Никем невидимый он выбирался к своим: Репозиторий БГПУ: Недопустимый идентификатор

Читать книгу «Убить Зону» онлайн полностью📖 — Владислава Выставного — MyBook.

Хуже и быть не могло.

Остаться посреди Зоны, в самом пекле, без оружия, без связи, не понимая толком, где находишься, что делать дальше… И главное – в полнейшем одиночестве, когда не у кого спросить, что и к чему в этой проклятой «черной дыре», разъедающей планету, про которую только и знаешь, что набор страшных историй, в изобилии блуждающих по сталкерским кабакам. И приятным бонусом ко всему прочему – начинало темнеть.

Петля, как в трансе, топтался на месте, нервно размазывая рукавом по лицу кровавую жижу с осколками костей и ошметками мозгов – и не какой-нибудь злобной дикой твари, а самого бугра, вздумавшего, вдруг, поиграть в зомби. Это было похоже на бред – последний патрон всадить в своего же. Который, правда, с чего-то вдруг перестал быть своим.

Да и никогда не был, чего уж там. Его, как раз не жалко, подлую мразь.

Только, вот, что же теперь, отцы, делать? Конечно, и до того не раз приходилось с тихой злобой ныть на конченную суку-судьбу, загнавшую его, как зверя, в совершенно безнадежную ситуацию, буквально воткнувшую башкой в темный угол, поставившую на колени, жестко загнувшую и ежедневно тычущую его мордой в собственное дерьмо. Но, оказывается, все это была лирика. Так сказать, проза жизни.

А сейчас это был полный кирдык, дальше некуда. И ладно, если бы он был настоящим сталкером. Но он был никем – тупой, ни хрена непонимающей «отмычкой». Мясом, которое берут в Зону, для наживки на всяких тварей и кормежку для неожиданных аномалий.

С самого начала казалось, что группу их, тайком пробирающуюся через Периметр, будто прокляли. Даже бугор под конец стал бормотать об этом, когда непруха стала полной. Вначале идиотский косяк с патрулем, где осталось валяться пять трупов – двое своих братков, и три ооновца. Хорошо, если всех насмерть – а если кто-то вдруг жив, и начнет, как очухается, сдавать имена и явки? Не тот случай, чтобы небрежно отмахнуться. Не тот, гребаный случай!

Потом череда аномалий на всеми исхоженной тропе – там, где никаких аномалий отродясь не было. Вот вам еще два покойничка – и полетевшая нахрен электроника детекторов аномалий и раций. И под конец эти чертовы собаки. Хотя, нет, было еще кое-что похуже слепых собак.

Самое во всем этом нелепое – то, что добывать это вожделенное лучистое дерьмецо своими руками и не пришлось вовсе. На вполне безопасную солнечную полянку, в хорошо укрытой от посторонних глаз ложбине, принесли его какие-то хмурые, вооруженные до зубов сталкеры. Точнее – притащили, вчетвером, в массивном, железном, с толстой крышкой, ящике, напоминающем несгораемый шкаф. И все, что оставалось сделать – так это перелить тонкой струйкой то, что плескалось в ящике, на самом его донышке, в свой компактный керамический контейнер. При этом сталкеры напрочь отказались помогать – они держались метрах в пятидесяти от пыхтящих от натуги братков, переливающих это подозрительное зелье в крутую фирменную банку. При этом братки не побрезговали напялить на себя уродливые армейские костюмы химической защиты с массивными «мордами» противогазов – все это добро приходилось, надрываясь, тянуть на себе Петле, и он не без облегчения смотрел, как брезгливо избавляются бандиты от прорезиненных «комбезов»: назад это тащить не придется. Что это была за опасная дрянь, добытая в мрачных недрах Зоны, его не интересовало в принципе.

Впрочем, когда ребристая белая крышка контейнера была закручена, сталкеры подошли поближе – и спокойно потребовали, очевидно, заранее оговоренной суммы. Тут-то им и довелось познакомился с природной тягой бандитов к исполнению собственных обязательств. Пока бугор протягивал старшему этой группы туго свернутый резинкой денежный рулон, Шестипалый, обманчиво похожий на добродушного увальня, зашел, как бы невзначай, со спины, ухватил ближайшего сталкера за загривок, да так быстро и ловко всадил ему «перо» в ямку между ключицей и лопаткой, что остальные не успели ничего понять: по сталкерской привычке они следили за автоматами чужаков, которые были у тех демонстративно сложены на землю. Пока остальные трое тянулись к своим «калашам», бандиты уже успели выхватить припрятанные в рукавах «перья». Шестипалый пользовался тем преимуществом, что все еще был позади сталкеров. Он успел выдернуть из фонтанирующей кровью раны «перо», и стремительно вогнать его под лопатку еще одному ошалевшему от неожиданности сталкеру. Дальше все решила внезапность и преимущество в живой силе. Во время этих событий не прозвучало ни одного выстрела, даже криков толком не было.

