Разное

Рассказ можно попросить нину: «Можно попросить Нину?» | Библиотека СЕРАНН

admin

«Можно попросить Нину?» | Библиотека СЕРАНН

— Можно попросить Нину? — сказал я.

— Это я, Нина.

— Да? Почему у тебя такой странный голос?

— Странный голос?

— Не твой. Тонкий. Ты огорчена чем-нибудь?

— Не знаю.

— Может быть, мне не стоило звонить?

— А кто говорит?

— С каких пор ты перестала меня узнавать?

— Кого узнавать?

Голос был моложе Нины лет на двадцать. А на самом деле Нинин голос лишь лет на пять моложе хозяйки. Если человека не знаешь, по голосу его возраст угадать трудно. Голоса часто старятся раньше владельцев. Или долго остаются молодыми.

— Ну ладно, — сказал я. — Послушай, я звоню тебе почти по делу.

— Наверно, вы все-таки ошиблись номером, — сказала Нина. — Я вас не знаю.

— Это я, Вадим, Вадик, Вадим Николаевич! Что с тобой?

— Ну вот! — Нина вздохнула, будто ей жаль было прекращать разговор. — Я не знаю никакого Вадика и Вадима Николаевича.

— Простите, — сказал я и повесил трубку.

Я не сразу набрал номер снова. Конечно, я просто не туда попал. Мои пальцы не хотели звонить Нине. И набрали не тот номер. А почему они не хотели?

Я отыскал в столе пачку кубинских сигарет. Крепких как сигары. Их, наверное, делают из обрезков сигар. Какое у меня может быть дело к Нине? Или почти дело? Никакого. Просто хотелось узнать, дома ли она. А если ее нет дома, это ничего не меняет. Она может быть, например, у мамы. Или в театре, потому что на тысячу лет не была в театре.

Я позвонил Нине.

— Нина? — сказал я.

— Нет, Вадим Николаевич, — ответила Нина. — Вы опять ошиблись. Вы какой номер набираете?

— 1494089.

— А у меня Арбат — один — тридцать два — пять три.

— Конечно, — сказал я. — Арбат — это четыре?

— Арбат — это Г.

— Ничего общего, — сказал я. — Извините, Нина.

— Пожалуйста, — сказала Нина. — Я все равно не занята.

— Постараюсь к вам больше не попадать, — сказал я. — Где-то заклиналось. вот и попадаю к вам. Очень плохо телефон работает.

— Да, — согласилась Нина.

Я повесил трубку.

Надо подождать. Или набрать сотню. Время. Что-то замкнется в перепутавшихся линиях на станции. И я дозвонюсь. «Двадцать два часа ровно», — сказала женщина по телефону «сто». Я вдруг подумал, что если ее голос записали давно, десять лет назад, то она набирает номер «сто», когда ей скучно, когда она одна дома, и слушает свой голос, свой молодой голос. А может быть, она умерла. И тогда ее сын или человек, который ее любил, набирает сотню и слушает ее голос.

Я позвонил Нине.

— Я вас слушаю, — сказала Нина молодым голосом. — Это опять вы, Вадим Николаевич?

— Да, — сказал я. — Видно, наши телефоны соединились намертво. Вы только не сердитесь, не думайте что я шучу. Я очень тщательно набирал номер, который мне нужен.

— Конечно, конечно, — быстро сказала Нина. — Я ни на минутку не подумала. А вы очень спешите, Вадим Николаевич?

— Нет, — сказал я.

— У вас важное дело к Нине?

— Нет, я просто хотел узнать, дома ли она.

— Соскучились?

— Как вам сказать…

— Я понимаю, ревнуете, — сказала Нина.

— Вы смешной человек, — сказал я. — Сколько вам лет, Нина?

— Тринадцать. А вам?

— Больше сорока. Между нами толстенная стена из кирпичей.

— И каждый кирпич — это месяц, правда?

— Даже один день может быть кирпичом.

— Да, — вздохнула Нина, — тогда это очень толстая стена. А о чем вы думаете сейчас?

— Трудно ответить. В данную минуту ни о чем. Я же разговариваю с вами.

— А если бы вам было тринадцать лет или даже пятнадцать, мы могли бы познакомиться, — сказала Нина. — Это было бы очень смешно. Я бы сказала: приезжайте завтра вечером к памятнику Пушкину. Я вас буду ждать в семь часов ровно. И мы бы друг друга не узнали. Вы где встречаетесь с Ниной?

— Как когда.

— И у Пушкина?

— Не совсем. Мы как-то встречались у «России».

— Где?

— У кинотеатра «Россия».

— Не знаю.

— Ну, на Пушкинской.

— Все равно почему-то не знаю. Вы, наверное, шутите. Я хорошо знаю Пушкинскую площадь.

— Неважно, — сказал я.

— Почему?

— Это давно было.

— Когда?

Девочке не хотелось вешать трубку. почему-то она упорно продолжала разговор.

— Вы одна дома? — спросил я.

— Да. Мама в вечернюю смену. Она медсестра в госпитале. Она на ночь останется. Она могла бы прийти и сегодня, но забыла дома пропуск.

