседа.
За деревом скрылись мы в ту же минуту –
Не может понять нас сосед почему-то:
Ему все кажется, что мы не то читаем…
Ему все кажется, что мы не в то играем,
Ему все кажется, не те поем мы песни
И у него все в детстве было интересней.
Мороженое
Царевна Несмеяна
Грустила постоянно.
Придворные пытались
Царевну рассмешить.
Да, видно, зря старались,
Уж лучше б догадались
Мороженым «Столичным»
Царевну угостить.
Ванильное на палочке,
С орехами в стаканчике,
С изюмом и клубничное,
И сверху шоколад.
И радуются девочки,
И радуются мальчики –
Мороженое «Столичное»!
Ну кто ж ему не рад?!!
Шел дождь и днем, и ночью,
На сердце грустно очень.
Весь двор в огромных лужах,
Не выйдешь погулять.
Печалиться не стоит,
Ведь средство есть простое,
Оно всегда поможет
Нам дождик переждать.
Ванильное на палочке,
С орехами в стаканчике,
С изюмом и клубничное,
И сверху шоколад.
И радуются девочки,
И радуются мальчики –
Мороженое «Столичное»!
Ну кто ж ему не рад?!!
И в тундре, и в пустыне,
И на полярной льдине,
В неведомых просторах
Космических планет,
В жару, и в дождь, и в стужу
Жуют его все дружно.
Ведь ничего вкуснее
На свете просто нет!
Колючки
Может быть, верблюд любил бы апельсины.
Кто же их не любит – нет на то причины.
Жаль, что в песках, где пасется верблюд,
Они не растут, не растут, не растут.
И все же, и все же, и все же
Есть у верблюда тоже
Солнышко, солнышко жгучее,
Колючки, колючки колючие.
Может быть, верблюд дружил бы с бегемотом,
Только бегемотов там не видно что-то.
Жаль, что в песках, где пасется верблюд,
Они не живут, не живут, не живут.
И все же, и все же, и все же
Есть у верблюда тоже
Солнышко, солнышко жгучее,
Колючки, колючки колючие.
Может быть, верблюд открыл бы яркий зонтик,
Если б тучка проплыла на горизонте.
Жаль, что в песках, где пасется верблюд,
Они не плывут, не плывут, не плывут.
Гиппопотам
В болоте жил гиппопотам.
Ну что он мог увидеть там?
Чему обрадоваться мог?
Весь день лежал и грустно мок.
Лягушек хор его дразнил,
Никто бедняге не звонил.
Ведь телефонов нету там,
Где грустно мок гиппопотам.
– Гиппопотам, гиппопотам! –
Ему кричали тут и там.
– Гиппопотам, гиппопотам! –
Так по утрам стучал тамтам.
Сосед ближайший крокодил
Порою в гости заходил.
Вернее, в гости заплывал,
Неодобрительно кивал.
Гиппопотам, гиппопотам!
Тебе бы лазить по горам.
Тебе бы плавать по морям,
А ты лежишь и мокнешь зря.
– Гиппопотам, гиппопотам! –
Ему кричали тут и там.
– Гиппопотам, гиппопотам! –
Так по утрам стучал тамтам.
И отвечал гиппопотам:
– Ты, брат, умен не по годам.
В моих делах большой судья,
А мокнешь так же, как и я.
С тех пор уже который год
Он с крокодилом спор ведет.
Пока ни он, ни крокодил
В борьбе не победил.
А пони – тоже кони!
В зоопарке летом жарко,
Там подстрижен ровный луг,
Скачут пони в зоопарке
День за днем, за кругом круг.
В разукрашенной попоне
И с бесстрашием в груди
Там один печальный пони
Вечно скачет впереди.
А пони – тоже кони,
И он грустит в загоне.
Ему б в лихой погоне
Кого-нибудь спасти,
Чтоб друг его счастливый
Потом погладил гриву,
Все это снится пони,
И пони грустит.
Друг-юннат к нему приходит
Покормить и причесать.