Но именно в тот момент Петля почувствовал, что его дело швах. Если из-за какого-то лучистого дерьмеца бандиты пошли на такой неслыханный беспредел – значит, дело того стоило. И резали сталкеров не за деньги – убирали как ненужных свидетелей. А уж такой никчемный свидетель, как он, Петля, им вообще нахрен не сдался. Его дело – доработать отмычкой и носильщиком до Периметра. А там… Даже думать об этом не хотелось.

И вот – на тебе! Все они – и здоровяк Шестипалый, и юркий Живчик, и молчаливый, с тяжелым взглядом, Хирург, и сам бугор, которого уважительно именовали Игорь Анатольевич – все они валялись у его ног, в лужах крови, в обнимку с выпущенными кишками, в лапшу изрезанные друг дружкой.

Хочешь, не хочешь – а так и начнешь верить в Черного Сталкера, это нелепое местное божество. А ведь он, дурак, поначалу не верил. Не верил – да поперся в Зону, искать лучшей жизни. Надо было оказаться полным ослом, чтобы искать лучшей жизни в этом проклятом месте.

С самого начала умные люди твердили: не лезь ты в Зону, не твое это, просто не твое. Потому что сталкер – это не профессия и не способ пошабашить, подзаработать деньжат, да расслабленно свалить на моря с пышногрудой телочкой. Сталкер – это образ жизни, это часть особого сообщества, часть клана. Часть Зоны, чтоб ее так и раз эдак… А ты – просто гастарбайтер от Зоны, твое дело штукатурку класть, дыры в стенах сталкерского бара заделывать да мебель чинить. У них ведь что ни день – погром да драка. Вот они, настоящие сталкеры! А ты?!

А если уж и решил поискать приключений на собственную задницу, поиграть в крутого перца – то хотя бы, не связывайся с бандитами! Правильно люди говорили, правильно. Только, вот, у них на лбу, что ли, написано – бандиты они или нет? Да для него тогда все сталкеры на одно лицо были, и все как один – вылитые бандюганы. Нет, правда, а чем какой-нибудь член сталкерской группировки отличается от матерого бандита? Разве что, содержанием наколок, да и то не всегда. А так – погоняла у всех вместо нормальных человеческих имен, группировки – как ганстерские шайки в каком-нибудь негритянском гетто, сплошь нелады с законом, оружие, убийства, да и манеры у всех явно не в Оксфорде получены.

Короче, он вляпался. И по большому счету, тогда все и началось, а кончилось тем, чем должно было кончиться.

И теперь ему крышка.

Ну, допустим, ему повезло – и он вернулся. Живой, здоровехонький, малость поседевший и хватанувший пятидесятикратную дозу радиации. И что дальше?

А дальше вот что.

Он заявился из Зоны один. Он, Петля – никто в уголовной иерархии, распоследняя отмычка, дерьмо собачье, чья задача – сдохнуть самому, но вернуть в целости и сохранности бугра. Или, хотя бы, хабар. Потому как его, Петлю, только потому до сих пор на перо не посадили, что он – рабочая лошадь. Шестерка, которая таскает хабар бесплатно, за жратву, из страха, что его «счетчик» может ускорить свое и без того дикое верчение. Потому как, становясь должником у бандитов, ты перестаешь быть человеком. Ты становишься рабом. И не стоит думать, что с долгом можно хоть как-то расплатиться. Не тот случай. Может у каких-нибудь благородных подонков, рассекавших на фрегатах по Карибскому морю, и принято было отпускать пленного за выкуп.

У бандитов Зоны свои правила. Точнее – их полное отсутствие. Сколько бы ты ни платил – всегда найдется повод, чтобы заработанное тобой списать на недоимки, штрафы и еще круче задрать счетчик. Это ловушка. Как трясина, которая затягивает все сильнее – пока ты не захлебнешься зловонной черной жижей. Он ведь не сразу въехал во всю эту схему – когда получал щедрые подъемные, когда бугор добродушно выпивал с ним, как и с другими кандидатами в бандитские отмычки, а вся эта расписная кодла с дружным ржанием хлопала его по плечам.

Он должник. Не член известной сталкерской группировки «Долг», а лох, который тупо должен, и должен бандитам. Должен по гроб жизни – и это не эпитет.

И как он только понадеялся, что этой ходкой он, наконец, избавится навсегда от этой зависимости! Ведь то жиденькое лучащееся дерьмецо, что они с шутками и прибаутками тащили в керамическом контейнере странной формы, ради которого, собственно, и было затеяно рискованное предприятие, осталось там, на участке, отхваченном какой-то тварью. Той, что заставило бандюков выплеснуть наружу всю свою поганую сущность – и устроить этот чертов кровавый междусобойчик.

Сказать по правде, обладай Петля таким же могуществом, как та тварь, что залезла к ним в мозги, он и сам бы потешился, глядя, как его мучители рисуют друг на дружке купола своими ножичками. Но он не был такой тварью. И более того, странным образом, меньше других оказался подверженным влиянию убийственного пси-поля. Однако же, последнюю пулю из дробовика высадил, все же, именного он. Пуля типа «турбинка», на крупного зверя – в момент превращает человеческую голову в разбитую миску с томатным супом. Бах – кровавые брызги во все стороны – и тело медленно падает на спину, как елка на лесоповале.