— Ага, — сказал я. — Ладно, ложись спать, девочка. Завтра в школу.

— Вы со мной заговорили как с ребенком.

— Нет, что ты, говорю с тобой, как со взрослой.

— Спасибо. Только сами, если хотите, ложитесь спать с семи часов. До свидания. И больше не звоните своей Нине. А то опять ко мне попадете. И разбудите меня, маленькую девочку.

Я повесил трубку. Потом включил телевизор и узнал о том, что луноход прошел за смену 337 метров. Луноход занимался делом, а я бездельничал. В последний раз я решил позвонить Нине уже часов в одиннадцать, целый час занимал себя пустяками. И решил, что, если опять попаду на девочку, повешу трубку сразу.

— Я так и знала, что вы еще раз позвоните, — сказала Нина, подойдя к телефону. — Только не вешайте трубку. Мне, честное слово, очень скучно. И читать нечего. И спать еще рано.

— Ладно, — сказал я. — Давайте разговаривать. А почему вы так поздно не спите?

— Сейчас только восемь, — сказала Нина.

— У вас часы отстают, — сказал я. — Уже двенадцатый час.

Нина засмеялась. Смех у нее был хороший, мягкий.

— Вам так хочется от меня отделаться, что просто ужас, — сказала она. — Сейчас октябрь, и потому стемнело. И вам кажется, что уже ночь.

— Теперь ваша очередь шутить? — спросил я.

— Нет, я не шучу. У вас не только часы врут, но и календарь врет.

— Почему врет?

— А вы сейчас мне скажете, что у вас вовсе не октябрь, а февраль.

— Нет, декабрь, — сказал я. И почему-то, будто сам себе не поверил, посмотрел на газету, лежавшую рядом, на диване. «Двадцать третье декабря» — было написано под заголовком.

Мы помолчали немного, я надеялся, что она сейчас скажет «до свидания». Но она вдруг спросила:

— А вы ужинали?

— Не помню, — сказал я искренне.

— Значит, не голодный.

— Нет, не голодный.

— А я голодная.

— А что, дома есть нечего?

— Нечего! — сказала Нина. — Хоть шаром покати. Смешно, да?

— Даже не знаю, как вам помочь, — сказал я. — И денег нет?

— Есть, но совсем немножко. И все уже закрыто. А потом, что купишь?

— Да, — согласился я. — Все закрыто. Хотите, я пошурую в холодильнике, посмотрю, что там есть?

— У вас есть холодильник?

— Старый, — сказал я. — «Север». Знаете такой?

— Нет, — сказала Нина. — А если найдете, что потом?

— Потом? Я схвачу такси и подвезу вам. А вы спуститесь к подъезду и возьмете.

— А вы далеко живете? Я — на Сивцевом Вражке. Дом 15/25.

— А я на Мосфильмовской. У Ленинских гор. За университетом.

— Опять не знаю. Только это неважно. Вы хорошо придумали, и спасибо вам за это. А что у вас есть в холодильнике? Я просто так спрашиваю, не думайте.

— Если бы я помнил, — сказал я. — Сейчас перенесу телефон на кухню, и мы с вами посмотрим.

Я прошел на кухню, и провод тянулся за мной, как змея.

— Итак, — сказал я, — открываем холодильник.

— А вы можете телефон носить за собой? Никогда не слышала о таком.

— Конечно, могу. А ваш телефон где стоит?

— В коридоре. Он висит на стенке. И что у вас в холодильнике?

— Значит, так… что тут, в пакете? Это яйца, неинтересно.

— Яйца?

— Ага. Куриные. Вот, хотите, принесу курицу? Нет, она французская, мороженая. Пока вы ее сварите, совсем проголодаетесь. И мама придет с работы. Лучше мы вам возьмем колбасы. Или нет, нашел марокканские сардины, шестьдесят копеек банка. И к ним есть полбанки майонеза. Вы слышите?

— Да, — сказала Нина совсем тихо. — Зачем вы так шутите? Я сначала хотела засмеяться, а потом мне стало грустно.

— Это еще почему? В самом деле так проголодались?

— Нет, вы же знаете.

— Что я знаю?

— Знаете, — сказала Нина. Потом помолчала и добавила: — Ну и пусть! Скажите, а у вас есть красная икра?

— Нет, — сказал я. — Зато есть филе палтуса.

— Не надо, хватит, — сказала Нина твердо. — Давайте отвлечемся. Я же все поняла.

— Что поняла?

— Что вы тоже голодный. А что у вас из окна видно?

— Из окна? Дома, копировальная фабрика. Как раз сейчас, полдвенадцатого, смена кончается. И много девушек выходит из проходной. И еще виден «Мосфильм». И пожарная команда. И железная дорога. Вот по ней сейчас идет электричка.

— И вы все видите?

— Электричка, правда, далеко идет. Только видна цепочка огоньков, окон!

— Вот вы и врете!

— Нельзя так со старшими разговаривать, — сказал я. — Я не могу врать. Я могу ошибаться. Так в чем же я ошибся?

— Вы ошиблись в том, что видите электричку. Ее нельзя увидеть.

