Счастье vs свобода. О морализаторстве на фоне новых 1930-х — Последние новости России и мира сегодня
16 июня 2021, 12:58
Алина Витухновская
Противопоставлять эти два состояния абсурдно, поскольку свобода — это понятие куда более широкое, чем счастье
Сюжет
История России
Намедни Дмитрий Быков сказал буквально следующее:
«После нынешней России будет что-то. И вот что это будет — это не будет хорошо. Это может быть смута, это могут быть новые 90-е с криминалитетом и с переделом, это может быть разруха. Воздух свободы не гарантирует счастья».
Ну во-первых, кроме 1990-х в России ничегошеньки-то и не было. К тому же криминалитет и затянувшийся передел обрел системный статус в виде нынешней российской государственности. Во-вторых, свобода — понятие куда более широкое, чем счастье. Свобода — это шанс, потенциальная возможность осуществить свою волю.
А счастье — всего лишь иллюзия, надиктованный полуморалистский, полугедонистический эрзац. К тому же, счастье — это настолько персонализированное состояние, превращающееся по мере обретения социального масштаба, фактически в авторитарный фантом — да так, что любая попытка его выдачи за безусловное общественное благо рискует обернуться всеобщей трагедией.
Ибо что хорошо одному, другому — смерть.
Проще говоря — свобода нужна всем, а счастье — только некоторым. Я, безусловно, предпочту ресурс и свободу счастью.
В своем фейсбуке я провела мини-опрос. Что же все-таки предпочтут люди — счастье или свободу? Антон Мырзин, мой помощник и секретарь, к слову, вынужденный уже много лет назад эмигрировать в Украину по причине его преследования за участие в киевской художественной выставке, высказался так:
«Счастье, к сожалению, стало разменной монетой всевозможных «социализмов». К тому же, это понятие, будучи подкреплённым моралистскими сентенциями, превратилось в неизменный атрибут «всякого приличного человека». Но как же так, если счастье, фактически, навязывается вместо свободы? Прежде всего — вместо свободы воли. То каким образом оно вообще определяет себя как благо? Для меня, счастье, как и сказала Алина — это настолько личное, что в принципе не нуждается в вынесении на какой бы то ни было общественный суд. И потому любые формы массового счастья я воспринимаю исключительно как массовое безумие, прикрывающее трагедию всякого бессубъектного существа.
»
Поэтесса Алена Максакова заявила:
«Счастье — это внутренний ресурс. Государство и не может его дать.
Я за свободу, конечно!»
Писатель Нуне Барсегян однозначно поддержала мою мысль:
«Конечно, свобода. Не представляю счастья без свободы.
Да и никто счастья не обещал».
Питерский поэт Лев Колбачев также выступил за свободу:
«Без ресурса и свободы никакого счастья быть не может, так что не вижу тут элемента выбора».
Кстати, это тоже наследие социализма и бедности — уделять состояниям чрезмерно большое значение. В СССР, особенно в среде интеллигенции, пресловутый внутренний мир фактически заменял внешний. Точней, невозможность внешнего. Здесь духовность стоит понимать как антагонизм комфорта, цивилизации, ресурса и успешности.
В принципе, если у меня ничего не болит и нет глубочайшей депрессии (при которой человек встать не может), то какая мне разница как я себя чувствую? Какой интерес копаться в нюансах своего самоощущения? Есть в этом что-то нездоровое.
Так мы с вами приближаемся к опровержению фроммовского «Иметь и не быть», которое в данном контексте можно начать разоблачать как латентный социалистический лозунг. Земля так и не досталась крестьянам, а мир — народам. А современному человеку и вовсе предлагали отказаться от права на ресурс во имя состояний.
К сожалению, отечественная интеллигенция до сих пор ориентирована на эти самые состояния (суть — рефлексии) и на внешний морализм, заменяющий им и логику, и подлинную мораль.
Так Александр Подрабинек недавно резко отреагировал на то, что я написала статью, где говорю о том, что он осуждает Романа Протасевича. Причем, заметьте, сама я Подрабинека за это не осуждаю. Как журналист, писатель и философ я лишь отмечаю общественные тенденции. Более того, я считаю, что по каждому вопросу должен быть представлен весь спектр мнений, ибо это и есть демократия.
Александр Подрабинек возражает мне:
«Никакого осуждения Протасевича не было и быть не могло».
Но сама констатация предательства — и есть осуждение.
О чем пишут самому Александру его читатели, и с чем я полностью согласна. Ежели исходить из того, что осуждением считается фраза «Я осуждаю», мы с вами быстро превратимся в чиновников-формалистов.
Из поста Подрабинека однозначно следует, что Протасевич повел себя нехорошо. Приведу известный пример о солдатах израильской армии, которым дают прямое указание под пытками выдавать все что возможно. За это время армия придумает новые секреты. Так что никакой технической проблемы в такого рода «предательстве» нет. А что же остается? Моралистская истерика — любимая отечественная забава.