И все.

Все кончилось сразу. Словно та невидимая тварь так и задумала: перебить всю эту шоблу и оставить его одного – словно в издевку. Вот же сука!

Петля готов был разрыдаться. Он стоял среди трупов тех, с кем шел на дело, и понимал, что так, наверное, и наступает конец. Патроны, практически весь боекомплект, они расстреляли во время последней атаки слепых собак. Черт его знает, в чем там было дело – но стая упорно шла по их следам, и, похоже, волновало их вовсе не мясо – а то, что было в том странном, граненом контейнере, покрытом белой гладкой керамикой. И когда Шестипалый, не выдержав, темпа споткнулся и выронил контейнер – твари бросились не к нему, пожрать его мясистую задницу, а к контейнеру.

Тогда все пятеро из оставшихся в живых наблюдали эту дикую картинку: чертовы слепые собаки копали яму – как самые обыкновенные псы, отбрехиваясь, отбрасывая землю лапами, копали упорно, сменяя друг друга, глубоко копали – будто собирались вырыть могилу. И под конец этого зоологического зрелища вожак, поджарый чернобыльский пес, просто спихнул контейнер жуткой узловатой лапой – прямо в чертову «могилу». Или могильник – пес его знает. И вся эта свора стала преспокойно так зарывать «ямку», будто припрятывала косточку на черный день.

Надо было видеть лицо бугра: он зверел прямо на глазах, зверел от бессилия. Есть у бандюков такая слабость натуры: тупой воровской гонор, не признающий поражения перед объективными обстоятельствами. Ну и что, что в магазинах остался лишь неприкосновенный запас патронов – на случай прорыва Периметра или еще, черт знает чего? Это ведь Зона – здесь нельзя давать волю эмоциям.

С другой стороны, понять их можно: они видят, как безмозглые твари у них перед носом закапывают то, ради чего полегли уже четверо братков, и что, по туманным намекам, тянет на сумму с шестью нолями, а то и более! Нет, в такой ситуации бандитов «на слабо» лучше не брать. Стрельбы было просто не избежать.

В большей своей части стая была уничтожена. Стрелять в упор по слепым собакам – это вам не по псевдогиганту палить. Большая часть стаи полегла на месте, вожак и еще пара особей ушли.

И вся бандитская шайка-лейка собралась вокруг этой полузасыпанной собачьей ямы, в глубине которой, из-под песка торчала белая крышка. Шестипалый присел – и потянулся к контейнеру, склоняясь над ямой… Тогда-то все и началось. Ударило по мозгам чье-то мощное пси-поле – и из нутра, будто паста, выдавливаемая из тюбика, полезло сокровенное. По крайней мере, так это ощутил Петля. В его случае сокровенным оказался страх. Оттого он рухнул на четвереньки и попятился в обнимку со своим раздолбанным дробовиком. Из бандитов же полезло то, что и должно было из них полезть: злоба, агрессивность, жажда крови. Последним, самым хитрым и коварным, как и полагается бугру, остался Игорь Анатольевич. И когда он, весь в кровище своих сотоварищей, поигрывая зверского вида ножиком, полез освежевывать все еще живую «шестерку», Петля собрал в себе остатки воли, упер в землю приклад дробовика – и жахнул в нависшего над ним «зомби».

Просто Петля не стал тратить последний патрон на бессмысленную стрельбу по собакам: у него не было бандитского гонора, и на перо полагаться он тоже не привык.

Но теперь он видел, как на засыпанный контейнер лениво улегся сверху жуткий чернобыльский пес. И удивительно было не то, что он сторожил свою дьявольскую «прелесть» в керамической банке, а то, что не бросился немедленно на беззащитного человека. Что само по себе явление трудно объяснимое. Тут же рядом с вожаком возникли две слепые собаки – те, что уцелели во время бойни. О том, чтобы голыми руками отобрать у мутантов хабар, не могло быть и речи. Петля сначала медленно попятился. Стараясь не отводить взгляда от чудовищ.

А потом побежал.

Это было просто безумие: он понятия не имел, куда бежит, имея все шансы вляпаться в какую-нибудь шальную аномалию. Ему и впрямь посчастливилось не впороться на бегу в какую-нибудь мясорубку, не влезть ногой в комариную плешь. Правда, от пригоршни жгучего пуха увернуться не вышло, но это в его положении, считай, что совсем ничего. Тем более, что от летящей навстречу искрящейся пыли он успел прикрыться ладонью. Что ж, работу «модели рук» ему и без того никто не предлагал, а распухшая рябая и саднящая лапа в его положении – не повод для нытья.

Но, наверное, и вправду люди говорят: дуракам везет. До поры до времени, конечно: везенье кончилось, когда он споткнулся и скатился в неглубокий овраг, заваленный всяким ржавым хламом. Как бесправная и безответная отмычка, он плохо ориентировался на территории Зоны, но предположил, что находится где-то на окраине Свалки. Прополз немного на четвереньках, выглянул из-за бугорка.