— Что же она, невидимая, что ли?

— Нет, видимая, только окна светиться не могут. Да вы вообще из окна не выглядывали.

— Почему? Я стою перед самым окном.

— А у вас в кухне свет горит?

— Конечно, а так как же я в темноте в холодильник бы лазил? У меня в нем перегорела лампочка.

— Вот, видите, я вас уже в третий раз поймала.

— Нина, милая, объясни мне, на чем ты меня поймала.

— Если вы смотрите в окно, то откинули затемнение. А если откинули затемнение, то потушили свет. Правильно?

— Неправильно. Зачем же мне затемнение? Война, что ли?

— Ой-ой-ой! Как же можно так завираться? А что же, мир, что ли?

— Ну, я понимаю, Вьетнам, Ближний Восток… Я не об этом.

— И я не об этом… Постойте, а вы инвалид?

— К счастью, все у меня на месте.

— У вас бронь?

— Какая бронь?

— А почему вы тогда не на фронте?

Вот тут я в первый раз только заподозрил неладное. Девочка меня вроде бы разыгрывала. Но делала это так обыкновенно и серьезно, что чуть было меня не испугала.

— На каком я должен быть фронте, Нина?

— На самом обыкновенном. Где все. Где папа. На фронте с немцами. Я серьезно говорю, я не шучу. А то вы так странно разговариваете. Может быть, вы не врете о курице и яйцах?

— Не вру, — сказал я. — И никакого фронта нет. Может быть, и в самом деле мне подъехать к вам?

— Так и я в самом деле не шучу! — почти крикнула Нина. — И вы перестаньте. Мне сначала было интересно и весело. А теперь стало как-то не так. Вы меня простите. Как будто вы не притворяетесь, а говорите правду.

— Честное слово, девочка, я говорю правду, — сказал я.

— Мне даже страшно стало. У нас печка почти не греет. Дров мало. И темно. Только коптилка. Сегодня электричества нет. И мне одной сидеть ой как не хочется. Я все теплые вещи на себя накутала.

И тут же она резко и как-то сердито повторила вопрос:

— Вы почему не на фронте?

— На каком я могу быть фронте? — Уже и в самом деле шутки зашли куда-то не туда. — Какой может быть фронт в семьдесят втором году!

— Вы меня разыгрываете?

Голос опять сменял тон, был он недоверчив, был он маленьким, три вершка от пола. И невероятная, забытая картинка возникла перед глазами — то, что было с мной, но много лет, тридцать или больше лет назад. когда мне тоже было двенадцать лет. И в комнате стояла буржуйка. И я сижу не диване, подобрав ноги. И горит свечка, или это было керосиновая лампа? И курица кажется нереальной, сказочной птицей, которую едят только в романах, хотя я тогда не думал о курице…

— Вы почему замолчали? — спросила Нина. — Вы лучше говорите.

— Нина, — сказал я. — Какой сейчас год?

— Сорок второй, — сказала Нина.

И я уже складывал в голове ломтики несообразностей в ее словах. Она не знает кинотеатра «Россия». И телефон у нее только из шести номеров. И затемнение…

— Ты не ошибаешься? — спросил я.

— Нет, — сказала Нина.

Она верила в то, что говорила. Может, голос обманул меня? Может, ей не тринадцать лет? Может, она, сорокалетняя женщина, заболела еще тогда, девочкой, и ей кажется, что она осталась там, где война?

— Послушайте, — сказал я спокойно. Не вешать же трубку. — Сегодня двадцать третье декабря 1972 года. Война кончилась двадцать семь лет назад. Вы это знаете?

— Нет, — сказала Нина.

— Вы знаете это. Сейчас двенадцатый час… Ну как вам объяснить?

— Ладно, — сказал Нина покорно. — Я тоже знаю, что вы не привезете мен курицу. Мне надо было догадаться, что французских куриц не бывает.

— Почему?

— Во Франции немцы.

— Во Франции давным-давно нет никаких немцев. Только если туристы. Но немецкие туристы бывают и у нас.

— Как так? Кто их пускает?

— А почему не пускать?

— Вы не вздумайте сказать, что фрицы нас победят! Вы, наверно, просто вредитель или шпион?

— Нет, я работаю в СЭВе, Совете Экономической Взаимопомощи. Занимаюсь венграми.

— Вот и опять врете! В Венгрии фашисты.

— Венгры давным-давно прогнали своих фашистов. Венгрия — социалистическая республика.

— Ой, а я уж боялась, что вы и в самом деле вредитель. А вы все-таки все выдумываете. Нет, не возражайте. Вы лучше расскажите мне, как будет потом. Придумайте что хотите, только чтобы было хорошо. Пожалуйста. И извините меня, что я так с вами грубо разговаривала. Я просто не поняла.

И я не стал больше спорить. Как объяснить это? Я опять представил себе, как сижу в этом самом сорок втором году, как мне хочется узнать, когда наши возьмут Берлин и повесят Гитлера. И еще узнать, где я потерял хлебную карточку за октябрь. И сказал:

— Мы победим фашистов 9 мая 1945 года.

— Не может быть! Очень долго ждать.