Признаться, в свое время я сама предъявляла подобные претензии людям, которые при мне в тюрьме оговаривали себя и других. Я ставила им в пример себя. Но мне кажется, я имела на это право. Хотя бы по той причине, что ни меня, ни их никто не пытал. Мне угрожали, были попытки применения насилия, провокации с сокамерниками, но не пытки.
Тем временем, пока мы обсуждаем нюансы поведения жертв террора, что, признаться, само по себе, уже за гранью добра и зла, из брежневских 1970-х мы быстро переместились в сталинские 1930-е.
В новых 1930-х вместо ощущения катастрофы, разлитого в воздухе, идет трансляция непрерывного счастья, невиданного блаженства. Никогда я еще не видела столь довольных москвичей. Всякая катастрофа, апокалипсис, предел, таят внутри себя транквилизирующие компоненты, чтобы жертвы, бредущие на заклание, не сопротивлялись грядущему.
#Политические репрессии#Россия#Счастье#Свобода слова#История России#Демократия#Мнения
Подпишитесь
Отменят ли домашние задания в школе? Новая инициатива депутатов обернулась скандалом
Вчера, 14:28
«Неотвратим конец пути»: «Троица» Рублева будет передана в Храм Христа Спасителя
Вчера, 16:22
Украинские диверсанты попытались прорваться через границу в Белгородской области
Вчера, 13:37
Звериный инстинкт. Спасти вельского мишку от хозяина-живодёра просят 80 тысяч человек
Вчера, 07:00
Стрельба по ценам: чем угрожают стране последние события в Шебекине
Вчера, 16:57
Киев дал команду FATF — почему для России это страшнее, чем отключение от SWIFT
Вчера, 09:09
Читать онлайн «Абсолютная свобода и счастье – наша истинная сущность», Вадим Сычевский – Литрес
Вадим Сычевский
Абсолютная свобода и счастье – наша истинная сущность
© Сычевский В.
В., 2022
© Издательство «Aegitas», 2022
* * *
Все права защищены. Только для бесплатного распространения. При копировании представленных в данном Очерке материалов ссылка на оригинал обязательна.
Данный очерк – краткое изложение ключевых моментов подлинной духовной практики, которые детально представлены в книге «Дхарма – То, каким всё является. Реальный опыт и осознания духовного практикующего».
© Издательство AEGITAS, 2022
© В. Сычевский, 2022
Только для бесплатного распространения. При копировании представленных в данном Очерке материалов ссылка на оригинал обязательна.
Вступление
Мы все – духовные существа. В этом нет сомнения. Сущность духовного существа чаще всего именуется сознанием. Ограниченность обыденного мировоззрения проявляется в том, что мы рассматриваем своё сознание как некий предел, или конечную точку. Другими словами, мы считаем, что наше сознание и есть мы. Однако Истинная Дхарма, или Учение, указывающее нам на подлинную реальность, говорит о том, что нашей подлинной сущностью является Истинное «Я», которое превосходит сознание и является источником его возникновения.
В буддизме и йоге Истинное «Я» описывается как состояние полного разрушения пагубных страстей, совершенного прекращения страданий и реализации подлинного самоосознания, что есть абсолютная свобода и счастье. На санскрите Истинное «Я» обозначается «Атман», а состояние Истинного «Я» – «Нирвана».
Если мы попытаемся реализовать с помощью духовной практики это состояние, скрытое глубоко внутри нас и являющееся нашей истинной природой, наша судьба очень сильно изменится.
Познание Истинного «Я», или самоосознание, реализуется в тот момент, когда наше сознание, которое мы обычно считаем собой, возвращается в своё изначальное состояние Спокойствия и Созерцания. Изначальное состояние нашего сознания также называется Просветлением.
Существует целый ряд важнейших способов духовной практики, которые возвращают наше сознание в изначальное просветлённое состояние. Однако наиболее важная составляющая подлинной духовной практики – это концентрация. Именно концентрация позволяет нам пережить прекращение работы сознания и впервые увидеть, прозреть свою собственную истинную природу, или Атман, – состояние абсолютной, ничем необусловленной, свободы и счастья.
Это состояние невозможно выразить при помощи слов, потому что Атман и есть мы в подлинном смысле. Состояние Атмана познаётся лишь эмпирически:
«Истина самореализации [и самой реальности] – не одно и не два. Благодаря силе этой самореализации [реальность] способна одаривать других в той же мере, как и себя; она абсолютно беспристрастна, в ней отсутствуют идеи „этого” и „того”, она подобна земле, из которой всё произрастает. Сама реальность не имеет ни формы, ни не-формы; подобно пространству, она находится за пределами [обычного] знания и понимания; она столь неуловимо тонка, что не может быть выражена в словах и буквах. Почему? Потому что она находится за пределами области букв, слов, речей, болтовни, различающего ума, вопрошающего и спекулятивного размышления; вместе с тем она находится за пределами понимания людей невежественных, за пределами любых злодеяний, проистекающих из злых намерений. Ведь она – ни это и ни то; она находится за пределами всякой рациональности, она бесформенна и трансцендентна всему ложному.