Но его не надо вроде
От разбойников спасать.
Он всегда приносит пончик –
Видно, любит от души.
Пони пончиков не хочет,
Хочет подвиг совершить.
А пони – тоже кони,
И он грустит в загоне.
Ему б в лихой погоне
Кого-нибудь спасти,
Чтоб друг его счастливый
Потом погладил гриву,
Все это снится пони,
И пони грустит.
А красавица пантера
Третий день не ест не пьет,
Из соседнего вольера
Пони знаки подает.
Удивив его немножко,
Чувства лучшие задела.
Ведь пантера – тоже кошка,
В нем мустанга разглядела.
Так и знайте!
От Тургенева в наследство
Мне досталась в сердце боль.
Будто кто-то злой из детства
Мне на раны сыплет соль.
Впечатленья время гасит,
Одного я не пойму –
Почему посмел Герасим
Утопить свою Муму?
Так и знайте! Так и знайте!
Страшных книжек не читайте,
Грустных фильмов не смотрите,
А животных берегите!
Дед Мазай и зайцы тоже
От беды на волосок.
Несмотря на возраст, все же
Он друзьям своим помог.
Человека зло не красит,
А добро к лицу ему.
Почему посмел Герасим
Утопить свою Муму?
Так и знайте! Так и знайте!
Страшных книжек не читайте,
Грустных фильмов не смотрите,
А животных берегите!
От Тургенева в наследство
Мне досталась в сердце боль.
Будто кто-то злой из детства
Мне на раны сыплет соль.
Я оправдываю часто
Чью-то горькую вину.
Но с собачкиным несчастьем
Вместе я пошел ко дну.
Как хочется!
Как хочется, как хочется
Надеть скафандр космический,
Слетать на Марс загадочный
Ну хоть на полчаса.
Все разобрать по винтикам
В приборе электрическом,
Но… детям не положены
Такие чудеса.
Ох уж эти дети!
Всегда они с вопросами!
Ох уж эти взрослые!
Попробуй их пойми!
И мечтают дети стать скорее взрослыми.
И мечтают взрослые стать опять детьми.
Как хочется, как хочется
Весь день альбом раскрашивать.
И голубя бумажного
Пускать под небеса.
И перед сном, зажмурившись,
Послушать сказку страшную.
Но… взрослым не положены
Такие чудеса.
Ох уж эти дети!
Всегда они с вопросами!
Ох уж эти взрослые!
Попробуй их пойми!
И мечтают дети стать скорее взрослыми.
И мечтают взрослые стать опять детьми.
Как хочется, как хочется,
Чтоб время шло стремительно.
Как хочется, как хочется,
Чтоб все наоборот.
Как хочется, как хочется,
Но вот что удивительно –
Что время, как положено,
Идет, идет, идет.
Акробаты и другие
Два брата-акробата под куполом летят.
Тройное сальто кружит внизу их третий брат.
И хлопает в ладоши, за братьев очень рад,
До цирка не доросший четвертый, младший брат.
Для того, кто в цирке рос,
Сам собой решен вопрос –
Кем ему в дальнейшем стать?
Цирковым, конечно!
Совершенно не боясь,
Крокодилу прямо в пасть
Научиться руку класть,
И притом успешно.
Научить шары летать,
Научить собак считать
Или зрителей смешить
Клоуном манежным.
Для того, кто в цирке рос,
Сам собой решен вопрос –
Кем ему в дальнейшем стать?
Цирковым, конечно!
Два брата-акробата закончили полет,
А кто там по канату под музыку идет?
Танцует на канате, качает веера.
С волненьем смотрят братья –
Так это ж их сестра!
Для того, кто в цирке рос,
Сам собой решен вопрос –
Кем ему в дальнейшем стать?
Цирковым, конечно!
Совершенно не боясь,
Крокодилу прямо в пасть
Научиться руку класть,
И притом успешно.
Научить шары летать,
Научить собак считать
Или зрителей смешить
Клоуном манежным.
Для того, кто в цирке рос,
Сам собой решен вопрос –
Кем ему в дальнейшем стать?
