«Законы хороши, но их надобно еще хорошо исполнять, чтобы люди были счастливы» (Н.М. Карамзин)
Н.М. Карамзин, поднимая проблему надлежащего исполнения законов, утверждает, что люди будут счастливы, если законы будут не просто существовать, но и исполняться.
С данным высказыванием нельзя не согласиться. Закон – это нормативно-правовой акт, который регулирует общественную жизнь. Законы будут действовать положительно только в том случае, когда они не просто будут зафиксированы на бумаге, но и будут реализовываться в реальной жизни. Счастье социума зависит от порядка и справедливости. Чтобы общество наслаждалось справедливостью, нужно чтобы каждый член общества соблюдал законы и обладал равными правами и обязанностями. Если человек совершает правонарушение, то он должен понести наказание, независимо от того, какое место он занимает в обществе. Это и есть определение исполнения закона. Только тогда, когда законы действуют абсолютно для всех, люди будут счастливы.
Ведь если действительно хороший закон не будет исполняться в реальной жизни, то этот закон не имеет никакого смысла.
В качестве подтверждающего позицию факта можно привести пример из общественной жизни. Существует множество примеров, когда представители чиновничьей власти совершают преступления разного характера, но почему-то не несут наказания за совершенные злодеяния. В этом случае закон действует не на всех граждан. Полномерного исполнения закона не наблюдается, и общество не может находиться в состоянии спокойствия, так как оно ощущает беспокойство по поводу того, что в обществе есть несправедливость, позволяющая некоторым лицам не отвечать за собственные поступки. Этот пример показывает, что закон есть, однако действует он не в полной мере.
Еще одним фактом является пример из романа А. С. Пушкина «Дубровский». Кирила Петрович Троекуров знакомит свою дочь Машу с влиятельным человеком – князем Верейским. Троекуров хочет, чтобы его дочь связала свою жизнь брачными узами с князем, преследуя собственные корыстные цели.
Родственные связи с князем Верейским повысили бы и положение Кирилы Петровича в обществе, и его материальное состояние. Фактически брак Маши Троекуровой и князя Верейского можно назвать фиктивным браком, хотя уже с 1702 года был введен принцип добровольности вступления в брак. А. С. Пушкин подчеркивает, что Маша Троекурова не хотела выходить замуж за князя Верейского и пыталась отговорить своего отца от этой идеи. В романе показано, что существующий на бумаге закон о добровольном браке не был реализован в реальной действительности, и из-за этого Маша оказалась несчастна. Если бы этот закон действительно бы действовал в те времена, то девушка смогла бы обрести счастье.
На основании приведенных теоретических положений и фактического материала можно сделать вывод о том, что счастье общества зависит от наличия справедливости в нем, а справедливость будет только тогда, когда закон будет не просто существовать, но и по-настоящему действовать в реальной жизни и оказывать влияние абсолютно на всех граждан.
Понравилось эссе? А вот еще:
Читать онлайн «Письма русского путешественника», Николай Карамзин – Литрес, страница 39
156
Лондон, сентября… 1790
Было время, когда я, почти не видав англичан, восхищался ими и воображал Англию самою приятнейшею для сердца моего землею. С каким восторгом, будучи пансионером профессора Ш, читал я во время американской войны донесения торжествующих британских адмиралов! Родней, Гоу не сходили у меня с языка; я праздновал победы их и звал к себе в гости маленьких соучеников моих. Мне казалось, что быть храбрым есть… быть англичанином, великодушным – тоже, чувствительным – тоже; истинным человеком – тоже.
Романы, если не ошибаюсь, были главным основанием такого мнения. Теперь вижу англичан вблизи, отдаю им справедливость, хвалю их – но похвала моя так холодна, как они сами.
Во-первых, я не хотел бы провести жизнь мою в Англии для климата, сырого, мрачного, печального. Знаю, что и в Сибири можно быть счастливым, когда сердце довольно и радостно, но веселый климат делает нас веселее, а в грусти и в меланхолии здесь скорее, нежели где-нибудь, захочется застрелиться. Рощи, парки, луга, сады – все это прекрасно в Англии, но все это покрыто туманами, мраком и дымом земляных угольев. Редко-редко проглянет солнце, и то ненадолго, а без него худо жить на свете. «Кланяйся от меня солнцу, – писал некто отсюда к своему приятелю в Неаполь, – я уже давно не видался с ним». Английская зима не так холодна, как наша; зато у нас зимою бывают красные дни, которые здесь и летом редки. Как же англичанину не смотреть сентябрем?
Во-вторых – холодный характер их мне совсем не нравится. «Это – волкан, покрытый льдом», – сказал мне, рассмеявшись, один французский эмигрант.
Но я стою, гляжу, пламени не вижу, а между тем зябну. Русское мое сердце любит изливаться в искренних, живых разговорах, любит игру глаз, скорые перемены лица, выразительное движение руки. Англичанин молчалив, равнодушен, говорит, как читает, не обнаруживая никогда быстрых душевных стремлений, которые потрясают электрически всю нашу физическую систему. Говорят, что он глубокомысленнее других; не для того ли, что кажется глубокомысленным? Не потому ли, что густая кровь движется в нем медленнее и дает ему вид задумчивого, часто без всяких мыслей? Пример Бакона, Невтона, Локка, Гоббеса ничего не доказывает. Гении родятся во всех землях, вселенная – отечество их, – и можно ли по справедливости сказать, чтобы, например, Локк был глубокомысленнее Декарта и Лейбница?