Она пребывает в безмятежности необитаемого – этой подлинной обители всех святых.
О сын благородной семьи, сфера самореализации, где обитают все мудрые, свободна от материальности; она свободна от чистоты и от омрачённости; свободна от постигаемого и постижения, свободна от мглы смешений; она блистательно чиста, и её природа неразрушима» (Аватамсака-сутра, «Сутра из сорока глав», глава 31).
Итак, по мере продолжения нашей духовной концентрации появляется состояние совершенного покоя сознания. Наблюдая предметы и явления во внешнем и в своём внутреннем мире, пребывая в этом состоянии, мы можем сделать множество открытий. К своему удивлению и неописуемой чистой внутренней радости мы вдруг обнаруживаем, что все вещи полностью отличаются от того, чем они представлялись нам ранее. Открытия подобного рода можно назвать Просветлением и множество Просветлений – это множество открытий, это процесс перехода от неправильного взгляда к правильному. Неправильный взгляд основан на привязанностях, злобе и заблуждениях, в то время как правильный взгляд основан на Спокойствии и Созерцании.
Таким образом, именно после того, как остановлены эти привязанность, злоба и заблуждение, появляются покой и правильный взгляд, благодаря которым мы можем видеть всё так, как оно есть на самом деле. Это чистое ви́дение по-другому называется мудрость.
Далее мы продолжаем свою практику, чтобы полностью овладеть этим состоянием – пережить его не только в поверхностном, но и в более глубоких слоях нашего многослойного сознания. Когда все уровни сознания полностью остановлены, мы переживаем состояние Нирваны, или Освобождения. Освобождение – это фиксация состояния Просветления.
Если реализовано Освобождение, тогда – в мыслях, речи и действиях, каким бы ни было движение нашей мысли, какая бы ни была работа нашей речи, какое бы мы ни совершали деяние – всё будет связано с увеличением добродетелей и заслуг, с расширением понимания Законов Вселенной и возрастанием Спокойствия и Созерцания. Наконец, мы сможем обрести великие силы. Это означает, что мы не только сами реализуем это состояние, превосходящее эгоизм и порождённые им страдания, а в конечном итоге – жизнь и смерть, но также будем способны помочь и другим в его реализации.
Обычно считается, что Просветление – это то абсолютное состояние, которое реализовал в 589 году до н. э. принц Сиддхартха Гаутама, став Буддой (то есть «Пробудившимся», или «Просветлённым»). Однако состояние Будды – это окончательная ступень духовной практики, Окончательное Просветление и Освобождение. А начинается этот путь с первого Просветления – с прекращения работы поверхностного сознания, которое мы используем в повседневной жизни, которое мы считаем собой прежде всего.
В текстах Первоначального буддизма (буддизма Тхеравады) первое Просветление соответствует первой ступени, которую реализует практик, – ступени Вошедшего в истинный поток. В сутрах сказано, что такой человек получает мимолётное ви́дение цели – Нирваны.
Наиболее подробно процесс первого Просветления описан в текстах Дзэн-буддизма. В Дзэне первое Просветление именуется «ви́дение своей истинной природы», на японском языке – «Кэнсё». Дзэнские Мастера также подчеркивают, что Кэнсё – это первый реальный шаг к состоянию Будды:
«Всякий, кто назовёт себя членом семьи Дзэн, должен прежде всего достичь Кэнсё, которое есть воплощение Пути Будды.
Жестоко мошенничает тот, кто называет себя последователем Дзэн, но при этом не достиг Кэнсё.
Повсюду, где распространилась школа Дзэн, „покинувшим дом” является всякий достигший Кэнсё и оставивший дом рождения и смерти, а не тот, который бросил родной очаг только ради того, чтобы обрить свою голову» (Хакуин Экаку[1], «Дикий Плющ»).
Много лет назад я впервые в этой жизни пережил состояние Кэнсё. Не возьмусь за логическое объяснение сути этого переживания: логические или философские ухищрения и Кэнсё – вещи противоположные. Описать это изначальное состояние сознания невозможно. В таких случаях Мастера прошлого говорили: «Это, как если бы глухонемой увидел сон». Другими словами, необходимо пережить личный опыт этого состояния. «Личный опыт» в данном случае означает непосредственное соприкосновение с фактом, без какого-либо посредника.