Точно, Свалка. Вон она, брошенная, насквозь радиоактивная техника, какие-то автобусы, грузовики, просто груды расплющенного металла, вляпавшегося, надо полагать в самый гравиконцентрат. Только сейчас вспомнилась эта пакость – «комариная плешь», возникшая вдруг на исхоженной тропке. Вообще-то впереди полагалось двигаться именно ему, отмычке – на то их и берут с собой, причем, не только бандиты, но и те, кто считает себя честными сталкерами. Такова уж тут традиция, вроде тюремной прописки: назвался сталкером – полезай в отмычки. Если выживешь за пять-шесть ходок – может, и будет из тебя толк. А в тот момент его вдруг так прижало – просто сил никаких нет. Хоть пером его режь – а надо остановиться и присесть на обочине. Бугор скривился, ясное дело, но разрешил: мало удовольствия гнать перед собственным носом с головы до ног обдристанную отмычку. И вот, пока Петля кряхтел и обливался потом, избавляясь от сомнительного ужина в сталкерском кабаке, Мизинчик-то и вляпался. Даже со своего насеста Петля видел, как все случилось: просто шел такой шустрый малый с «узи» под мышкой (тоже понты – не признавал нормального оружия, «калаш» ему, тяжел, видите ли). Шел, да вдруг, раз – будто наступил на него какой-то невидимый великан. Мизинчик даже ойкнуть не успел, только с хрустом полопались под собственной тяжестью кости, плюхнулось, обращаясь в кисель мясо – и Мизинчика всосало в землю Зоны-матушки, ибо в одно мгновение стал он весить несколько тонн, что многовато для хрупкого человеческого организма. Только грязное пятно и осталось, да еще расплющенный «узи» поверху. «Калашников» ему тяжел, видите ли.

Тогда его, Петлю чуть не убили. Бугор восстановил видимость справедливости: отмычка никак не могла знать о коварной «плеши», да и прижало ее не в шутку: идите, полюбуйтесь, как он экологию Зоны загадил… На самом деле, плевать бугор хотел на справедливость – просто только что, прямо у всех на глазах, была доказана истинная ценность отмычки на территории Зоны. И его грубо, стволами, погнали вперед, не дав даже штаны застегнуть.

Тогда ему просто повезло. Ну а теперь-то что желать? Свалка – это, блин, хреновое место. Без датчика аномалий тут во что угодно влететь можно, не говоря уж о всяких бродячих тварях…

Что-то зашуршало в глубине металла. Петля судорожно сглотнул, присел, прижимаясь к земле. И действительно, в наступающем сумраке показался первый обитатель Свалки. Нет, это был не какой-нибудь заблудший кровосос. И даже не слепая собака.

Крыса. Обыкновенная серая крыса – один из самых живучих на Земле организмов, если не считать столь же серых ворон. Петля облегченно перевел дух. А зря. Потому что вслед за этим шустрым зверьком с забавной подвижной мордочкой последовал еще один. И еще. Крысы выбирались из своих укрытий, водили серыми носами, принюхиваясь. Человеческое присутствие явно привлекало их внимание. Петля пока не догадывался, к чему дело идет, но смутное беспокойство уже закрадывалось ему в душу.

Он не боялся крыс. В отличие, скажем, от пауков или змей. В детстве у него даже была маленькая ручная крыса. Он любил таскать ее у себя на плече, она смешно щекотала шею своими подвижными усиками и до смерти пугала девчонок. Это забавные и беззлобные создания. Пока их не станет слишком много.

А крысы все перли. Причем, уже с разных сторон. Похоже, они еще не определились с дальнейшими действиями и делали вид, что просто выползли из своих бесконечных нор подышать свежим воздухом Зоны.

И тут до Петли дошло: не станут они просто так выползать скопом наружу, чтобы просто полюбоваться закатом. И если они уж поперли… Он стал медленно пятиться – стараясь прорваться сквозь серую крысиную блокаду и при том – не дай Черный Сталкер – не наступить на одну из этих тварей. Ничего не получалось: он пятился – и грязный крысиный ковер двигался вместе с ним.

Теперь уже не осталось никаких сомнений: крысы собрались здесь по его душу. Петля ощутил невероятное омерзение и ужас. Вот и еще один повод почувствовать собственное ничтожество: Зона брезгует тратить на него даже самую жалкую из своих аномалий, самого затрапезного мутанта. Его попросту сожрут серые паразиты.

Однако, крысы по-прежнему не нападали. Петля лихорадочно пытался сообразить – почему? Возможно, должна собраться некая критическая масса животных, которая и примет решение: пора жрать. А может… И тут он вспомнил еще кое-что, что мельком слышал про грызунов Зоны. Крысиный волк! Вот, кто ведет эту серую армию. Наверное, он решил появиться последним. А может…

Сердце Петли заколотилось лихорадочно, с перебоями: он представил себе, как этот серый монстр выбирается из глубин почвы, выталкивая перед собой на поверхность рядовую серую массу – которая просто мешает протиснуться его гигантской туше…

Личность человека-невидимки | Shmoop

Личность человека-невидимки | Шмуп

Магазин не будет работать корректно в случае, если куки отключены.