Цирковым, конечно!
Вот в цирке представленье приблизилось к концу.
А в публике волненье – все хлопают отцу.
Вошла в коробку мама, отец накинул плед,
И на глазах всех прямо оттуда вышел дед!
Воронежские женщины шли на Рубальскую, чтобы выйти замуж
Культура
705
Поделиться
6 апреля в Воронеже побывала Лариса Рубальская, чье имя хорошо известно любому поклоннику современной поп-музыки, ведь за свою творческую жизнь Лариса Алексеевна написала стихи для более чем 600 песен.
Рубальская охватила, пожалуй, весь цвет российской эстрады — среди исполнителей песен на ее стихи — самые звездные имена: Аллегрова, Кобзон, Пугачева, Киркоров, Овсиенко и др. Сама поэтесса признается, что все, что ею написано, — это истории из жизни. «Не обязательно моей… Ко мне часто подходят женщины и рассказывают свои истории, которые я затем перекладываю на стихи», — улыбается Лариса Алексеевна.
Но помимо тяги к искренним стихам есть у почитателей Ларисы Рубальской и еще один интерес — бытует мнение, что если подержать ее за руку, обязательно вскоре выйдешь замуж. Именно поэтому что в книжном магазине «Амиталь», где Лариса Алексеевна провела днем творческую встречу, что в Воронежском концертном зале, где поэтесса вечером давала концерт, собралось так много молодых красивых девушек с цветами, которые в надежде найти жениха готовы были оторвать Рубальской руку с корнем. «Я знаю, что у меня счастливая рука, и если у кого есть надобность, я не против — постою немного с протянутой рукой!» — шутила поэтесса.
«Ни про один город стихов не писала, только про Воронеж»
— Видели, в инстаграме я написала песенку про ваш город? — не успев выйти на сцену, поинтересовалась Рубальская. — Я люблю Воронеж город, я опять приеду скоро! Я ведь ни про один город стихов не писала. И тут задумалась — почему я так люблю Воронеж? И вспомнила, что в детстве, в пионерском лагере, участвовала в викторине и выиграла приз. А главный вопрос был такой — какой российский город состоит из птицы и животного? И только я догадалась, что это ворон и еж.
На протяжении почти двух часов Рубальская читала стихи, пела песни и рассказывала разные истории из жизни. А еще не уставала благодарить зрителей, что пришли на концерт. «Вы цветов надарили столько, что хоть грузовик подгоняй! Спасибо вам большое! Я ведь плохо в школе училась, у меня даже есть подтверждение моих незаурядных умственных способностей — характеристика об окончании 11 класса. Там черным по белому написано: «Лариса Рубальская обладает средними умственными способностями, занималась не регулярно, с трудом окончила 11 классов. В институт не рекомендуется!» Вот так мою жизнь перечеркнули еще в выпускном классе… Неизвестно, как бы все сложилось, но какие-то усилия, какие-то небесные силы помогли мне, и через год — когда эта характеристика уже была не нужна — я поступила в педагогический институт и окончила его с дипломом «Преподаватель русского языка и литературы». Правда, работы учителя я не нашла, зато наткнулась на объявление набора на курсы японского языка. Отучилась, и моя жизнь пошла в гору. А потом я попала в мир эстрады, который теперь называется шоу-бизнесом. Но я к нему отношусь параллельно — он сам по себе, я сама по себе. Я все-таки человек эстрады. Пишу по старинке — о любви и про любовь!» — поделилась поэтесса.
Лариса Алексеевна призналась, что когда писала свое первое стихотворение, даже помыслить не могла, что оно станет песней. Но знакомый композитор положил стихи на музыку и отдал песню Валентине Толкуновой. А потом еще одну и еще… «Мне просто посчастливилось, — считает Рубальская. — Сейчас вот многие молодые авторы подходят, просят помочь, предложить кому-то песню. Но я не могу ничего сделать, потому что сегодня руководят всем продюсеры, не всегда понимающие в стихах. Сейчас сначала просчитывается выгода!»