Но что англичане просвещены и рассудительны, соглашаюсь: здесь ремесленники читают Юмову «Историю», служанка – Йориковы проповеди и «Клариссу»; здесь лавошник рассуждает основательно о торговых выгодах своего отечества, и земледелец говорит вам о Шеридановом красноречии; здесь газеты и журналы у всех в руках не только в городе, но и в маленьких деревеньках.
Фильдинг утверждает, что ни на каком языке нельзя выразить смысла английского слова «humour», означающего и веселость, и шутливость, и замысловатость, из чего заключает, что его нация преимущественно имеет сии свойства. Замысловатость англичан видна разве только в их карикатурах, шутливость – в народных глупых театральных фарсах, а веселости ни в чем не вижу – даже на самые смешные карикатуры смотрят они с преважным видом, а когда смеются, то смех их походит на истерический. Нет, нет, гордые цари морей, столь же мрачные, как туманы, которые носятся над стихиею славы вашей! Оставьте недругам вашим, французам, всякую игривость ума. Будьте рассудительны, если вам угодно, но позвольте мне думать, что вы не имеете тонкости, приятности разума и того живого слияния мыслей, которое производит общественную любезность. Вы рассудительны – и скучны!.. Сохрани меня бог, чтобы я то же сказал об англичанках! Они милы своею красотою и чувствительностию, которая столь выразительно изображается в их глазах: довольно для их совершенства и счастия супругов, о чем я уже писал к вам; а теперь судим только мужчин.
Англичане любят благотворить, любят удивлять своим великодушием и всегда помогут несчастному, как скоро уверены, что он не притворяется несчастным. В противном случае скорее дадут ему умереть с голода, нежели помогут, боясь обмана, оскорбительного для их самолюбия. Ж, наш земляк, который живет здесь лет восемь, зимою ездил из Лондона во Фландрию и на возвратном пути должен был остановиться в Кале. Сильный холодный ветер окружил гавань множеством льду, и пакетботы никак не могли выйти из нее. Ж издержал все свои деньги, грустил и не знал, что делать. Трактиры были наполнены путешественниками, которые, в ожидании благоприятного времени для переезда через канал, веселились без памяти, пили, пели и танцевали. Земляк наш с пустым кошельком и с печальным, сердцем не мог участвовать в их весельи. В одной комнате с ним жили богатый англичанин и молодой парижский купец. Он открыл им причину своей грусти. Что сделал богатый англичанин? Дивился его безрассудности и, повторив несколько раз: «Как можно на всякий случай не брать с собою лишних денег?», вышел вон.
Что сделал молодой француз? Высыпал на стол свои луидоры и сказал: «Возьмите, сколько вам надобно; будьте только веселее». – «Государь мой! Вы меня не знаете». – «Все одно; я рад услужить вам; в Лондоне мы увидимся». – Ж взял с благодарностию луидоров десять или пятнадцать и хотел дать ему свой лондонский адрес. Француз не принял его, говоря: «Ваше дело сыскать меня на бирже. Я пять лет купец, а двадцать четыре года человек». – Англичанин поступил так грубо не от скупости, но от страха быть обманутым.
Замечено, что они в чужих землях гораздо щедрее на благодеяния, нежели в своей, думая, что в Англии, где всякого роду трудолюбие по достоинству награждается, хороший человек не может быть в нищете, из чего вышло у них правило: «Кто у нас беден, тот недостоин лучшей доли», – правило ужасное! Здесь бедность делается пороком! Она терпит и должна таиться! Ах! Если хотите еще более угнести того, кто угнетен нищетою, пошлите его в Англию: здесь, среди предметов богатства, цветущего изобилия и кучами рассыпанных гиней, узнает он муку Тантала!.
. И какое ложное правило! Разве стечение бед не может и самого трудолюбивого довести до сумы? Например, болезнь…
Англичане честны, у них есть нравы, семейная жизнь, союз родства и дружбы… Позавидуем им! Их слово, приязнь, знакомство надежны: действие, может быть, их общего духа торговли, которая приучает людей уважать и хранить доверенность со всеми ее оттенками. Но строгая честность не мешает им быть тонкими эгоистами. Таковы они в своей торговле, политике и частных отношениях между собою. Все придумано, все разочтено, и последнее следствие есть… личная выгода. Заметьте, что холодные люди вообще бывают великие эгоисты. В них действует более ум, нежели сердце; ум же всегда обращается к собственной пользе, как магнит к северу. Делать добро, не зная для чего, есть дело нашего бедного, безрассудного сердца. Например, г. Пар, мой здешний знакомец, всякое утро в одиннадцать часов является ко мне и спрашивает: «Куда хотите идти? Что видеть? С кем познакомиться? Я к вашим услугам».
Отец его, будучи консулом в Архипелаге, женился на гречанке, которая воспитала сына своего в нашем исповедании. Г. Пар считает за должность быть покровителем русских и по возможности делать им услуги. Имея привычку бродить всякое утро пешком, он находит во мне товарища, который иногда смешит его своими простосердечными вопросами и замечаниями и который, расставаясь с ним, всякий раз искренно говорит ему спасибо! Англичане всегда готовы одолжать вас таким образом.