Похоже, в вашем браузере отключен JavaScript.

Для наилучшего взаимодействия с нашим сайтом обязательно включите Javascript в своем браузере.

Личность

Пролог

Рассказчик

Невидимость, позвольте мне объяснить, дает немного другое ощущение времени, вы никогда не совсем в ритме. Иногда ты впереди, а иногда позади. Вместо быстрого и незаметного течения времени вы осознаете его узлы, те точки, где время останавливается или от которых оно отскакивает вперед. А ты проскальзываешь в перерывах и оглядываешься. Это то, что вы смутно слышите в музыке Луи. (Пролог.8)

Здесь связь между джазом и невидимостью проявляется более прямо.

Я невидим, поймите, просто потому, что люди отказываются меня видеть. (Пролог.1)

Это говорит о том, что люди способны видеть рассказчика, но предпочитают этого не делать.

Без света я не только невидим, но и бесформенен; а не осознавать свою форму — значит жить смертью. Я сам, просуществовав каких-то двадцать лет, не стал живым, пока не открыл свою невидимость. (Пролог.6)

Рассказчик предполагает, что невидимость является частью его личности.

Или, опять же, вы часто сомневаетесь, существуете ли вы на самом деле. Вы задаетесь вопросом, не являетесь ли вы просто фантомом в сознании других людей. Скажем, фигура в кошмаре, которую спящий всеми силами пытается уничтожить. Именно когда вы чувствуете себя так, из-за обиды вы начинаете давать людям отпор. И, позвольте мне признаться, вы чувствуете себя так большую часть времени. Ты ноешь от потребности убедить себя, что ты существуешь в реальном мире, что ты часть всего этого шума и муки, и ты бьешь кулаками, ругаешься и клянешься, чтобы тебя узнали. И, увы, редко удачно. (Пролог.2)

Личность человека во многом определяется восприятием других — без восприятия другими того, кто он есть, рассказчик чувствует себя потерянным.

А я люблю свет. Возможно, вам покажется странным, что невидимый человек нуждается в свете, желает света, любит свет. Но, может быть, именно потому, что я ам невидимка. Свет подтверждает мою реальность, рождает мою форму. (Пролог.6)

Рассказчик любит свет, потому что он позволяет ему видеть себя. Это часть светлых/темных образов, которые Эллисон использует на протяжении всего романа.

Я не жалуюсь и не протестую. Иногда выгодно быть незамеченным, хотя чаще всего это сильно действует на нервы. (Пролог.2)

Рассказчик признается, что в невидимости есть преимущества, и это чувство хорошо сочетается с двойным сознанием В.Э.Б. Дюбуа. Тем не менее, быть невидимым чаще всего очень неприятно.

Глава 1

Рассказчик

И всякий раз, когда у меня все шло хорошо, я вспоминал дедушку и чувствовал себя виноватым и неловким. Как будто я выполнял его совет вопреки себе. И что еще хуже, все любили меня за это. Меня хвалили самые белоснежные мужчины города. Меня считали образцом хорошего поведения, как и моего деда. И что меня озадачило, так это то, что старик определил это как предательство . Когда меня хвалили за мое поведение, я чувствовал вину за то, что каким-то образом я делал что-то, что действительно противоречило желаниям белых людей, что, если бы они поняли, они хотели бы, чтобы я действовал как раз наоборот, что я должен был были угрюмыми и злыми, и что это действительно было бы тем, чего они хотели, даже если они были одурачены и думали, что хотят, чтобы я вел себя так, как я. (1,3)

Положительное подкрепление, которое получает Человек-невидимка, только сбивает с толку его самоощущение. Он чувствует себя недостойным их похвалы из-за стойких слов своего деда, которые подразумевают, что то, что он делает, на самом деле является предательством.

Всю свою жизнь я что-то искал, и куда бы я ни повернулся, кто-то пытался сказать мне, что это такое. Я тоже принимал их ответы, хотя они часто противоречили друг другу и даже противоречили сами себе. Я был наивен. Я искал себя и задавал всем, кроме себя, вопросы, на которые я и только я мог ответить. Мне потребовалось много времени и много болезненных бумерангов моих ожиданий, чтобы достичь осознания, с которым все остальные, кажется, родились: что я никто, кроме самого себя. Но сначала я должен был обнаружить, что я человек-невидимка! (1.1)

Долгое время человек-невидимка был послушен различным жизненным путям, которые общество проложило ему как чернокожему, но здесь он обнаруживает существование невидимой личности, личности, которую никто не может видеть.

Глава 2

Рассказчик

Они все были такой частью той другой жизни, которая умерла, что я не могу вспомнить их всех. (Время было таким, как был я, но ни то время, ни то «я» больше не являются.) (2.7)

Рассказчик считает себя радикально отличным от версии из колледжа — настолько другим, что считает версию из колледжа практически мертвой.