«За такой голос, как у меня, штрафовать надо!»
— Впервые выйти на сцену для меня было непросто. Мой друг-композитор сказал: «Ты не бойся! Выйди на сцену, выбери человека, сидящего в зале, и читай, глядя ему в глаза. Тогда не страшно.» Я так и сделала. Поехали мы с ним в подмосковный дом отдыха, он меня объявил, я вышла на сцену и выбрала себе «жертву» — симпатичную девушку. А девушка почти сразу вскочила и стала пробираться к выходу. Я кричу вслед: «Почему же вы уходите?» На что она резко бросила: «Думать надо, что говорите!» Я только потом поняла, что, глядя на нее я читала: «Кикимора болотная, ну где же ты была?» Девушку я, конечно, обидеть не хотела, но думать с тех пор стала больше. Когда у меня появилось уже много песен, тот же друг-композитор заявил: «Что ты все выходишь и только стихи читаешь? Это скучно! Надо еще и петь!» Я объяснила, что не умею, и за такой голос, как у меня, штрафовать надо. Он назвал меня глупой, я с этим согласилась и даже показала характеристику. В общем, он мне объяснил, что автор имеет право петь свои песни так, как умеет. «Ноты ты не путаешь, а голос — ну какой уж есть!» — сказал он. У Марка Бернеса, кстати, тоже был голос не очень. Он всегда говорил: «Я расскажу вам песню!» Шарль Азнавур говорил: «Я не боюсь потерять голос, потому что у меня его нет!» Это я вас подвожу к тому, что вам придется немножко потерпеть. Я, как Бернес, буду рассказывать вам свои песни под музыку. Кстати, хочу вас предупредить — когда я «типа пою», мне нужно хлопать и подпевать! Кто это делает, обязательно будет богатым, здоровым и счастливым!»
Видимо, с концерта все ушли и здоровыми, и счастливыми, потому что воронежцы с особым радушием и хлопали, и подпевали Ларисе Рубальской. В конце вечера поэтесса раздавала всем автографы и фотографировалась на память.
Подписаться
Авторы:
- org/Person»>
Марина Хоружая
Лариса Рубальская
Алла Пугачева
Филипп Киркоров
Воронеж
Школа
Концерт
Отдых
Бизнес
Опубликован в газете «Московский комсомолец» №16 от 10 апреля 2019
Заголовок в газете:
Очередь за счастьем
6 дек
Электромобили по-сибирски: как развивается экотранспорт у берегов Байкала
23 ноября
Иркутские рекорды: Юлия Меньшова за одну встречу с поклонниками раздала почти полтысячи автографов
8 ноября
Эксперты назвали непрерывное обучение необходимым требованием к современным профессионалам
Что еще почитать
Киссинджер предложил Путину капитуляцию: «мирный план» экс-госсекретаря США обречен на провал
41182
Михаил Ростовский
Эксперты высмеяли отчет ПВО ВСУ: одна несбитая ракета поразила все объекты
Фото
Видео
24464
Сергей Вальченко
Появились детали загадочного самоубийства полицейского в Раменском в день его свадьбы
23577
Виктория Чумакова
Мельникова в стрингах похвасталась подтянутой пятой точкой (видео)
10083
Оксана Шеберстова
Экстрасенс предсказала, чем закончится СВО на Украине
40211
Дмитрий Ильинский
Что почитать:Ещё материалы
В регионах
Взрыв на военном аэродроме в Рязани 5 декабря 2022 года: что известно
Фото
41053
Рязань
Анастасия Батищева
Для чего на самом деле нужна колючая сторона на терке: ответит 1 из 10
10443
Калмыкия
Лобовое стекло запотевает изнутри зимой? Протрите поверхность этим средством, и проблема будет решена
7625
Калмыкия
Строительство нового моста через Волгу в Саратове начнется в 2023 году
7578
Саратов
В Новосибирске планируют построить две станции метро по Ленинской линии до 2030 года
4999
Новосибирск
Елена Балуева
В Ярославской области от простуды скончалась восьмиклассница
3722
Ярославль
В регионах:Ещё материалы
Журнал Orion — 17 сборников стихов, которые стоит прочитать в Месяц женской истории
Март — Месяц женской истории , и мы вернулись с еще одним тщательно подобранным списком поэтических рекомендаций от редактора поэзии Orion Камиллы Данжи и ее друзей. От Тринидада до Кабула, Арктики и дальше, через воображаемые королевства, красную глину, падающий снег и пахнущий лимоном воздух, здесь вы найдете обманщиков и детей, горе и желание, близость, общность и решимость, написанные одними из самых убедительные женщины-поэты нашего времени.