Они горды – и всего более гордятся своею конституциею. Я читал здесь Делольма с великим вниманием. Законы хороши, но их надобно еще хорошо исполнять, чтобы люди были счастливы. Например, английский министр, наблюдая только некоторые формы или законные обыкновения, может делать все, что ему угодно: сыплет деньгами, обещает места, и члены парламента готовы служить ему. Малочисленные его противники спорят, кричат, и более ничего. Но важно то, что министр всегда должен быть отменно умным человеком для сильного, ясного и скорого ответа на все возражения противников; еще важнее то, что ему опасно во зло употреблять власть свою.
Англичане просвещены, знают наизусть свои истинные выгоды, и если бы какой-нибудь Питт вздумал явно действовать против общей пользы, то он непременно бы лишился большинства голосов в парламенте, как волшебник своего талисмана. Итак, не конституция, а просвещение англичан есть истинный их палладиум. Всякие гражданские учреждения должны быть соображены с характером народа; что хорошо в Англии, то будет дурно в иной земле. Недаром сказал Солон: «Мое учреждение есть самое лучшее, но только для Афин». Впрочем, всякое правление, которого душа есть справедливость, благотворно и совершенно.
Вы слыхали о грубости здешнего народа в рассуждении иностранцев: с некоторого времени она посмягчилась, и учтивое имя french dog (французская собака), которым лондонская чернь жаловала всех неангличан, уже вышло из моды. Мне случилось ехать в карете с одним поселянином, который, узнав, что я иностранец, с важным видом сказал: «Хорошо быть англичанином, но еще лучше быть добрым человеком. Француз, немец – мне все одно; кто честен, тот брат мой».
Мне крайне полюбилось такое рассуждение; я тотчас записал его в дорожной своей книжке. Однако ж не все здешние поселяне так рассуждают: это был, конечно, вольнодумец между ими! Вообще английский народ считает нас, чужеземцев, какими-то несовершенными, жалкими людьми. «Не тронь его, – говорят здесь на улице, – это иностранец», – что значит: «Это бедный человек или младенец».
Кто думает, что счастие состоит в богатстве и в избытке вещей, тому надобно показать многих здешних крезов, осыпанных средствами наслаждаться, теряющих вкус ко всем наслаждениям и задолго до смерти умирающих душою. Вот английский сплин! Эту нравственную болезнь можно назвать и русским именем: скукою, известною во всех землях, но здесь более нежели где-нибудь, от климата, тяжелой пищи, излишнего покоя, близкого к усыплению. Человек – странное существо! В заботах и беспокойстве жалуется; всё имеет, беспечен и – зевает. Богатый англичанин от скуки путешествует, от скуки делается охотником, от скуки мотает, от скуки женится, от скуки стреляется.
Они бывают несчастливы от счастия! Я говорю о здешних праздных богачах, которых деды нажились в Индии, а деятельные, управляя всемирною торговлею и вымышляя новые способы играть мнимыми нуждами людей, не знают сплина.
Не от сплина ли происходят и многочисленные английские странности, которые в другом месте назвались бы безумием, а здесь называются только своенравием, или whim? Человек, не находя уже вкуса в истинных приятностях жизни, выдумывает ложные и, когда не может прельстить людей своим счастием, хочет по крайней мере удивить их чем-нибудь необыкновенным. Я мог бы выписать из английских газет и журналов множество странных анекдотов: например, как один богатый человек построил себе домик на высокой горе в Шотландии и живет там с своею собакою; как другой, ненавидя, по его словам, землю, поселился на воде; как третий, по антипатии к свету, выходит из дому только ночью, а днем спит или сидит в темной комнате при свече; как четвертый, отказывая себе всё, кроме самого необходимого, в начале каждой весны дает деревенским соседям своим великолепный праздник, который стоит ему почти всего годового доходу.
Британцы хвалятся тем, что могут досыта дурачиться, не давая никому отчета в своих фантазиях. Уступим им это преимущество, друзья мои, и скажем себе в утешение: «Если в Англии позволено дурачиться, у нас не запрещено умничать, а последнее нередко бывает смешнее первого».
Но эта неограниченная свобода жить как хочешь, делать что хочешь во всех случаях, не противных благу других людей, производит в Англии множество особенных характеров и богатую жатву для романистов. Другие европейские земли похожи на регулярные сады, в которых видите ровные деревья, прямые дорожки и все единообразное; англичане же в нравственном смысле растут, как дикие дубы, по воле судьбы, и хотя все одного рода, но все различны; и Фильдингу оставалось не выдумывать характеры для своих романов, а только примечать и описывать.
Наконец – если бы одним словом надлежало означить народное свойство англичан – я назвал бы их угрюмыми так, как французов[346] – легкомысленными, италиянцев – коварными.
Видеть Англию очень приятно; обычаи народа, успехи просвещения и всех искусств достойны примечания и занимают ум ваш. Но жить здесь для удовольствий общежития есть искать цветов на песчаной долине – в чем согласны со мною все иностранцы, с которыми удалось мне познакомиться в Лондоне и говорить о том. Я и в другой раз приехал бы с удовольствием в Англию, но выеду из нее без сожаления.
157
Море
Я не сдержал слова, любезнейшие друзья мои! Оставляю Англию – и жалею! Таково мое сердце: ему трудно расставаться со всем, что его хотя несколько занимало.