— Слушай, Нина, и не перебивай. Я знаю лучше. И Берлин мы возьмем второго мая. Даже будет такая медаль — «За взятие Берлина». А Гитлер покончит с собой. Он примет яд. И даст его Еве Браун. А потом эсэсовцы вынесут его тело во двор имперской канцелярии, и обольют бензином, и сожгут.

Я рассказывал это не Нине. Я рассказывал это себе. И я послушно повторял факты, если Нина не верила или не понимала сразу, возвращался, когда она просила пояснить что-нибудь, и чуть было не потерял вновь ее доверия, когда сказал, что Сталин умрет. Но я потом вернул ее веру, поведав о Юрии Гагарине и о новом Арбате. И даже насмешил Нину, рассказав о том, что женщины будут носить брюки-клеш и совсем короткие юбки. И даже вспомнил, когда наши перейдут границу с Пруссией. Я потерял чувство реальности. Девочка Нина и мальчишка Вадик сидели передо мной на диване и слушали. Только они были голодные как черти. И дела у Вадика обстояли даже хуже, чем у Нины; хлебную карточку он потерял, и до конца месяца им с матерью придется жить на одну ее карточку, рабочую карточку, потому что Вадик посеял карточку где-то во дворе, и только через пятнадцать лет он вдруг вспомнит, как это было, и будет снова расстраиваться потому что карточку можно было найти даже через неделю; она, конечно, свалилась в подвал, когда он бросил на решетку пальто, собираясь погонять в футбол. И я сказал, уже потом, когда Нина устала слушать, то что полагала хорошей сказкой:

— Ты знаешь Петровку?

— Знаю, — сказала Нина. — А ее не переименуют?

— Нет. Так вот…

Я рассказал, как войти во двор под арку и где в глубине двора есть подвал, закрытый решеткой. И если это октябрь сорок второго года, середина месяца, то в подвале, вернее всего лежит хлебная карточка. Мы там, во дворе, играли в футбол, и я эту карточку потерял.

— Какой ужас! — сказала Нина. — Я бы этого не пережила. Надо сейчас же ее отыскать. Сделайте это.

Она тоже вошла во вкус игры, и где-то реальность ушла, и уже ни она, ни я не понимали, в каком году мы находимся, — мы были вне времен, ближе к ее сорок второму году.

— Я не могу найти карточку, — сказал я. — Прошло много лет. Но если сможешь, зайди туда, подвал должен быть открыт. В крайнем случае скажешь, что карточку обронила ты.

И в этот момент нас разъединили.

Нины не было. Что-то затрещало в трубке. Женский голос сказал:

— Это 1481815? Вас вызывает Орджоникидзе.

— Вы ошиблись номером, — сказал я.

— Извините, — сказал женский голос равнодушно.

И были короткие гудки. Я сразу же набрал снова Нинин номер. Мне нужно было извиниться. Нужно было посмеяться вместе с девочкой. Ведь получалась в общем чепуха…

— Да, — сказал голос Нины. Другой Нины.

— Это вы? — спросил я.

— А, это ты, Вадим? Что тебе не спится?

— Извини, — сказал я. — Мне другая Нина нужна.

— Что?

Я повесил трубку и снова набрал номер.

— Ты сума сошел? — спросила Нина. — Ты пил?

— Извини, — сказал я и снова бросил трубку.

Теперь звонить бесполезно. Звонок из Орджоникидзе все вернул на свои места. А какой у нее настоящий телефон? Арбат — три, нет, Арбат — один — тридцать два — тридцать… Нет, сорок…

Взрослая Нина позвонила мне сама.

— Я весь вечер сидела дома, — сказала она. — Думала, ты позвонишь, объяснишь, почему ты вчера так себя вел. Но ты, видно, совсем сошел с ума.

— Наверно, — согласился я. Мне не хотелось рассказывать ей о длинных разговорах с другой Ниной.

— Какая еще другая Нина? — спросила она. — Это образ? Ты хочешь заявить, что желал бы видеть меня иной?

— Спокойной ночи, Ниночка, — сказал я. — Завтра все объясню.

…Самое интересное, что у этой странной истории был не менее странный конец. На следующий день утром я поехал к маме. И сказал, что разберу антресоли. Я три года обещал это сделать, а тут приехал сам. Я знаю, что мама ничего не выкидывает. Из того, что, как ей кажется, может пригодиться. Я копался часа полтора в старых журналах, учебниках, разрозненных томах приложений к «Ниве». Книги были не пыльными, но пахли старой, теплой пылью. Наконец я отыскал телефонную книгу за 1950 год. книга распухла от вложенных в нее записок и заложенных бумажками страниц, углы которых были обтрепаны и замусолены. Книга было настолько знакома, что казалось странным, как я мог ее забыть, — если бы не разговор с Ниной, так бы никогда и не вспомнил о ее существовании. И стало чуть стыдно, как перед честно отслужившим костюмом, который отдают старьевщику на верную смерть.