Camille Dungy рекомендует:
Академия Трикстер от Дженни Л. Дэвис
Дженни Л. Дэвис Книга Дэвис так смешной, что I First Read
Дженни Л. Дэвис так смешной, что I First Read
Jenny L. Davis. в тихий час перед тем, как моя семья проснулась, я дважды громко рассмеялся. Но это также глубоко режет. Я подумал: Ой, это правда . И тогда я мог бы заплакать. Эти стихи о том, каково быть аборигеном в академических кругах, пронизаны трудными правдами, историями о обманщиках и анализом защитных экзоскелетов и человеческих останков. Грязь из красной глины просачивается вокруг ног этих поэтов и не дает им уйти слишком далеко от дома. Вот где многие из нас живут. Сядьте вместе с Дэвисом, Лисом, Кроликом, Пауком, Вороной, Стервятником и Койотом, чтобы узнать, как все стало так, как есть. (Университет Аризоны Пресс)
Тетя Берд от Yerra Sugarman
в этих седых и сбивающих во время Холокоста. На идиш имя тети означало «птица». Шугармен говорит на «языке падающего снега, сгибающегося на ветру», чтобы рассказать историю, которую нужно рассказывать, пересказывать и рассказывать снова. Не потому, что есть какое-то исцеление, которое может произойти после таких зверств, а потому, что, несмотря на это, она должна «пытаться измерить небо,/ несоизмеримое, гибискусно-красное небо/, и искать голос, который ищет его горло». ( Четырехваренные книги )
Утолк от Kasey Jueds
Вход . и живой. Подобно стране басен и сказок, Technicolor бродит по дороге из желтого кирпича. Воробьи — посыльные, как и вороны. Соседская собака дает мне рентгеновское зрение. Двери открываются в волшебные королевства, где девушки кусают прямо висящие фрукты, даже не удосужившись сорвать их с дерева. За исключением того, что этот волшебный мир — это наш мир, реальный мир, где снег падает и продолжает падать, и спустя долгое время после того, как кому-то заплатили за уборку старого сарая для инструментов, призраки химикатов, когда-то хранившихся там, витают в воздухе. ( Университет Питтсбург Пресс )
ABACUS OF LOSS By Sholeh Wolpé
в стихах, вкушенных с лимонами, блоссотами из Almond, и Gun Smoke, Sholehholpes. От детства в Тегеране до юности в Тринидаде и Великобритании изгнание и возвращение Вольпе в конечном итоге приводит ее в Лос-Анджелес и Вашингтон, округ Колумбия. Во всех этих пейзажах автор этих мемуаров в стихах встречает птиц и людей и новые части ее собственного сердца. как деревья в книге теряют, вновь обретают, а затем снова теряют свои листья. Подобно ямам, которые, как она видела, рабочие рыли на курорте в Тулуме, Мексика, чтобы закопать ночные водоросли, выходящие из Саргассова моря, 9 Вольпе.0020 Abacus of Loss ловит то, что разорвано и разбито волнами, возвращая обломки пескам времени и памяти. ( Университет Арканзас Пресс )
Как носить воду: отобранные стихи от Lucille Clifton, под редакцией Aracelis girmay
Read. Затем прочитайте еще раз. Люсиль Клифтон говорила голосом вселенной, бросая такой же любящий взгляд на таракана, как на лису, как на волны Чесапикского залива. Ее связь со многими яркими, уникальными жизнями на этой планете не имеет себе равных в современной американской поэзии. Ее фирменная сжатость, внимание и забота так же необходимы сегодня, как и тогда, когда она впервые написала стихи для этого тщательно подобранного сборника. ( BOA Editions )
A God at the Door by Tishani Doshi