Итак, друг ваш уже на море! Возвращается в милое отечество, к своим любезным! Скорее, нежели думал! Отчего же? Скажу вам правду. Кошелек мой ежедневно истощался, становился легче, легче, звучал слабее, слабее; наконец, рука моя ощупала в нем только две гинеи… Мне оставалось бежать на биржу, скорее, скорее; уговориться с молодым капитаном Виллиамсом, взлезть по веревкам на корабль его и, сняв шляпу, учтиво откланяться с палубы Лондону.
– Меня провожал русский парикмахер Федор, который здесь живет семь или восемь лет, женился на миловидной англичанке, написал над своею лавкою: «Fedor Ooshakof»[347], салит голову лондонским щеголям и доволен, как царь. Он был в России экономическим крестьянином и служит всем русским с великим усердием.
Капитан ввел меня в каюту, очень изрядно прибранную, указал мне постелю, сделанную, как гроб, и в утешение объявил, что одна прекрасная девица, которая плыла с ним из Нового Йорка, умерла на ней горячкою. «Жеребей брошен, – думал я, – посмотрим, будет ли эта постеля и моим гробом!» – Страшный дождь не дозволил мне дышать чистым воздухом на палубе; я лег спать с одною гинеею в кармане (потому что другую отдал парикмахеру) и поручил судьбу свою волнам и ветрам!
Сильный шум и стук разбудил меня: мы снимались с якоря. Я вышел на палубу… Солнце только что показалось на горизонте, Через минуту корабль тронулся, зашумел и на всех парусах пустился сквозь ряды других стоящих на Темзе кораблей.
Народ, матрозы желали капитану счастливого пути и маханием шляп как будто бы давали нам благополучный ветер. Я смотрел на прекрасные берега Темзы, которые, казалось, плыли мимо нас с лугами, парками и домами своими, – скоро вышли мы в открытое море, где корабль наш зашумел величественнее. Солнце скрылось. Я радовался и веселился необозримостию пенистых волн, свистом бури и дерзостию человеческою. Берега Англии темнели…
Но у меня самого в глазах темнеет; голова кружится…
Здравствуйте, друзья мои! Я ожил!.. Как мучительна, ужасна морская болезнь! Кажется, что душа хочет выпрыгнуть из груди; слезы льются градом, тоска несносная… А капитан заставлял меня есть, уверяя, что это лучшее лекарство! Не зная, что делать, я сто раз ложился на постелю, сто раз садился на палубе, где морская пена окропляла меня. Не подумайте, что это риторическая фигура; нет, волны были в самом деле так велики, что иногда переливались через корабль. Одна из них чуть было не сшибла меня в то глубокое отверстие корабля, где лежат острые якори.
Болезнь моя продолжалась три дни. Вдруг засыпаю крепким сном – открываю глаза, не чувствую никакой тоски – едва верю себе – встаю, одеваюсь. Входит капитан с печальным видом и говорит: «Ветер утих; нет ни малейшего веяния; корабль ни с места: страшная тишина!» – Я выбежал на палубу: прекрасное зрелище! Море стояло, как неподвижное стекло, великолепно освещаемое солнцем; парусы висели без действия, корабль не шевелился, матрозы сидели, повеся голову. Все были печальны, кроме меня; я веселился, как ребенок, и здоровьем своим, и картиною морской, почти невероятной тишины. Вообразите бесконечное гладкое пространство вод и бесконечное, во все стороны, отражение лучей яркого света!.. Вот зеркало, достойное бога Феба! – Казалось, что в мире не было ничего, кроме воды, неба, солнца и корабля нашего. Через час нашли легкие облака, повеял ветерок, море заструилось, и парусы вспорхнули.
Нам встретились норвежские рыбаки. Капитан махнул им рукою – и через две минуты вся палуба покрылась у нас рыбою.
Не можете представить, как я обрадовался, не ев три дни и крайне не любя соленого мяса и гороховых пудингов, которыми английские мореходцы потчевают своих пассажиров! Норвежцы, большие пьяницы, хотели сверх денег рому, пили его, как воду, и в знак ласки хлопали нас по плечам. – В сию минуту приносят нам два блюда рыбы. Вы знаете, что такое хороший обед для голодного!..
Опять страшный ветер, но попутный. Я здоров совершенно, бодр и весел. Мысль, что всякую минуту приближаюсь к отечеству, живит и радует мое сердце. Слушаю шум моря; смотрю, как быстрый корабль наш черною своею грудью рассекает волны; читаю Оссиана и перевожу его «Картона»[348]. Нынешняя ночь была самая бурная. Капитан не спал, боясь опасных скал Норвегии. Я вместе с ним сидел у руля, дрожал от холодного ветра, но любовался седыми облаками, сквозь которые проглядывала луна, прекрасно разливая свет свой на миллионы волн. Какой праздник для моего воображения, наполненного Степаном! Мне хотелось увидеть норвежские дикие берега на левой стороне, но взор мой терялся во мраке.