Четыре первые цифры известны. Г-1—32… И еще я знал, что телефон, если никто из нас не притворялся, если надо мной не подшутили, стоял в переулке Сивцев Вражек, в доме 15/25. Никаких шансов найти тот телефон не было. Я уселся с книгой в коридоре, вытащив из ванной табуретку. Мама ничего не поняла, улыбнулась только проходя мимо, и сказала:

— Ты всегда так. Начнешь разбирать книги, зачитаешься через десять минут. И уборке конец.

Она не заметила, что я читаю телефонную книгу. Я нашел этот телефон. Двадцать лет назад он стоял в той же квартире, что и в сорок втором году. И записан был на Фролову К.Г.

Согласен, я занимался чепухой. Искал то, чего и быть не могло. Но вполне допускаю, что процентов десять вполне нормальных людей, окажись они на моем месте, делали бы то же самое. и я поехал на Сивцев Вражек.

Новые жильцы в квартире не знали, куда уехали Фроловы. Да и жила ли они здесь? Но мне повезло в домоуправлении. Старенькая бухгалтерша помнила Фроловых, с ее помощью я узнал все, что требовалось, через адресный стол.

Уже стемнело. По новому району, среди одинаковых панельных башен гуляла поземка. В стандартном двухэтажном магазине продавали французских кур в покрытых инеем прозрачных пакетах. У меня появился соблазн купить курицу и принести ее, как обещал, хоть и с двадцатилетнем опозданием. Но я хорошо сделал, что не купил ее. В квартире никого не было. И по тому, как гулко разносился звонок, мне показалось, что здесь люди не живут. Уехали.

Я хотел было уйти, но потом, раз уж забрался так далеко, позвонил в дверь рядом.

— Скажите, Фролова Нина Сергеевна — ваша соседка?

Парень в майке, с дымящимся паяльником в руке ответил равнодушно:

— Они уехали.

— Куда?

— Месяц как уехали на Север. До весны не вернутся. И Нина Сергеевна, и муж ее.

Я извинился, начал спускаться по лестнице. И думал, что в Москве, вполне вероятно, живет не одна Нина Сергеевна Фролова 1930 года рождения.

И тут дверь сзади снова растворилась.

— Погодите, — сказал тот же парень. — Мать что-то сказать хочет.

Мать его тут же появилась в дверях, запахивая халат.

— А вы кем ей будете?

— Так просто, — сказал я. — Знакомый.

— Не Вадим Николаевич?

— Вадим Николаевич.

— Ну вот, — обрадовалась женщина, — чуть было вас не упустила. Она бы мне никогда этого не простила. Нина так и сказала: не прощу. И записку на дверь приколола. Только записку, наверно, ребята сорвали. Месяц уже прошел. Она сказала, что вы в декабре придете. И даже сказала, что постарается вернуться, но далеко-то как…

Женщина стояла в дверях, глядела на меня, словно ждала, что я сейчас открою какую-то тайну, расскажу ей о неудачной любви. Наверное, она и Нину пытала: кто он тебе? И Нина тоже сказала ей: «Просто знакомый».

Женщина выдержала паузу, достала письмо из кармана халата.

«Дорогой Вадим Николаевич!

Я, конечно, знаю, что вы не придете. Да и как можно верить детским мечтам, которые и себе уже кажутся только мечтами. Но ведь хлебная карточка была в том самом подвале, о котором вы успели мне сказать…»

Можно попросить Нину?, отзывы на спектакль, постановка Московский областной театр кукол, Москва – Афиша-Театры