В тот момент, теперь уже в далёком 1996 году, я выполнял практику ходьбы недалеко от своего дома, а дальше…
Я не сразу понял, что произошло, но возникло чувство, будто я ждал этого почему-то очень родного переживания всю жизнь, нет – гораздо дольше.
Откуда такая лёгкость в теле и сознании? Откуда эти ничем не обусловленные счастье и спокойная радость?!
Внешние ощущения и внутренний поток мыслей остановились, поэтому стало казаться, что тело и сознание исчезли. Лицо само собой расплылось в естественной, едва заметной улыбке. Внешние и внутренние объекты остались, но сознание совсем не цеплялось за них, поэтому они разом перестали оказывать всякое влияние. Хаотичный поток мыслей больше не давил на ум, поскольку и то, и другое растворилось в величественном состоянии Покоя. Вся тьма вещей и их взаимодействие друг с другом могло поместиться на кончике ногтя – почему люди ищут ценность и смысл в этом иллюзорном нагромождении причинно-следственных связей?! В этом изначальном состоянии сознания полностью пропадает деление мира на два полюса – останавливается двойственное мышление. Если и возникают мысли, то они видятся чем-то внешним, грубым и совершенно бессмысленным.
Впоследствии я осознал, что только после опыта Кэнсё начинается настоящая духовная практика, ведь Кэнсё даёт интуитивное и очень ясное понимание всего, с чем соприкасаешься.
Поскольку больше не ищешь себя в предметах и явлениях, то можешь видеть именно их, а не хаотичную двойственную работу своего сознания. Увидевший (пусть и мельком) реальность способен полностью посвятить себя практике. Он вряд ли потерпит неудачу, поскольку для него не существует ничего, кроме духовной практики. Следовательно, он действительно способен в итоге достичь Освобождения[2].
Я часто вспоминаю слова, сказанные мне одним дзэнским Мастером, которому я описал свой опыт:
– Твой опыт – истинный, я подтверждаю его. Поздравляю – ты мельком увидел Будду! Что собираешься делать дальше?
– Продолжать, – ответил я.
– Продолжать что? – не давал мне спуску многоопытный Мастер.
– Продолжать свою практику, ведь духовный опыт надо «сделать своим»! – как-то само собой вырвалось у меня.
– Хорошо, – наконец улыбнулся он, – опыт надо расширить. Сколько ты можешь пребывать в этом состоянии остановки потока ума?
– В этом состоянии невозможно засечь время, оно ведь тоже останавливается вместе с сознанием, но, может быть, минут 10–15…
– Когда сможешь пребывать в этом состоянии бесконечно, тогда это и будет Окончательное Просветление, – резюмировал учитель.
«Расширить свой опыт» – именно этим я и занимаюсь с тех самых пор, шаг за шагом расширяя реализованное тогда состояние Спокойствия и Созерцания.
Если бы меня спросили: «Что в вашей жизни было самым важным, самым запоминающимся?», то я бы рассказал об этом переживании Кэнсё. На вопрос о том, какова цель жизни, я бы ответил, что, как минимум, в переживании этого опыта.
Итак, опираясь на Истинную Дхарму и свой собственный опыт практики, я могу сказать, что смысл и цель жизни – возвращение в своё подлинное изначальное состояние, которое условно можно обозначить как Атман (Истинное «Я»), Нирвана, или Просветление и Освобождение.
По сути – это синонимы. Это одно и то же, но под разными углами. Все эти слова указывают (именно указывают, а не являются: ведь это всего лишь слова) на нечто изначальное, вечное, неизменное, абсолютное, независимое. Проблема в том, что как-либо выразить ЭТО невозможно. Потому, что ЭТО не является каким-либо внешним по отношению к нам объектом, вещью или явлением, которое имеет какие-то свойства, характеристики или что-то в этом роде.
Несколько иронизируя, скажу, что никто никогда и ни при каких обстоятельствах не сможет сказать: «Эта вещь – моё Истинное „Я”. Посмотрите, какое оно красивое и сверкающее!». С этой точки зрения «Я» не существует. Об Атмане невозможно сказать. Это наблюдатель, который не рождается и не умирает, который просто незримо и естественно присутствует. Это и есть МЫ в истинном смысле. Именно по этой причине я перевожу термин «Атман» как «Истинное „Я”», беря при этом местоимение «я» в кавычки. Также, когда я использую личные местоимения в попытке указать на Атман, то обязательно выделяю их курсивом, например, «Пять Накоплений не являются нами».
Но, что же получается: не имеет смысла изучать Дхарму, раз её суть невыразима? Или вести духовную практику просто «ради практики», раз её цель нельзя сформулировать или формулировка столь абстрактна? А ведь единственная истинная ценность – это как раз Нирвана, Просветление, Атман. Они же – цель подлинной духовной практики!