Вдруг слышим вдали пушечный выстрел, другой, третий. «Что это?» – спрашиваю у капитана. «Может быть, какой-нибудь несчастный корабль погибает, – отвечал он, – здешнее море ужасно для плавателей». Бедные! Кто поможет им во мраке? Может быть, страшный ветер сорвал их мачты, может быть, нашли они на мель; может быть, вода заливает уже корабль их!.. Мы слышали еще два выстрела и, кроме шума волн, уже ничего не слыхали… Капитан наш сам боялся сбиться с верного пути и беспрестанно при свете фонаря смотрел на компас. – Все наши матрозы спали, кроме одного караульного. Когда хотя мало переменится ветер, караульный закричит; в минуту все выбегут, бросятся к мачтам, и другие парусы веют. Корабль наш очень велик, но матрозов только 9 человек. – Я лег спать в три часа, и сильное качание корабля в первый раз показалось мне роскошью. Так качают детей в колыбели!
158
Море
Мария В родилась в Лондоне. Отец ее был один из самых ревностных противников министерства – возненавидел Англию и, продав свое имение, переселился в Новый Йорк.
Мария, жертва его политического упрямства, оставила в Лондоне свое сердце и счастие – у нее был тайный любовник и жених, молодой, добродетельный человек. Пять лет жила она в Америке – лишилась отца, искренно оплакивала смерть его и спешила возвратиться в отечество, будучи уверена в постоянстве своего друга. Опасности моря не устрашали ее; она села на корабль, одна с своею любовию и с милою надеждою, – но в самый первый день плавания занемогла жестокою болезнию. Капитан советовал ей возвратиться. «Нет, – говорила Мария, – я хочу умереть или быть в Англии: каждый день для меня дорог». Болезнь усилилась и повредила ее рассудок. Ей казалось, что она сидит уже подле жениха своего и рассказывает ему о горестях прошедшей разлуки. «Теперь я счастлива, – говорила Мария в беспамятстве, – теперь могу спокойно умереть в твоих объятиях». Но друг ее был далеко, и Мария скончалась на руках служанки своей. Вообразите, что несчастную бросили в море! Вообразите, что я сплю на ее постеле!.. «Так и меня бросите в море, – говорю капитану, – если умру на корабле вашем?» – «Что делать?» – отвечает он, пожимая плечами.
Это ужасно! Земля, земля! Приготовь в тихих недрах своих укромное местечко для моего праха! Довольно, что мы и живые по волнам носимся, а то быть еще и по смерти игралищем бурной стихии!..
Нынешний день море в самом деле едва не поглотило нас. Корабельный мастер выпил стакана четыре водки, не приметил флага, поставленного на мели для предостережения мореплавателей, – и капитан увидел беду в самую ту минуту, когда мы были уже в нескольких саженях от подводных камней, побледнел, закричал – матрозы бросились на мачты – парусы упали, и корабль пошел в другую сторону. Чудное проворство! С англичанами весело и умереть на море! Это подлинно их стихия. – Мастеру досталось от капитана. Он хотел его бить, хотел перекинуть его через борт. Пьяница залился горькими слезами и сказал: «Капитан! Я виноват; утопи меня, но не бей. Англичанину смерть легче бесчестья».
Между тем, друзья мои, я в восемь дней удивительным образом привык к Нептунову царству и рад плыть куда угодно. – Буря не утихает, корабль беспрестанно идет боком, и на палубе нельзя ступить шагу без того, чтобы не держаться за веревки.
В каюте все вещи (посуда, сундуки) прибиты гвоздями, но часто от сильных порывов гвозди вылетают, и делается страшный стук. – Я уже различаю флаги всех наций, и как скоро встретится нам корабль, кричу в трубу: «From whence you come?»[349] Это забавляет меня.
Вчера ночевали мы перед самым Копенгагеном. Как мне хотелось в город! Жестокий капитан не дал лодки.
Фонд конституционных прав
Fall 2006 (22:4)
Создание справедливого общества
Исследование стволовых клеток: перспективы и ловушки | Рабство, гражданская война и демократия: во что верил Линкольн? | Св. Фома Аквинский, естественное право и общее благо
Св. Фома Аквинский, естественное право и общее благо
христианская вера. При этом он утверждал, что справедливый правитель или правительство должны работать на «общее благо» всех.
До времен Иисуса греки разработали представления о том, как устроен мир и как ведут себя люди.
Аристотель, умерший в 322 г. до н. э., был афинским философом, писавшим о науке, этике, политике и почти обо всех других областях знания.
Во всех своих трудах Аристотель не учил, что греческие боги или религия управляют миром и его людьми. Вместо этого его наблюдения привели его к выводу, что природа была целеустремленной и управлялась естественными законами, которые мог открыть человеческий разум. Эти естественные законы позволили объяснить мир и место людей в нем.
В одной из работ Аристотеля под названием «Политика» он рассуждал, что «человек по своей природе является политическим животным». Под этим он подразумевал, что людям естественным образом суждено жить группами, что требует какого-то правителя или правительства. Согласно Аристотелю, только живя в сообществе «для обеспечения хорошей жизни», люди могли достичь таких добродетелей, как мужество, честность и справедливость. В его время это человеческое сообщество было городом-государством, подобным Афинам.
Применяя свой научный метод наблюдения и анализа фактов, Аристотель изучил правительства 158 городов-государств греческого мира. Он классифицировал правление короля (монархия) и немногих высших (аристократия) как «хорошее» правительство. Он считал правление немногих богатых (олигархия) и многих бедных (демократия) «плохими» правительствами.
Аристотель пришел к выводу, что лучшее правительство — это то, которое «смешивает» черты олигархии и демократии. Например, все граждане путем лотереи выбирают некоторых государственных чиновников. Но только некоторые граждане с определенным количеством имущества или богатства могли претендовать на другие должности. Аристотель считал, что эта форма правления обеспечивает наилучшие шансы на политическую стабильность.