  • Абакан,
  • Азов,
  • Альметьевск,
  • Ангарск,
  • Арзамас,
  • Армавир,
  • Артем,
  • Архангельск,
  • Астрахань,
  • Ачинск,
  • Балаково,
  • Балашиха,
  • Балашов,
  • Барнаул,
  • Батайск,
  • Белгород,
  • Белорецк,
  • Белореченск,
  • Бердск,
  • Березники,
  • Бийск,
  • Благовещенск,
  • Братск,
  • Брянск,
  • Бугульма,
  • Бугуруслан,
  • Бузулук,
  • Великий Новгород,
  • Верхняя Пышма,
  • Видное,
  • Владивосток,
  • Владикавказ,
  • Владимир,
  • Волгоград,
  • Волгодонск,
  • Волжский,
  • Вологда,
  • Вольск,
  • Воронеж,
  • Воскресенск,
  • Всеволожск,
  • Выборг,
  • Гатчина,
  • Геленджик,
  • Горно-Алтайск,
  • Грозный,
  • Губкин,
  • Гудермес,
  • Дербент,
  • Дзержинск,
  • Димитровград,
  • Дмитров,
  • Долгопрудный,
  • Домодедово,
  • Дубна,
  • Евпатория,
  • Екатеринбург,
  • Елец,
  • Ессентуки,
  • Железногорск (Красноярск),
  • Жуковский,
  • Зарайск,
  • Заречный,
  • Звенигород,
  • Зеленогорск,
  • Зеленоград,
  • Златоуст,
  • Иваново,
  • Ивантеевка,
  • Ижевск,
  • Иркутск,
  • Искитим,
  • Истра,
  • Йошкар-Ола,
  • Казань,
  • Калининград,
  • Калуга,
  • Каменск-Уральский,
  • Камышин,
  • Каспийск,
  • Кемерово,
  • Кингисепп,
  • Кириши,
  • Киров,
  • Кисловодск,
  • Клин,
  • Клинцы,
  • Ковров,
  • Коломна,
  • Колпино,
  • Комсомольск-на-Амуре,
  • Копейск,
  • Королев,
  • Коряжма,
  • Кострома,
  • Красногорск,
  • Краснодар,
  • Краснознаменск,
  • Красноярск,
  • Кронштадт,
  • Кстово,
  • Кубинка,
  • Кузнецк,
  • Курган,
  • Курганинск,
  • Курск,
  • Лесной,
  • Лесной Городок,
  • Липецк,
  • Лобня,
  • Лодейное Поле,
  • Ломоносов,
  • Луховицы,
  • Лысьва,
  • Лыткарино,
  • Люберцы,
  • Магадан,
  • Магнитогорск,
  • Майкоп,
  • Махачкала,
  • Миасс,
  • Можайск,
  • Московский,
  • Мурманск,
  • Муром,
  • Мценск,
  • Мытищи,
  • Набережные Челны,
  • Назрань,
  • Нальчик,
  • Наро-Фоминск,
  • Находка,
  • Невинномысск,
  • Нефтекамск,
  • Нефтеюганск,
  • Нижневартовск,
  • Нижнекамск,
  • Нижний Новгород,
  • Нижний Тагил,
  • Новоалтайск,
  • Новокузнецк,
  • Новокуйбышевск,
  • Новомосковск,
  • Новороссийск,
  • Новосибирск,
  • Новоуральск,
  • Новочебоксарск,
  • Новошахтинск,
  • Новый Уренгой,
  • Ногинск,
  • Норильск,
  • Ноябрьск,
  • Нягань,
  • Обнинск,
  • Одинцово,
  • Озерск,
  • Озеры,
  • Октябрьский,
  • Омск,
  • Орел,
  • Оренбург,
  • Орехово-Зуево,
  • Орск,
  • Павлово,
  • Павловский Посад,
  • Пенза,
  • Первоуральск,
  • Пермь,
  • Петергоф,
  • Петрозаводск,
  • Петропавловск-Камчатский,
  • Подольск,
  • Прокопьевск,
  • Псков,
  • Пушкин,
  • Пушкино,
  • Пятигорск,
  • Раменское,
  • Ревда,
  • Реутов,
  • Ростов-на-Дону,
  • Рубцовск,
  • Руза,
  • Рыбинск,
  • Рязань,
  • Салават,
  • Салехард,
  • Самара,
  • Саранск,
  • Саратов,
  • Саров,
  • Севастополь,
  • Северодвинск,
  • Североморск,
  • Северск,
  • Сергиев Посад,
  • Серпухов,
  • Сестрорецк,
  • Симферополь,
  • Смоленск,
  • Сокол,
  • Солнечногорск,
  • Сосновый Бор,
  • Сочи,
  • Спасск-Дальний,
  • Ставрополь,
  • Старый Оскол,
  • Стерлитамак,
  • Ступино,
  • Сургут,
  • Сызрань,
  • Сыктывкар,
  • Таганрог,
  • Тамбов,
  • Тверь,
  • Тихвин,
  • Тольятти,
  • Томск,
  • Туапсе,
  • Тула,
  • Тюмень,
  • Улан-Удэ,
  • Ульяновск,
  • Уссурийск,
  • Усть-Илимск,
  • Уфа,
  • Феодосия,
  • Фрязино,
  • Хабаровск,
  • Ханты-Мансийск,
  • Химки,
  • Чебоксары,
  • Челябинск,
  • Череповец,
  • Черкесск,
  • Чехов,
  • Чита,
  • Шахты,
  • Щелково,
  • Электросталь,
  • Элиста,
  • Энгельс,
  • Южно-Сахалинск,
  • Якутск,
  • Ялта,
  • Ярославль

Как автор и иллюстратор адаптировали сложную историю жизни Нины Симон для детей: NPR



ОДИ КОРНИШ, ВЕДУЩАЯ:

Далее мы собираемся рассказать вам историю почти отложенной мечты. Все начинается с маленькой девочки, выросшей на сегрегированном юге 30-х и 40-х годов.

ТРЕЙСИ ТОДД: Это была Юнис Кэтлин Уэймон. Она родилась в Трайоне, Северная Каролина, и очень хотела стать классической музыкантшей.

КОРНИШ: Это автор Трейси Тодд, и то, как она это рассказывает…

ТОДД: Эта мечта не сбылась, но Нина нашла способ. Нина нашла способ.

КОРНИШ: Юнис стала Ниной Симон, плодовитым композитором и певицей, написавшей «To Be Young, Gifted And Black» среди многих других песен.

(ЗВУК ИЗ ПЕСНИ «БЫТЬ МОЛОДЫМ, ОДАРЕННЫМ И ЧЕРНЫМ»)

НИНА СИМОНЕ: (поет) Ты молод, одаренный и черный.