«Различие между простой учёностью или простым философствованием, с одной стороны, и самореализацией – с другой, различие между тем, что излагается в словах, и тем, что трансцендентно всем словесным выражениям, но должно быть лично пережито, – это фундаментальное различие настоятельно подчёркивал Будда.
Не забывали об этом обстоятельстве и его последователи, стремясь не выпускать из виду желанное состояние самореализации» (Д.Т.Судзуки[3], «Очерки о Дзэн-буддизме», часть 2).
Атман, Нирвану, Просветление и Освобождение выразить невозможно, однако мы можем попытаться выяснить, чем они не являются. Следуя этому методу исключения, мы, вероятно, сможем прийти хотя бы к относительному пониманию.
Создавая этот очерк, я ставлю перед собой именно эту цель – опираясь на тексты Учителей прошлого и свой собственный опыт духовной практики, показать читателю устройство нашего ложного «я». Того самого ложного «я», которое привязывает нас к непостоянному миру мирских желаний и приносит страдания. А поняв, хотя бы в теории, что не является нами, мы сможем увидеть и путь, ведущий к Просветлению и Освобождению.
Исследование показывает связь между свободой и счастьем
Мы все ценим свободу, и, согласно исследованию, опубликованному в журнале Applied Research in Quality of Life , , существует связь между свободой и счастьем: «Одна из причин ибо политическое стремление к свободе есть вера в то, что это принесет большее счастье большему количеству граждан.
Теория здравого смысла, лежащая в основе этого убеждения, состоит в том, что жизнь будет более удовлетворительной, если мы сможем жить так, как мы хотим».
Конечно, у свободы должны быть ограничения. Например, мы должны останавливаться на светофорах, не заходить в чужие дома без разрешения, а способность детей выбирать иногда должна ограничиваться в их интересах.
Но что можно сказать об отношении между свободой и счастьем у граждан разных наций, от самых бедных до самых богатых, из которых одни пользуются большей свободой, чем другие? В этом исследовании исследователи изучили влияние различных степеней свободы в странах на счастье людей, которые там живут, используя опубликованные отчеты, которые заархивированы во Всемирной базе данных счастья. В базе 8479отчеты по 172 странам и 3757 отчетов по 2454 регионам и городам внутри стран.
Исследователи определяют свободу как возможность выбирать, а счастье — как субъективное удовольствие от жизни в целом (то есть «удовлетворенность жизнью»).
Thrive Global что в современном обществе люди требуют большей свободы, например, свободы выражения. «Все больше и больше молодых и пожилых людей используют социальные сети, чтобы выразить свое мнение о текущих событиях», — сказал он. «Оказывает ли этот рост свободы положительное влияние на счастье общества, или он достиг точки, когда он делает одних людей счастливыми, но негативно влияет на других?» Рахман привел пример того, как, например, выражение ненависти к одной группе в Интернете может отрицательно сказаться на счастье членов этой группы.
Когда исследователи рассмотрели, какая свобода в наибольшей степени способствует счастью, они обнаружили, что экономическая свобода наиболее последовательно устанавливает значимое положительное отношение к счастью, и что то же самое относится, по большей части, к политической свободе. Однако они также обнаружили, что положительная связь между экономической свободой и счастьем сильнее для бедных стран, чем для богатых. По мнению исследователей, «это указывает на то, что экономическая свобода лишь существенно улучшает субъективное благополучие развивающихся стран.
В развитых странах, которые обычно характеризуются высоким уровнем экономической свободы, большая экономическая свобода мало что добавляет к среднему счастью».
Исследователи также задались вопросом, не слишком ли много свободы в самых свободных странах мира: может ли существовать закономерность убывающей отдачи? Они обнаружили, что в странах с высоким уровнем свободы были доказательства положительной связи между свободой — экономической, политической и личной — и счастьем. «В целом эти результаты показывают, что даже среди стран с самым высоким уровнем свободы уровень свободы все еще не слишком высок, поскольку свобода по-прежнему имеет положительную связь со счастьем», — пишут исследователи. «Это указывает на то, что самые свободные страны (пока) не слишком свободны с точки зрения счастья». Исследователи предполагают, что одно из возможных объяснений этого заключается в том, что «люди стали более образованными, а культуры также стали более индивидуалистическими, что дает им возможность справляться с растущей свободой.
В результате высокий уровень свободы не оказал негативного влияния на субъективное благополучие людей».
Рахман сказал: «Мы обнаруживаем, что на данный момент преимущества свободы с точки зрения счастья наций превышают любые неблагоприятные последствия, которые может иметь свобода».