Августин и христианская вера
Спустя сотни лет христианство стало господствующей религией в Римской империи. Отцы раннехристианской церкви ввели способ объяснения мира, весьма отличный от аристотелевского.
Возможно, самым важным из этих отцов ранней церкви был святой Августин.
Августин родился в 354 году нашей эры в Северной Африке, тогдашней провинции Рима. В юности он изучал концепции естественного права и человеческого разума из произведений классических греческих и римских мыслителей, таких как Аристотель и Цицерон. Августин обратился в христианство, когда ему было 33 года.
Он стал христианским священником и епископом североафриканского города Гиппона. Какое-то время он считал, что разум и вера совместимы. Однако к 400 году он изменил свое мнение. «Поэтому не пытайтесь понять, чтобы уверовать, — писал он, — но верьте, чтобы уразуметь».
Августин учил, что когда Адам и Ева поставили свои желания выше воли Бога, они совершили грех, который стал источником зла среди людей. Христиане часто называют это «первородным грехом». Августин считал, что все люди рождены с первородным грехом и поэтому обречены на проклятие. Но, как и другие христиане, он также верил, что Бог милостив и послал Иисуса, чтобы спасти верующих от греха и вечных страданий.
Тем не менее, Августин считал людей греховными по своей сути. Лишь некоторым из них удалось спастись от адского огня. Эти люди, известные только Богу, должны были достичь райского блаженства в том, что Августин назвал «Городом Бога». Членство в христианской (римско-католической) церкви было необходимо, писал он, но даже это не гарантировало спасения.
Из-за греховности Адама и Евы правительству понадобилось контролировать и наказывать грешных людей. Августин сказал, что формы правления не важны, поскольку все они временны.
Августин утверждал, что люди должны подчиняться своим правителям, если только они не нарушают Божье слово. В этом случае верующие могли отказаться подчиняться, но должны были ожидать наказания. В общем, однако, он советовал, что лучше перетерпеть порочное состояние в течение своего краткого существования на Земле, имея веру в то, что в Граде Божием ждет вечная жизнь.
Августин умер в 430 г., когда варвары напали на Гиппона, что положило конец Римской империи.
Позже Римско-католическая церковь причислила его к лику святых. Сочинения святого Августина помогли развить верования католической церкви.
Фома Аквинский в сочетании разума и веры
Спустя почти 2000 лет после смерти Аристотеля в Западной Европе сохранилось лишь несколько его работ по логике. Но еврейские и мусульманские ученые сохранили большую часть его сочинений. Начиная с 1100-х годов ученые на Западе начали переводить труды Аристотеля с иврита и арабского языка на латынь, делая их доступными в формирующихся новых университетах. Наряду с этими переводами появились обширные комментарии к Аристотелю, такие как комментарии испанского мусульманского ученого Аверроэса.
Повторное открытие работ Аристотеля с их изощренным объяснением мира, основанным на законах природы и разуме, казалось, бросило вызов учениям христианской веры. Сначала Римско-католическая церковь пыталась запретить его произведения.
Но некоторые церковные ученые, такие как Альберт Великий из Парижского университета, считали возможным объединить человеческий разум и христианскую веру.
Фома Аквинский, итальянский римско-католический теолог (религиовед), посвятил свою жизнь этой задаче.
Аквинский родился в 1225 году в семье знатного рода в Сицилийском королевстве, в состав которого входила часть материковой части Италии вокруг Неаполя. Его семья отправила его в возрасте 5 лет в бенедиктинский монастырь Монте-Казино, чтобы он стал монахом.
Позже Фома Аквинский поступил в Неаполитанский университет, где впервые познакомился с трудами Аристотеля. Вопреки желанию своей семьи, он вступил в доминиканский орден в 18 лет, приняв обет бедности.
В 1245 году Аквинский отправился в Парижский университет, где шли большие дебаты об идеях Аристотеля. Молодой Аквинат учился у Альберта Великого, который был на стороне тех, кто считал мировоззрение Аристотеля совместимым с христианством.
Аквинский пришел к мысли, что верить следует только в то, что самоочевидно (например, люди используют разум) или что может быть выведено из самоочевидных утверждений (например, человеческий разум может открывать истину).
Аквинский стал доминиканским учителем религии в Парижском университете и в Италии. Он продолжал изучать труды Аристотеля и мусульманские комментарии к ним.
Фома Аквинский написал свои собственные комментарии к Аристотелю, которые включали аргументированные утверждения, основанные на достоверности, открытой Богом. Он также написал резюме католической доктрины, которая также пыталась объединить разум и веру.
Естественный и человеческий закон
Фома Аквинский, как и Аристотель, писал, что природа организована для благих целей. Однако, в отличие от Аристотеля, Аквинский продолжал говорить, что Бог создал природу и правит миром с помощью «божественного разума».
Аквинский описал четыре вида закона. Вечный закон был совершенным планом Бога, не до конца познаваемым людьми. Он определял поведение таких вещей, как животные и планеты, и то, как люди должен вести себя как . Божественный закон , главным образом из Библии, вел людей за пределами мира к «вечному счастью» в том, что св.
Августин назвал «градом Божьим».