Глава 3

Рассказчик

Многие из мужчин были врачами, юристами, учителями, государственными служащими; было несколько поваров, проповедник, политик и художник. Один очень сумасшедший был психиатром. Всякий раз, когда я их видел, я чувствовал себя неловко. Предполагалось, что они представители тех профессий, к которым я в разное время смутно стремился, и хотя они, казалось, никогда меня не видели, я никогда не мог поверить, что они действительно пациенты. (3,35)

Вера рассказчика в то, что занятия служат хорошим сигналом о безумии человека, сбивается с толку, когда он входит в Золотой день. В разделе «Интересные теории»: некоторые критики считают, что ветераны «Золотого дня» представляют чернокожих юристов, политиков, врачей, проповедников и т. д., которые могли бы появиться на свет, если бы они не подвергались репрессиям со стороны белого общества.

Он воспринимает информацию своими органами чувств, но у него короткое замыкание в мозгу. Ничто не имеет значения. Он принимает это, но не переваривает. Он уже есть – ну, благослови мою душу! Вот! Ходячий зомби! Он уже научился подавлять не только свои эмоции, но и свою человечность. Он невидим, ходячее олицетворение Негатива, совершеннейшее достижение вашей мечты, сэр! Механический человек! (3,299)

Ветеринар в «Золотом дне» первым называет рассказчика невидимым, критикуя его за то, что он именно такой, каким белые надеются стать черными.

Глава 4

Рассказчик

Здесь, в этой тихой зелени, я обладал единственной личностью, которую когда-либо знал, и я терял ее. В этот краткий момент перехода я осознал связь между этими газонами и зданиями и моими надеждами и мечтами. Я хотел остановить машину и поговорить с мистером Нортоном, попросить у него прощения за то, что он видел; умолять и показывать ему слезы, бесстыдные слезы, как у ребенка перед родителем; осудить все, что мы видели и слышали; чтобы заверить его, что я далеко не похож ни на кого из тех, кого мы видели, я ненавидел их, что я верил в принципы Основателя всем своим сердцем и душой, и что я верил в его собственную доброту и доброту в том, что он протянул руку своей благосклонности, чтобы помочь нам, бедным, невежественным людям, выбраться из болота и тьма… Если бы он только не сердился на меня! Если бы он только дал мне еще один шанс! (4. 2)

Колледж рассказчика невероятно наивен; здесь он отличает себя (в своем сознании) от «плохих» черных людей, бедных, необразованных и совершающих инцест. Он отчаянно верит в идею расового подъема благодаря помощи белого человека (в данном случае этого белого человека звали бы мистер Нортон).

Глава 6

Рассказчик

В течение трех лет я думал о себе как о мужчине, и здесь он несколькими словами сделал меня беспомощным, как младенца. (6.82)

Доктор Бледсо лишает рассказчика ощущения мужественности – это момент возрождения.

Глава 7

Рассказчик

Играйте в игру, но играйте по-своему — по крайней мере, часть времени. Играй в игру, но подними ставки, мой мальчик. Узнайте, как это работает, узнайте, как ты действуй – жаль, что я не успел рассказать тебе только фрагмент. (7.28)

Другими словами, ветеринар говорит рассказчику, чтобы он познал себя. Противоречит ли этот отрывок совету дедушки, согласуется с ним или дополняет его?

Будь себе отцом, молодой человек. И помните, мир — это возможность, если только вы его откроете. Наконец, оставьте мистеров Нортонов в покое, и если вы не понимаете, о чем я, подумайте об этом. Прощание. (7.90)

Говоря рассказчику, чтобы он был его собственным отцом, ветеринар говорит ему направлять и открывать для себя возможности, а не следовать за теми, кто хочет указать ему путь, по которому нужно идти — мистер Нортон, брат Джек , которых по той или иной причине называют «отцами». Это также делает ветеринара одним из немногих персонажей романа, способных говорить правду. И посмотрите, куда это его привело.

Глава 11

Рассказчик

У меня не было желания уничтожить себя, даже если это уничтожит машину; Я хотел свободы, а не разрушения. Это было изматывающе, ибо какую бы схему я ни затевал, оставался один постоянный недостаток — я сам. Обойти это было невозможно. Я мог убежать не больше, чем мог думать о своей личности. Возможно, подумал я, эти две вещи связаны друг с другом. Когда я узнаю, кто я, я буду свободен. (11.103)

Ага! Означает ли это, что рассказчик свободен в конце романа?

Мать , кем была моя мать? Мать, та, что кричит, когда ты страдаешь, — но кто? Это было глупо, ты всегда знал имя своей матери. Кто это кричал? Мать? Но крик исходил из машины. А машина моя мать?… Ясно, я не в своем уме. (11.83)

Лоботомии портят ваше самоощущение. Теперь ваша очередь придумать DHM (глубокий скрытый смысл).