Свободные люди — счастливые люди
Самое раннее американское определение свободы, которое часто приводили отцы-основатели, касается ограничений личных действий: если я никому не причиняю вреда, я должен быть свободен следовать своей воле. Как сказал Томас Джефферсон в своей первой инаугурационной речи: «Мудрое и бережливое правительство, которое будет удерживать людей от причинения вреда друг другу, предоставит им во всем остальном свободу регулировать свои собственные стремления к труду и совершенствованию и не будет брать изо рта трудитесь на заработанном хлебе». Несмотря на недавние попытки расширить наше понимание свободы, включив в него претензии друг к другу или к правительству,41 Речь о положении в стране, например, в которой упоминается «свобода от нужды» — около двух третей американцев по-прежнему определяют свободу с точки зрения делать то, что они хотят, иметь возможность делать свой собственный выбор или иметь свободу слова и религии.
.
Понимание свободы – дело немаловажное. Основатели считали, что это одно из по крайней мере трех основных прав от Бога, наряду с жизнью и стремлением к счастью. Эти три права взаимосвязаны: не только свобода, конечно, зависит от жизни, но и стремление к счастью зависит от свободы. Фактически, данные показывают, что свобода и счастье тесно связаны. Но какая свобода делает американцев счастливее всего? И что лучше всего может сделать правительство для поощрения свободы и помощи нам в достижении счастья, поскольку это является нашим неотъемлемым правом?
Большое количество социальных исследований за последнее десятилетие было посвящено изучению счастья. Как правило, исследователи полагаются на самооценку счастья, которая, согласно обширной работе психологов, статистиков и неврологов, на самом деле довольно точна и сопоставима между отдельными людьми. (Это было показано путем сравнения ответов людей на опросы с психологическими оценками, опросами членов семьи и даже тестами мозговой активности.
) в Национальном центре изучения общественного мнения — это был один из немногих повторяющихся опросов, в которых людей спрашивали об их счастье, и поэтому он использовался во многих исследованиях счастья.
В 2000 году СОБ также опросила взрослых американцев об их отношении к свободе. Около 70% респондентов заявили, что они «полностью свободны» или «очень свободны», еще 25% сказали, что они «умеренно свободны». Далее, около 70 процентов считали, что американцы вообще или очень свободны.
Возможно, такие результаты неудивительны в США. Но GSS также показал, что люди, которые сказали, что они чувствовали себя полностью или очень свободными, в два раза чаще говорили, что они очень довольны своей жизнью, чем те, кто чувствовал лишь умеренную степень свободы, не очень или совсем не чувствовал ее. Даже если считать доход, пол, образование, расу, религию, политику и семейное положение постоянными, мы обнаруживаем, что люди, которые чувствовали себя свободными, примерно на 18 процентных пунктов чаще, чем другие, говорили, что они очень счастливы.
Графики Альберто Мены
Свобода и счастье тесно связаны между собой; что еще более важно, несколько исследований показали, что свобода вызывает счастья. В знаменитом эксперименте 1976 года психологи из Коннектикута предоставили обитателям одного этажа дома престарелых свободу решать, какой вечер недели будет «вечером кино», а также свободу выбирать растения на полу и ухаживать за ними. На другом этаже того же дома престарелых жители не получили этих выборов и обязанностей. Первая группа жителей — не более здоровая и счастливая, чем вторая, когда начался эксперимент — быстро показала большую бдительность, большую активность и лучшее настроение. Полтора года спустя они по-прежнему чувствовали себя лучше и даже умирали в два раза реже, чем обитатели другого этажа.
Многие последующие исследования воспроизводили эксперимент в различных условиях, в том числе зарубежных. В одном из исследований пожилых людей Германии, проведенном в 2003 году, участников просили вести дневники, записывая свою деятельность и настроение.
Исследователи обнаружили, что низкий уровень воспринимаемой личной свободы является сильным предиктором депрессии; они продолжали предлагать расширенную свободу для жителей домов престарелых как эффективный способ улучшить качество их жизни.
Данные и доказательства не доказывают, что все виды свободы приносят одинаковое счастье или что больше свободы всегда лучше, чем меньше. Например, как насчет экономической свободы? Эксперты и левые политики часто говорят нам, что свободная экономика делает население несчастным: разрушения капитализма делают нас незащищенными, и мы предпочли бы безопасность щедрых программ социального обеспечения и национального здравоохранения. Но для большинства людей, оказывается, это не так.
Начнем с того, что те, кто выступает за меньшее вмешательство государства в наши экономические дела, счастливее тех, кто выступает за большее. Когда в 2004 году его спросили, несет ли правительство ответственность за повышение уровня жизни американцев, 26% согласившихся назвали себя очень счастливыми по сравнению с 37% несогласных.
Когда в 1996 году его спросили, должно ли «правительство нести ответственность за контроль над ценами», те, кто ответил, что это «определенно должно быть», на четверть реже ответили, что они очень счастливы, чем те, кто сказал, что это «определенно не должно быть». ».