Фома Аквинский наиболее подробно писал о естественном законе . Он заявил: «Свет разума помещен природой [и, следовательно, Богом] в каждого человека, чтобы направлять его в его действиях». Поэтому люди, единственные среди Божьих творений, руководствуются разумом в своей жизни. Это естественный закон.
Главный принцип естественного права, писал Фома Аквинский, заключался в том, что «добро нужно делать и стремиться к нему, а зла избегать». Фома Аквинский утверждал, что разум раскрывает определенные естественные законы, полезные для человека, такие как самосохранение, брак и семья, а также желание познать Бога. Он учил, что разум также позволяет людям понимать такие злые вещи, как прелюбодеяние, самоубийство и ложь.
В то время как естественный закон применялся ко всем людям и был неизменным, человеческий закон мог меняться в зависимости от времени, места и обстоятельств. Фома Аквинский определил этот последний тип закона как «таинство разума для общего блага», сделанное и приведенное в исполнение правителем или правительством.
Однако он предупреждал, что люди не обязаны подчиняться законам, созданным людьми, которые противоречат законам природы.
Правительство и «общее благо»
В 1267 году Фома Аквинский завершил работу о правительстве, вдохновленную « Политикой» Аристотеля . Фома Аквинский утверждал: «Однако для человека более естественно, чем для любого другого животного, быть социальным и политическим животным, жить в группе». Он представил логические доказательства этого, такие как самоочевидный факт, что человеческая речь позволяет людям рассуждать друг с другом.
Аквинский далее заметил, что люди склонны заботиться только о своих личных интересах. «Поэтому, — заключил он, — в каждом множестве должна быть какая-то руководящая сила», чтобы направлять людей к «общему благу».
Таким образом, Фома Аквинский не соглашался со св. Августином в том, что главная цель правительства — просто держать грешников в узде. Аквинский считал, что правительство также помогает работать на «общее благо», которое приносит пользу всем.
Общее благо включало такие вещи, как защита жизни, сохранение государства и укрепление мира. Аристотель назвал бы это «хорошей жизнью».
Аквинский обратился к проблеме несправедливых правителей, которые могли быть королем, немногими богатыми или многими бедняками. Фома Аквинский отмечал, что когда правители издают законы, нарушающие естественный закон, они становятся «тиранами». Далее Фома Аквинский заключил: «Тираническое правительство несправедливо, потому что оно направлено не на общее благо, а на личное благо правителя, как говорит Философ [Аристотель]».
Что делать людям с тиранией? Фома Аквинский соглашался со св. Августином в том, что подданные несправедливого правления не обязаны подчиняться законам, поскольку они незаконны. Но Фома Аквинский в этом вопросе далеко превзошел св. Августина и практически всех других средневековых мыслителей.
Аквинский утверждал, что подданные тирании, действующие как «государственная власть», могут восстать и свергнуть ее.
Фома Аквинский предупреждал, что люди не должны делать это поспешно, но только тогда, когда ущерб, нанесенный тиранией, превышает то, что может произойти в результате восстания. Это было одним из первых оправданий революции в западной мысли.
Аквинский развил значение «справедливой войны», которое обсуждалось римским государственным деятелем Цицероном и святым Августином. Чтобы война была справедливой, должны быть следующие три условия:
1. Декларация правителя о защите «общего блага» от врагов.
2. «Правая причина» для нападения на врага, «потому что они заслуживают этого из-за какой-то вины», например, мести за совершенные ими обиды.
3. «Правомерное намерение» продвигать добро или избегать зла, например, наказывать преступников, а не просто захватывать землю или имущество.
Эти условия «справедливой войны» впоследствии повлияли на развитие международного права войны.
Аквинский глубокомысленно писал о наилучшей форме правления. Он, как и Аристотель, предпочитал смешение форм правления.
Фома Аквинский признавал ценность царя, «пастыря, стремящегося к общему благу множества». Но он выступал против абсолютного монарха.
Дворянство, утверждал Аквинский, должно давать советы королю и ограничивать его власть. Кроме того, законы короля должны быть результатом «соображений разума» и иметь согласие как знати, так и простого народа. Это были радикальные идеи для того времени, когда короли утверждали, что никто, кроме Бога, не может привлечь их к ответственности.
Наследие св. Фомы Аквинского
Последние годы своей жизни Аквинский провел в Италии, преподавая и сочиняя книги. Он умер в 1274 году в возрасте 49 лет от болезни, развившейся во время прогулки во Францию на церковную конференцию.
Поначалу Римско-католическая церковь отвергла огромные усилия Фомы Аквинского по примирению человеческого разума с христианской верой. В 1277 году церковь осудила некоторые из его сочинений, основанных на идеях Аристотеля. Однако примерно через 50 лет после его смерти церковь возродила его произведения и причислила к лику святых.
Сочинения св. Фомы Аквинского, сочетающие разум и веру, стали основой официальной римско-католической доктрины (известной как «томизм»). Кроме того, его дальновидные политические идеи относительно естественного права, несправедливых правителей и восстания оказали влияние на европейских философов эпохи Просвещения, таких как Джон Локк, и даже на американцев, таких как Томас Джефферсон и Мартин Лютер Кинг.
Для обсуждения и письма
1. Чем различались взгляды Аристотеля и св. Августина на мир природы и правительство?
2. Согласны ли вы с тремя условиями «справедливой войны» св. Фомы Аквинского? Объяснять.