КОРНИШ: Трэйси Тодд рассказывает историю ранней жизни Симоны в ярких, эмоциональных оттенках в новой детской книге под названием «Нина: История Нины Симон». Он проиллюстрирован признанным критиками художником Кристианом Робинсоном. Так что же вдохновило их взять версию истории Симоны, истории, отмеченной расизмом и борьбой за психическое здоровье, и превратить ее в историю для детей?

(ЗВУК ИЗ ПЕСНИ «Быть молодым, одаренным и черным»)

СИМОНЕ: (Поет) Целый мир, девочка, ждет тебя.

ТОДД: Вес всего этого не приходил мне в голову, когда я начал писать. Я понял, что здесь предстоит сложная история. Но в конце концов я дошел до того, что почувствовал, что у меня есть история, которая имеет смысл и посвящена Нине Симон. Мне очень хотелось рассказать историю, которая показала бы траекторию ее жизни, показала, как ее детские переживания повлияли на то, кем она была во взрослой жизни.

КОРНИШ: Кристиан Робинсон, для вас, я думаю, вы знаете, когда я смотрю на некоторые другие ваши работы, которые вы проиллюстрировали, будь то «Мертвая птица», Маргарет Уайз Браун, которая, вы знаете, иллюстрированная книга о смерти — вы также проиллюстрировали книгу о Жозефине Бейкер. Как вы думали о подходе к этому?

КРИСТИАН РОБИНСОН: Ну, я люблю истории, к которым немного сложнее подойти и рассказать ребенку. Но я думаю, что это истории, которые важнее всего рассказать — те, которые показывают трудности мира, но так, чтобы это было честно и доступно для молодежи.

КОРНИШ: Был ли у вас такой взгляд, что вы почувствовали, что вот как я могу вызвать ее, имея в виду ее профиль, или ее волосы, или какую-то ее позу? Было ли что-то такое, что, когда ты смотришь на обложки этих альбомов, начало приходить к тебе?

РОБИНСОН: Это были волосы для меня, я думаю, это то, что я как бы продолжал думать, что это будет вещью, чтобы графически запечатлеть ее — также ее профиль. Обычно, когда я иллюстрирую, я стремлюсь к простоте, поэтому я всегда упрощаю вещи. Но с Ниной я чувствовал себя обязанным показать ее черты, убедиться, что они были заметными, потому что это было частью того, что делало ее такой особенной и важной.

КОРНИШ: Да, потому что она заботилась о том, чтобы ее считали черной женщиной, верно? Это было частью ее общественного идеала. Она хотела, чтобы ее считали темнокожей чернокожей женщиной, и чтобы люди находили в этом красоту.

РОБИНСОН: Да. Она была подлинной. Она казалась такой настоящей, такой человечной. Вы заметите, что обложка книги розовая.

КОРНИШ: Не только розовый. Это самый яркий, самый розовый из возможных…

ТОДД: Да.

КОРНИШ: …То, что вы могли бы найти.

РОБИНСОН: Ну да. Розовый — прекрасный цвет. Это смелый цвет, но это также и мягкий цвет. И я думаю, что для меня было важно, рассказывая ее историю визуально, показать не только ее силу, но и ее уязвимость. Знаете, часто такой персонаж, как Нина, воспринимается как столп силы, преодолевший так много. Но, знаете, все те вещи и переживания, через которые она прошла, глубоко повлияли на нее. И мне было важно визуально показать ту уязвимость, эту мягкость.

ТОДД: Я думаю, что во многих случаях, когда мы видим истории о лидерах движения за гражданские права, они как бы отодвигаются на мгновение. И нет никакого смысла в том, что было раньше и как все стало таким. И я просто хотел рассказать историю Нины как опыт чего-то, основанного на том, что было раньше, потому что именно так я воспринимал ее музыку. Одна из моих любимых песен — «Поворотный момент», это просто маленькая песенка, в которой Нина притворяется маленькой девочкой и, я полагаю, белой девочкой, потому что она описывает этого нового друга, чья кожа как шоколад.

(ЗВУК ПЕСНИ, «ПОВОРОТА»)

СИМОНА: (поет) Видишь маленькую коричневую девочку? Она такая же старая, как и я.

ТОДД: И она рассказывает своей матери об этом и о том, как весело у них было в первом классе. А потом, когда она спрашивает мать, может ли ее новый друг прийти, музыка обрывается.

(ЗВУК ПЕСНИ, «ПОВОРОТНАЯ ТОЧКА»)

СИМОНЕ: Мама, что ты сказала?

ТОДД: И Нина говорит, почему бы и нет, мама?

(ЗВУК ПЕСНИ, «ПОВОРОТНАЯ ТОЧКА»)

СИМОНЕ: Почему бы и нет? (поет) О.

ТОДД: И эта песня во многом о том моменте, когда Нина больше не могла играть с юным Дэвидом (ph), который так долго был ее товарищем по играм.

КОРНИШ: Верно. Это сцена из книги, где ребенок работодателя ее матери является ее товарищем по играм, пока однажды…

ТОДД: Да.

КОРНИШ: …Решено, что он больше не может быть товарищем по играм.

ТОДД: Да. Я думаю, что для детей важно видеть, какими были эти люди, которых мы почитаем и которых так высоко ценим, в детстве, и как это повлияло на то, кем они стали во взрослом возрасте.