Глава 13

Рассказчик

— Это мое родимое пятно, — сказал я. «Я такой, какой я есть!» (13.33)

Это первый раз, когда рассказчик готов попробовать южную кухню в Нью-Йорке, что является важным шагом к раскрытию его полной и сложной личности.

Что и сколько я потерял, пытаясь делать только то, что от меня ожидалось, вместо того, что я сам хотел делать? Какая трата, какая бессмысленная трата!. . Мне пришлось бы тщательно взвесить многие вещи, прежде чем принять решение, и были бы некоторые вещи, которые доставили бы немало хлопот просто потому, что я никогда не формировал личного отношения к такому многому. Я принял общепринятые взгляды, и жизнь стала казаться простой… (13.37)

Здесь рассказчик признается в своей давней пассивности по отношению к своей жизни. Когда-то он довольствовался тем, что просто следовал требованиям общества, но эта цитата указывает на то, что он осознает необходимость развивать собственное мнение.

Глава 14

«Это твоё новое имя», сказал Брат Джек. — Начни думать о себе под этим именем с этого момента. Запиши его так, чтобы даже если тебя позовут среди ночи, ты откликнулся. Очень скоро тебя будет знать под этим именем вся страна. никаких других, понятно?» (14.133)

…и снова риторика возрождения. Некоторые критики отмечают, что этот момент похож на то, как рабы переименовывались их хозяевами, подчеркивая идею о том, что Братство ничем не лучше белых поработителей.

«Вы должны немедленно понять, что большая часть нашей работы направлена ​​против вас. Поэтому наша дисциплина требует, чтобы мы ни с кем не разговаривали и чтобы мы избегали ситуаций, в которых информация может быть непреднамеренно раскрыта. Поэтому вы должны отбросить свое прошлое. (14.120) )

Заметили риторику возрождения? Это говорит о том, что скоро у рассказчика сформируется новая личность.

Рассказчик

Во-первых, они редко знают, где заканчивается их личность и начинается ваша; они обычно думают в терминах «мы», в то время как я всегда был склонен думать в терминах «я» — и это вызывало некоторые трения даже с моей собственной семьей. Брат Джек и другие говорили о «мы», но это было другое, большее «мы». (14.187)

Рассказчик привык думать сам и ему трудно говорить за целую группу людей.

Глава 16

Рассказчик

Возможно, та часть меня, которая равнодушно наблюдала, но все видела, ничего не упуская, оставалась злобной, спорящей частью; несогласный голос, часть моего дедушки; циничная, неверующая часть — предательское «я», которое всегда грозило внутренним разладом. Что бы это ни было, я знал, что мне придется держать его прижатым. Мне пришлось. Потому что, если бы я сегодня добился успеха, я был бы на пути к чему-то большому. (16,7)

Рассказчик готов подавить основные части своей личности, чтобы реализовать свои амбиции.

Нет, думал я, переминаясь с места на место, это те самые ноги, на которых я пришел так далеко от дома. И все же они были чем-то новым. Новый костюм придавал мне новизну. Это была одежда, новое имя и обстоятельства. Это была новизна, слишком тонкая, чтобы ее можно было обдумать, но она была. Я становился кем-то другим. (16.6)

Эллисон действительно драматизирует идею о том, что присоединение к Братству означает, что рассказчик становится совершенно новым человеком.

Глава 17

Рассказчик

И все прошло так быстро и гладко, что казалось, что это произошло не со мной, а с кем-то, кто на самом деле носил мое новое имя. Я чуть не рассмеялся в трубку, когда услышал, как директор Men’s House обращается ко мне с глубоким уважением. Мое новое имя стало известно. Очень странно, подумал я, но для них обычно вещи настолько нереальны, что они считают, что назвать вещь по имени — значит сделать ее таковой. И все же я такой, какой они меня считают. (17.195)

Присоединившись к Братству, рассказчик переродился. Здесь мы видим слабые проблески его понимания того, что идентичность — это текучая конструкция.

И Братство делало все возможное, чтобы сделать мое имя известным. За моей подписью шли статьи, телеграммы и множество рассылок – часть из которых я написал, а часть нет. Меня разрекламировали, отождествили с организацией и словом, и изображением в прессе. По пути на работу одним поздним весенним утром я насчитал пятьдесят приветствий от незнакомых мне людей и понял, что меня двое: прежнее я, которое спало по несколько часов в сутки и иногда видело во сне моего деда, Бледсоу и Броквея. и Мэри; самость, летевшая без крыльев и падающая с большой высоты; и новое публичное «я», которое говорило от имени Братства и становилось настолько более важным, чем другое, что я, казалось, бежал наперегонки с самим собой. (17.198)

Когда личность рассказчика разрывается или разрезается на две части, мы можем увидеть малейшие намеки на манипуляции Братства, когда рассказчика толкают воплотить Братство в Гарлем.