In one of this book’s lush, thoughtful, sometimes necessarily jarring poems, Tishani Doshi writes, “the тело земли — это наше тело». Возможно, мы заботимся о своем собственном теле и телах друг друга с таким же большим и столь же небольшим почтением, как мы заботимся о земле. На протяжении «Бог у двери» Доши демонстрирует, где божественное действует в мирском, и места, где мир отделяет живое от божественного. Нет, она более конкретна. Доши пишет как человек уничтожают жизнь, убивая божественное внутри других. Взгляд этой книги глобален и обширен. Он перемещается от потерянных видов к потерянным берегам и к жизням, погибшим в результате перестрелок в родильном доме в Кабуле. Но свидетель сопровождает яростную волю к выживанию. Язык в A God at the Door пламенный и завораживающий, как будто зажженный чем-то, что мы могли бы назвать божественным. ( Copper Canyon Press )
Я думал, волков будет больше Сара Райан
Когда женщина в центре книги Сары Райан переезжает на Верхний полуостров Мичигана, она с удивлением не видит волков. Эта книга объясняет некоторые причины отсутствия волков в этом ландшафте, а также показывает, как волки постоянно присутствуют в сознании. Не только как метафора, но и как родня и как род. Я думал, что волков будет больше выкапывает кости, похороненные историей, и исследует кровь и мышцы, из которых состоят тела наших млекопитающих. «Люди становятся лесом», а отец воспитывает в своей девочке волка. У этих стихов иногда скалятся зубы, но они могут быть и нежными, как волчица-мать в мягкой берлоге. ( University of Alaska Press )
I Live in the Country & other dirty poems by Arielle Greenberg
The first poem in this collection, “I am Животное», закладывает основу для всего, что придет. Двусмысленность в слове «приходи» умышленна. В этой книге Ариэль Гринберг никогда не отрывается от животного тела, тела, жаждущего секса и тепла стаи. Грязный и домашний, дикий и свежий, 9«0020 Я живу в деревне » — дико обоснованная и полностью воплощенная книга. ( Четырехваренные книги )
Увеличение Минни Брюс Пратт
Наблюдая за миром, как будто через лизу Брюс Пратт описывает окрестности, их вязы и туи, дождь, снег, неминуемую смерть возлюбленной, живые изгороди, опушки и горькие травы. Возможно, благодаря этим наблюдениям горе становится терпимым. Или, может быть, индивидуальное горе усиливается его отголосками. Одно стихотворение из Увеличенный говорит: «Я пишу естественную историю моего мира». Другой сетует на знание того, что за всеми нами всегда должно быть последнее слово. Эти напряженные тексты измеряют скорбь и память, воплощение и неизбежный, окончательный конец воплощения. ( Wesleyan University Press )
Любопытная вещь от Сандры Лим
9009
Как в стихах в . Чучено
.0021 под названием «Пастораль», одно из которых описывает «Напитки в солнечном патио» и судьбу птицы, которая живет внутри дома, стихи этой книги проясняют сомнительное разделение между внутренним разумом, внешним телом, и сверхчеловеческий мир. Стихи Сандры Лим используют образы из мира природы как метафоры человеческого разума, голодного тела, но они никогда не используют независимую энергию горы, озера, оленя или розы, с которыми согласуется ее видение. Как в осознанном сне, где все и ничто не реально, Лим пишет мир, который одновременно магически метафоричен и в основе своей верен. ( В.В. Norton )
Recommendations from poet friends:
Shara McCallum recommends Anthropocene Lullaby by K.A. Хейс
К.А. Хейс — одаренный поэт-лирик, чьи работы были созданы благодаря ее постоянному вниманию и заботе о мире природы. Ее четвертая и новейшая коллекция, Anthropocene Lullaby 9.0021 эмоционально, интеллектуально и лингвистически заряжен. В этих стихах антропогенное изменение климата, быстрые технологические сдвиги и исследования себя (в том числе материнства) пересекаются и создают трещины в ощущении поэтом себя и времени. Я тронут тем, как обыденно Хейс вызывает тревогу перед лицом экологической катастрофы и скрывает горе. Меня в равной степени тронуло виртуозное мастерство поэта — звуковое эхо стихов, извилистый, но напряженный синтаксис и интимный, самовопрошающий тон. Книга местами тяжела для чтения, но и утешает. Поэт напоминает себе и нам, что материя и энергия никогда не создаются и не уничтожаются. Они меняют форму. Они трансформируются, как должны и как должны мы. ( Carnegie-Mellon University Press )