У вас может возникнуть соблазн приписать эту корреляцию несчастным беднякам, которые выступают за вмешательство правительства, чтобы улучшить свою судьбу. Но важно отметить, что взгляд на целые страны показывает, что более свободная экономика означает более счастливое население в целом. В 2002 году Международная программа социальных исследований измерила уровень счастья почти в трех десятках стран. В том же году, как и каждый год с 1995 года, Wall Street Journal и Фонд наследия составили Индекс экономической свободы, оценивая страны по таким критериям, как свобода ведения бизнеса, торговля с другими странами, простота инвестиций. , права собственности и уровень деловой коррупции. Результатом была совокупная оценка от 0 до 100, где 100 означало максимальную свободу.
Рядом с вершиной, набравшей около 80 баллов, оказались большинство англоязычных стран; большинство стран Западной Европы набрали от 65 до 75 баллов; бывшие коммунистические страны и развивающиеся страны были ниже; а внизу сидела Северная Корея. Если вы примените эти данные к странам Международной программы социальных исследований, вы обнаружите, что увеличение экономической свободы на 1 процентный пункт связано с увеличением на 2 процентного пункта доли населения, которое говорит, что они полностью счастливы или очень счастливы. счастливый.
Так что неудивительно, что в 1990 году, в конце коммунистической эры, одно межстрановое исследование показало, что 41 % американцев заявили, что они очень счастливы, в отличие от всего 14 % восточных немцев, 6 % россиян и чехи и 2 процента латышей. Конечно, режимы за железным занавесом были не только экономически несвободны; они также были политически несвободны. Как и экономическая свобода, политическая свобода — демократия и участие в демократическом процессе — тесно связана со счастливыми гражданами.
Швейцарские экономисты Бруно Фрей и Алоис Штутцер убедительно показали это в XIX веке.90-х годов, сравнивая уровни счастья в различных швейцарских кантонах, которые сильно различаются по степени политического участия, которое они предоставляют своим гражданам. Кантоны, которые предоставили гражданам более прямые демократические права, а также встречи с лидерами для обсуждения политических и финансовых вопросов, оказались значительно счастливее, чем кантоны, где политический доступ был более ограниченным.
Свобода вероисповедания, известная отцам-основателям как «первая свобода», вероятно, тоже приносит счастье. Это утверждение трудно проверить на международном уровне, потому что не существует широко признанных глобальных индексов свободы вероисповедания. Это даже трудно проверить в Соединенных Штатах, потому что не существует человека без религиозной свободы, который мог бы сказать нам, насколько он может быть несчастлив. Однако мы знаем, что люди, которые поддерживают свободу для тех, кто придерживается необычных религиозных убеждений, счастливее тех, кто этого не делает.
В ходе опроса 2006 года, в ходе которого спрашивалось, поддерживают ли респонденты право людей с антирелигиозными взглядами на публичное выступление, оказалось, что те, кто ответил «нет», на треть чаще, чем те, кто сказал «да», сказали, что они не слишком счастливы. Другими словами, религиозная терпимость — даже терпимость к антирелигиозности — тесно связана со счастьем.
Кроме того, многие из самых счастливых людей в Америке достигают своего счастья через веру. На вопрос GSS 2000 года о переживаниях, благодаря которым они чувствовали себя наиболее свободными, около 11 процентов взрослых поставили религиозные и духовные переживания на первое место в списке. И эти люди чаще, чем те, кто упоминал любой другой опыт, говорили, что они очень счастливы.
Удивительно, но одной из причин того, что религиозный опыт приносит удовлетворение, может быть то, что религия налагает ограничения на поведение, и эти ограничения указывают на свободу, не способствующую счастью.
В середине 1990-х исследователи из Стэнфордского университета установили в супермаркете две палатки и раздавали образцы джема.
В одном киоске предлагалось шесть видов джема; второй — 24. В то время как больше покупателей останавливалось, чтобы попробовать из более широкого ассортимента, люди, которые пробовали из более узкого, в десять раз чаще покупали банку варенья позже. В другом эксперименте те же исследователи дали студентам колледжа возможность написать эссе с дополнительным кредитом. Одна группа могла выбрать всего шесть тем для эссе; у другого было 30 на выбор. Те, у кого было меньше выбора, не только с большей вероятностью завершали свои эссе; они также лучше работали.
Психологи считают, что причина, по которой люди часто предпочитают меньший выбор большему, заключается в том, что выбор может подавлять, поскольку затраты на обработку информации и принятие решения перевешивают выгоды от наличия большего количества вариантов. Эта идея называется «гипотезой перегрузки выбором». Подобная концепция — «моральная перегрузка свободой», если можно так выразиться, — может применяться в случаях морального выбора.
Здесь слишком много свободы оставляет нас неуверенными и ищущими, неспособными отличить правильное от неправильного и, следовательно, несчастными. И религия, которая часто формирует и ограничивает моральный выбор людей, является одним из найденных людьми способов смягчить перегрузку моральной свободой.