3. Как, по вашему мнению, сочинения св. Фомы Аквинского могли повлиять на Томаса Джефферсона и Мартина Лютера Кинга?
Для дальнейшего чтения
Клоско, Джордж. История политической теории. Введение . Том. I. Форт-Уэрт, Техас: Издательство Harcourt Brace College Publishers, 1994.
Крецманн, Норман и Стамп, Элеонора, ред.
Кембриджский компаньон Аквинского . Cambridge: Cambridge University Press, 1993.
«Общее благо»
1. Сформируйте небольшие группы для обсуждения и перечисления пяти законов, политик или программ, которые правительство США должно принять для «общего блага» всех американцев.
2. Затем группы должны ранжировать свои пять правительственных актов от наиболее важных до наименее важных.
3. Затем каждая группа должна прочитать свой ранжированный список остальным учащимся и защитить свой первый выбор для «общего блага».
Проект Авалон — Декларация прав человека
Декларация прав человека — 1789 г.
Утверждено Национальным собранием Франции 26 августа 1789 г.
Представители французского народа, организованные в Национальное собрание, полагая, что невежество, пренебрежение или пренебрежение правами человека являются единственной причиной общественных бедствий и коррупции правительств, решили изложить в торжественное провозглашение естественных, неотчуждаемых и священных прав человека для того, чтобы это провозглашение, будучи постоянно перед всеми членами Общества, постоянно напоминало им об их правах и обязанностях; для того, чтобы акты законодательной
власти, так же как и власти исполнительной, можно в любой момент сопоставить с целями и задачами всех политических институтов и тем самым заслужить большее уважение, и, наконец, для того, чтобы недовольство граждан, основанное в дальнейшем на простом и неоспоримых принципов, должны способствовать поддержанию конституции и способствовать всеобщему счастью.
Поэтому Национальное собрание признает и провозглашает в присутствии и под покровительством Верховного Существа следующие права человека и гражданина:
Артикул:
1. Люди рождаются и остаются свободными и равноправными. Социальные различия могут быть основаны только на общем благе.
2. Целью всех политических объединений является защита естественных и неотъемлемых прав человека. Этими правами являются свобода, собственность, безопасность и сопротивление угнетению.
3. Принцип суверенитета в основном принадлежит нации. Никакой орган или лицо не может осуществлять какую-либо власть, которая не исходит непосредственно от нации.
4. Свобода состоит в свободе делать все, что никому не вредит; следовательно, осуществление естественных прав каждого человека не имеет ограничений, кроме тех, которые обеспечивают другим членам общества пользование теми же правами. Эти пределы могут быть установлены только законом.
5.
Закон может запрещать только такие действия, которые наносят вред обществу. Не может быть предотвращено ничего, что не запрещено законом, и никто не может быть принужден к тому, что не предусмотрено законом.
6. Закон есть выражение общей воли. Каждый гражданин имеет право участвовать лично или через своего представителя в его учреждении. Оно должно быть одинаковым для всех, независимо от того, защищает оно или наказывает. Все граждане, равные перед законом, имеют равные права на все звания и на все общественные должности и занятия в соответствии со своими способностями и без различия, кроме различия их добродетелей и талантов.
7. Ни одно лицо не может быть обвинено, арестовано или заключено в тюрьму иначе как в случаях и в соответствии с формами, установленными законом. Любое лицо, запрашивающее, передающее, выполняющее или обеспечивающее выполнение любого произвольного приказа, подлежит наказанию. Но любой гражданин, вызванный или арестованный в силу закона, должен без промедления сдаться, так как сопротивление является преступлением.
8. Закон должен предусматривать такие наказания, которые строго и очевидно необходимы, и никто не может быть подвергнут наказанию, кроме случаев, когда оно назначено на законных основаниях на основании закона, принятого и обнародованного до совершения преступления.
9. Поскольку все лица считаются невиновными до тех пор, пока они не будут объявлены виновными, если арест считается необходимым, всякая жестокость, не имеющая существенного значения для обеспечения безопасности личности заключенного, должна строго пресекаться законом.
10. Никто не может быть обеспокоен своими взглядами, в том числе религиозными, если их проявление не нарушает установленный законом общественный порядок.
11. Свободное общение идей и мнений является одним из самых ценных прав человека. Соответственно, каждый гражданин может свободно говорить, писать и печатать, но несет ответственность за такие злоупотребления этой свободой, которые будут определены законом.
12. Безопасность прав человека и гражданина требует государственных вооруженных сил. Эти силы, таким образом, созданы для всеобщего блага, а не для личной выгоды тех, кому они будут доверены.
13. Общий вклад необходим для содержания государственных сил и покрытия расходов на управление. Это должно быть справедливо распределено между всеми гражданами пропорционально их средствам.
14. Все граждане имеют право принимать решения лично или через своих представителей о необходимости общественных пожертвований; предоставлять это свободно; знать, для чего он используется; и установить пропорцию, способ оценки и сбора и продолжительность налогов.
15. Общество имеет право требовать от каждого государственного представителя отчет о его деятельности.
16. Общество, в котором не обеспечено соблюдение закона и не определено разделение властей, вообще не имеет конституции.
17. Поскольку собственность является неприкосновенным и священным правом, никто не может быть лишен ее, за исключением случаев, когда этого требует общественная необходимость, установленная законом, и только при условии, что собственник был предварительно и справедливо возмещен.