Тесс Тейлор рекомендует . она также отличный эссеист, и в этой книге она исследует такие разные вещи, как земля инуитов, где потепление приводит к раскопкам древних инструментов, доисторические поселения в Шотландии и ее собственные попытки раскопать воспоминания о давно ушедших путешествиях. Способы, которыми она перемещается между сообщенным, прочувствованным, увиденным и воспоминаемым, искусны. Она сострадательный свидетель таких тщательных неторопливых наблюдений: «Примерно через 30 минут я могла лучше видеть цвета, пока дымка не исказила их. Появились подробности. Как я мог не заметить три стебля травы рядом с моим правым коленом, связанные вместе клубком паутины? Когда бледная пчела залетала в цветок кипрея, это было событием». Для тех из нас, кто — даже на этой фазе пандемии — все еще находит время, которое требует, чтобы мы ждали в медлительности, книги, подобные Джейми, предлагают надежду на то, что это время даст нам время представить, раскопать и подумать о своей принадлежности к истории. и осколок. Оттуда, кто знает? Возможно, мы сможем мечтать о гораздо более мудрых снах. Тем временем Джейми в своем свидетельстве предлагает нам возможность увидеть более богато. ( Books Penguin Books )
Petra Kuppers Рекомендует Gentlewomen от Megan Kaminski
9009 . постапокалиптическая лихорадочная зоркость, пляшущая на человеческих руинах. Стихи сопровождают трех мифических женщин, пятигрудую Натуру и ее сестер Провидение и Фортуну, когда они идут по затопленной земле. Женщины — агенты, принимающие новые неопределенности — «Вот как мы исчезаем / идем без колебаний во тьму —», где озеро «пожирает атласным языком». В перламутровом поезде Фортуны «дети мои следуют за томным/под волнами и ускользающей фауной/поющими песнями, скользящими по шелку». Эта поэзия возносит свой молитвенный голос о холодной милости, и земля принимает своих мертвецов. В то же время межвидовая, панматериальная живость отмечает посткапиталистическое многоуровневое ликование Камински, когда «Инструкции (как удержать мир)» говорят нам: «Профильтровать через плоть, через почву, через слои легких и/ коренная порода. Чтобы откачать поток валюты ниже по течению от дизельного бака». Основанный на тщательном наблюдении за окружающей средой, Каминиски создает захватывающие зрелища алхимического выживания, где линии электропередач и кустарные пожары, жужжание мух и упадок дубов. стать лирическими агентами в меняющемся мире. ( Noemi Press )
KASEY JUEDS рекомендует Гиперборар от Joan Naviyuk Kane
. Вокруг, внутри и под стихами разносится бескрайняя тишина арктического пейзажа вместе с жестоким молчанием его коренных жителей. Молчание также живет в этих стихах как пространство, где может возникнуть что-то еще: новый способ чувствовать, мыслить или понимать; открытость, которой раньше не было. я люблю Hyperboreal за его бездонную и непреклонную красоту, тайну и печаль; за его глубокую близость с внешним и внутренним миром; ибо то, как я вчитываюсь в его речь и его молчание, вызывает во мне ответную тишину, желание слушать усерднее, слушать больше. «Слушая, — говорит говорящий в «Офорте», — я начал / Так мало знать». ( University of Pittsburgh Press )