СОБ снова предоставляет доказательства этого утверждения. Считаете ли вы, что женщина должна иметь возможность сделать аборт по какой-либо причине? У вас на 9 процентных пунктов меньше шансов быть очень счастливыми, чем у тех, кто не верит в аборт по требованию, и эта разница сохраняется даже после поправки на ваш возраст, доход, образование, расу и семейное положение. Если вы считаете, что внебрачный секс «всегда неправилен», вы на 10 пунктов более склонны сказать, что очень счастливы, чем если бы вы думали, что это не всегда неправильно. Добрачный секс, легализация наркотиков, социальные последствия религии и так далее — во всех этих вопросах нравственные традиционалисты, ограничивающие свою свободу, более счастливы, чем нравственные модернисты, которые мало или совсем не ограничивают себя.
Многие считают, что лучший способ избежать перегрузки моральной свободой — это не религия, а государственная власть. У нас есть много юридических запретов, которые отражают религиозные и этические предписания. Проституция, например, незаконна, потому что многие — возможно, большинство — американцев считают ее неприличной; так и инцест. Различные «синие законы», в основном касающиеся подачи и продажи алкоголя по воскресеньям, остаются в силе в некоторых штатах.
Но использование закона для принуждения к нравственному поведению — и, таким образом, теоретически, для поощрения счастья — может не дать результата по трем причинам. Во-первых, правительство лучше приспособлено для сдерживания действий людей, чем для изменения их морали. Мировоззрения зависят от культуры больше, чем от политиков. Да, законы могут влиять на культуру, но в основном они побуждают людей вести себя так, чтобы избежать наказания — или скрывать свои действия от закона. Мало того, что это мало делает для счастья; это также может превратить аморальных людей в преступников.
Во-вторых, хотя крайняя распущенность и не лучшая идея, большое количество
данные свидетельствуют о том, что то, что многие назвали бы пороком (например, умеренное употребление алкоголя и секс в рамках серьезных отношений), связано с большей частью добродетели — счастья, здоровья и процветания. Сам святой Августин учил, что умеренность труднее воздержания и, следовательно, может быть более добродетельна. И в-третьих, конечно, правительственные ограничения морали, как правило, подавляют те самые свободы, которые делают людей счастливыми. Для принуждения к морали правительство является ужасно грубым инструментом, потенциально лишая значительной части экономической и политической свободы, чтобы отточить немного хорошего поведения.
Уместно ли когда-либо правительству ограничивать моральную свободу? Очевидно, что это так, когда моя моральная свобода необоснованно вредит вам. Тогда вопрос становится не в том, чтобы защитить меня от меня самого, а в том, чтобы защитить вас от меня.
Томас Джефферсон прямо указал на это, когда сказал, что «чтобы замкнуть круг счастья», правительство должно «удерживать людей от причинения вреда друг другу». Конечно, граница между моей свободой и вашим злом часто размыта. Сторонники запрета на курение считают, что курильщики вредят другим, подвергая их пассивному курению. Оппоненты, напротив, видят в запретах пример няньки государства на стероидах, защищающей людей от их собственного потакания относительно мелкому пороку. Гораздо серьезнее позиция сторонников выбора заключается в том, что аборт не причиняет вреда человеку и, следовательно, является личным моральным вопросом. Тем временем сторонники защиты жизни считают, что плод — это человек, который заслуживает защиты от насилия, а это означает, что речь идет об общественной, а не личной морали.
Но в тех случаях, когда все согласны с тем, что наше личное аморальное поведение не причиняет вреда другим, наше счастье лучше всего обеспечивается правилами в нашей личной жизни, которые ограничивают нашу мораль и защищают нас от излишеств в моменты личной слабости.
Рецепт счастья — это сочетание личной свободы, личной порядочности и умеренности. И правительство лучше всего защищает нашу свободу, когда оно воздерживается от посягательств на наш моральный выбор, но энергично защищает наше право самим ограничивать этот выбор.
Если важность свободы для счастья кажется вам очевидной — столь же очевидной, как важность жизни для свободы, — это, вероятно, потому, что вы американец. Во многих странах вас оштрафуют, посадят в тюрьму или похуже за то, что вы отстаиваете свое право голосовать, поклоняться или даже открывать бизнес по своему желанию. Америка — это оазис приносящей счастье свободы в мире, который обычно не верит, что граждане могут справиться со свободой, и не доверяет им попытки.
Как американцы, мы понимаем, что людям можно доверить свободу, поэтому мы так ревностно ее охраняем. Но счастье требует, чтобы мы также использовали свободу ответственно, что означает, как в индивидуальном, так и в национальном масштабе, уравновешивая обильную частную свободу здоровой личной моралью.