КОРНИШ: Вы знаете, одна из особенностей Нины Симон — ее голос был очень текстурным. И я думаю, что в этой истории, Трейси, вы описываете моменты как низкий гул гнева и страха, ее голос подобен грому.

(ЗВУК ПЕСНИ, «МИССИСИППИ ГОДДАМ»)

СИМОНЕ: (Поет) Гончие псы идут по моему следу, эти школьники сидят в тюрьме.

КОРНИШ: Можете ли вы рассказать о своем стиле письма, о том, как вы развивались?

СИМОНЕ: Я хотел иметь идею строительства. Итак, я использую образы грома и барабана, знаете ли, потому что я так много думаю о книге о построении до этого последнего момента, построении на создании «Миссисипи Годдам» и ее активности.

(ЗВУК ПЕСНИ, «МИССИСИППИ, БОЖЕ БЫ»)

СИМОНЕ: (Поет) Все знают о Миссисипи, черт возьми.

Вот и все.

ТОДД: Для меня было очень важно назвать время этими образами, а также использовать их в различных моментах ее жизни. Так что говорить о проповедях ее матери, говорить о ее собственном голосе — вот откуда это взялось.

КОРНИШ: К концу книги Нину тянет стать более публичной частью движения за гражданские права чернокожих, отчасти из-за убийства доктора Мартина Лютера Кинга. Что вы хотите, чтобы люди вынесли из этого, Кристиан, а затем Трейси?

РОБИНСОН: Когда я рисовал иллюстрацию для этой книги, это было летом 2020 года. И часто для меня рисование и создание картинок — это мой побег. Но побег был невозможен из-за происходящего и борьбы с расовой несправедливостью и пандемией. Мне было легко увидеть эту нить между борьбой, через которую прошла Нина Симон, и той борьбой, которую мы все еще имеем сегодня. И для меня эта книга была способом разобраться со всеми этими вещами. Это был способ почтить память героев того момента и, возможно, даже вдохновить некоторых новых героев в будущем.

КОРНИШ: Трейси, для тебя.

ТОДД: Вы знаете, я также как бы обдумывал все, что происходило, и просто чувствовал такое чувство отчаяния во взрослом мире, просто чувствовал, что с детьми все наладится. И поэтому я переписал концовку так, чтобы она заканчивалась на (чтение), и когда она пела о черных детях, вы, прекрасные, драгоценные мечты, ее голос звучал как надежда.

Я хотел закончить книгу с надеждой.

(ЗВУК ИЗ ПЕСНИ «ВОЗЬМИ МЕНЯ В ВОДУ»)

СИМОНЕ: (поет) И я не возражаю, если он зеленый. Я не возражаю, если он синий.

КОРНИШ: Что ж, Трейси Тодд и Кристиан Робинсон, большое спасибо за то, что поговорили с нами.

ТОДД: С удовольствием, с большим удовольствием.

РОБИНСОН: Спасибо, что пригласили нас.

(ЗВУК ИЗ ПЕСНИ «ВОЗЬМИ МЕНЯ В ВОДУ»)

СИМОНЕ: (поет) О, потому что это успокаивает меня. Это трогает меня.

Copyright © 2021 NPR. Все права защищены. Посетите страницы условий использования и разрешений нашего веб-сайта по адресу www.npr.org для получения дополнительной информации.

Стенограммы NPR создаются в сжатые сроки подрядчиком NPR. Этот текст может быть не в своей окончательной форме и может быть обновлен или пересмотрен в будущем. Точность и доступность могут отличаться. Официальной записью программ NPR является аудиозапись.

ИСТОРИЯ НИНЫ СИМОНЕ – Интервью с автором Трейси Н. Тодд

Бывают моменты, когда вы видите обложку книги, и у вас просто отвисает челюсть. Просто падает, ударяется об пол и закатывается под комод.

Здесь.

Вот пример:

Вот так. Теперь возьмите свою челюсть и вытрите эти комочки пыли, прежде чем прикреплять ее обратно.

NINA , который выходит 28 сентября, это не первая книжка-биография Нины Симон. Это будет не последняя книжка с картинками, когда-либо написанная биография Нины Симон. Но то, что он делает, он делает очень хорошо. По сути, книга освещает кусочек жизни Нины Симон, раскрывает более важные последствия ее существования и помещает ее мир и времена в контекст. Другими словами, он делает то, что намеревался сделать. И я, со своей стороны, решил выяснить, как автор Трейси Н. Тодд смогла написать эту книгу так же хорошо, как она.

Бетси Берд: Трейси, большое спасибо, что присоединились ко мне сегодня. Кажется нелепым говорить, что у Нины Симон прямо сейчас есть момент, поскольку кажется, что никогда не было времени, когда у Нины Симон не было момента. Но прошлым летом мы видели ее присутствие в документальном фильме «ЛЕТО ДУШИ», и потерянные кадры с ней просто ошеломляют после всех этих лет. Что для вас послужило толчком к тому, чтобы рассказать ее историю в формате книжки-биографии с картинками?