Надя Колберн рекомендует Everything Awake Саша Стинсен
Как спать в мире, таком полном и в то же время таком хрупком? «Everything Awake» Саши Стинсен пульсирует жизнью, стремлением и смыслом. Дочь с аллергией на грецкие орехи и затрудненным дыханием, куры, о которых нужно заботиться, еда, которую нужно приготовить, отравленная река, секс с мужем, луна в небе, сама поэзия — вся красивая, богато описанная повседневность стихов. одновременно слишком много и недостаточно. В примечании автора Стинсен пишет: «Я надеюсь, что эти стихи могут предложить один скромный рассказ о заботе в нашем глубоко поврежденном мире». Это мир матерей, детей, влюбленных и пейзажей, в котором, несмотря на бессонницу, несмотря на ущерб, хочется задержаться и отпраздновать. ( Shearsman Books )
Rebecca Gayle Howell recommends Out Beyond the Land by Kimberly Burwick
Out Beyond the Land is the new сборник Кимберли Бервик, поэтессы с побережья Новой Англии. Она выросла в Массачусетсе, между Вустером и Хайаннисом, и пишет в традициях других соседей Вустера, таких как Стэнли Куниц и Элизабет Бишоп, чье воображение привело их не к кирпичу и ржавчине заводов, а к ближайшей противоположности: Атлантический океан. Сегодня Бервик живет на двадцати восьми акрах пышной растительности, не имеющих выхода к морю, в Нью-Гэмпшире, и она мать сына, у которого опасное для жизни заболевание сердца. В Out Beyond the Land Поэт стоит в своем Нью-Гэмпшире, молясь океану своего детства, этому бесконечному, безмолвному Богу. Она молится за того, кого она больше всего боится, когда-нибудь действительно может закончиться. Но Бервик отказывается от антиутопии. Ее созерцание направлено не на то, что может произойти, а на то, что есть. А что есть, живет. Насыщенные флорой, фауной и полетом, эти стихи кипучи и полны винограда. Биоразнообразие безошибочно связано с нервной системой, и линии Бервик происходят прямо с ее акров в Нью-Гэмпшире — места, где я не был, но теперь хочу знать: Паула Редс, черенки желтого чертополоха, цилиндры гусей, черника яркая по вариациям, оловянный щегол, переменный боярышник. Ее стихи разрывают швы, чтобы назвать и полюбить каждое существо, каждое растение, каждое существо, которое входит в сознание поэта, как будто напевая слово живое, живое, живое своему сыну. Сама книга легкая. Он состоит всего из сорока пяти выражений — последовательности нежных, утонченных стихов, каждое из которых озаглавлено на вымершем, дошедшем до нас языке, называемом латынью, каждое оформлено в формальном изобретении длиной в девять строк, по одной строке на каждый год, когда сын Бервика был старым в то время. написания этой книги. Разрывы связи входят и выходят, входят и выходят, как дыхание, как прилив. Это простое, совсем не простое, замечательное произведение искусства. ( Carnegie Mellon University Press )
Tess Taylor также рекомендует Сезонные работы с буквами Brenda Hillman
. Seasonal Works with Letters on Fire Несколько лет назад, признаюсь, я был немного озадачен. Были классические отсылки к Вергилию, длинные посвящения, «минифесты» и «микросезоны». Вместо букв иногда стояли забавные символы. Но со временем эта книга — исследование огня, действие которого происходит в зоне, подверженной его воздействию, — стала одной из моих любимых книг десятилетия. Книга и об огне, и о языке, и о ландшафте, и о позднем капитализме одновременно. Больше всего выигрывает то, как эти силы представляются фигурами друг друга и приятным образом перемещаются между голосами и регистрами речи. Стихи Хиллмана воплощают в себе обостренное, ясное осознание языков, на которых мы говорим, и языков, которые говорят на нас.