Глава 23

И все же, мог ли он быть всеми ими: Райном-бегуном, Райном-игроком, Райном-взяточником, Райном-любовником и Райнхартом-преподобным? Мог ли он сам быть и кожурой, и сердцем? Что вообще реально?… Его мир был возможностью, и он это знал. (23.203)

Более гибкая работа с идентификацией здесь. Может ли рассказчик принять такие противоречивые образы? Вероятно, нет (мы думаем, что было бы трудно совмещать карьеру сутенера и преподобного), но это прозрение открывает дверь к пониманию рассказчиком идентичности как чрезвычайно сложной.

Он был рядом и ему подобные, но я смотрел мимо него, пока смерть Клифтона (или это была Рас?) не заставила меня осознать. Что же скрывалось за лицом вещей? Если темные очки и белая шляпа могли так быстро стереть мою личность, кто на самом деле был кем? (23.151)

После того, как рассказчик надевает маскировку, он понимает текучесть личности.

Рассказчик

Возможно, мне нравится Луи Армстронг, потому что он превратил свою невидимость в поэзию. Я думаю, это должно быть потому, что он не знает, что он невидим. И мое собственное понимание невидимости помогает мне понять его музыку. (Пролог.8)

Неосознание своей невидимости ведет к великому искусству, но осознание невидимости ведет к пониманию.

Стрелка назад

Назад

Более
Arrow Forward

Подробнее о Человеке-невидимке
Навигация

Это продукт премиум-класса

Разблокировать эти функции

Устали от рекламы?

Присоединяйтесь сегодня и никогда больше их не увидите.

Начало работы

Пожалуйста, подождите…

«Человек-невидимка» Ральфа Эллисона как притча нашего времени

В 2012 году я был учителем английского языка в средней школе округа Принс-Джордж, штат Мэриленд, когда был убит Трейвон Мартин, мальчик, похожий на многих моих учеников. в пригороде Флориды. До этого я представлял свой класс местом, где мои ученики смогут сбежать от более суровых реалий мира, но смерть Мартина сделала мечту о таком бегстве невозможной и неуместной. В поисках руководства я подобрал 19-дюймовую карту Ральфа Эллисона.52 романа «Человек-невидимка», который уже много лет держится на моей книжной полке в списке «Следующие для прочтения». «Я невидим, поймите, просто потому, что люди отказываются меня видеть», — пишет Эллисон в прологе. Безымянный чернокожий главный герой романа, действие которого происходит между Югом 1920-х годов и Гарлемом 1930-х годов, борется с когнитивным диссонансом возможностей, поданных наряду с унижением. Он получает стипендию для обучения в колледже от группы белых мужчин в своем городе после того, как к радости белых зрителей принял участие в боксерском поединке с завязанными глазами с другими черными мальчиками. В Нью-Йорке его вытащили из бедности и дали видное место в вдохновленном коммунистами «Братстве» только для того, чтобы понять, что эти братья используют его как политическую пешку. Этот сложный вид прогресса, как мне показалось, точно отражал то, что для маргинализированных в Америке выбор никогда не был ясным или легким. Я включил книгу в свою программу.

Школа находилась на кольцевой дороге округа Принс-Джордж, и мой класс был заполнен почти исключительно черными и коричневыми учениками, многие из которых были иммигрантами без документов. В то время как Эллисон писал о невидимости как о чернокожем, застигнутом врасплох расизмом начала двадцатого века, эта конкретная группа студентов воспринимала идею невидимости не как метафору, а как необходимость, способ обеспечить свою защиту. Я ожидал, что класс свяжет роман с нынешним климатом насилия по отношению к черным телам. Но, как это часто случалось, мои студенты представили убедительный пример, который расширил рамки обсуждения.

До того, как я начал учиться в классе, иммиграция редко была в центре моего внимания. Я происходил не из семьи иммигрантов, а из группы людей, которых невольно привезли в эту страну много веков назад. Я не могу указать на карту и сказать: «Это страна, из которой я приехал»; наши предки живут на хлопковых полях Миссисипи и в болотах южной Флориды. Последствия иммиграции не казались мне такими конкретными, как для более чем одиннадцати миллионов нелегальных иммигрантов по всей стране.

На следующий день после избрания Дональда Трампа один из моих бывших учеников из того же класса прислал мне текстовое сообщение. Мы не разговаривали какое-то время. Она написала: «Я знаю, что не должна этого делать, но я немного напугана. Не уверен в том, что произойдет». Она продолжила: «Я знаю, что родилась не здесь, но это стало моей страной. Я был здесь так долго, с большим стыдом, я даже не знаю истории своей страны, но я знаю много этой». В своем интервью «60 минут» Трамп повторил, что он немедленно приступит к депортации или заключению под стражу от двух до трех миллионов иммигрантов без документов. В остальном, по его словам, «после того, как все нормализуется, мы примем решение». После того, как я прослушал интервью, я начал просматривать эссе из письменного задания, которое я дал другой группе студентов много лет назад. Студентов попросили написать свои собственные короткие мемуары, и многие из них воспользовались этим упражнением как возможностью написать о том, что значит быть человеком без документов в Соединенных Штатах. В их историях рассказывается о недельных путешествиях, которые они совершали в детстве, спасаясь от насилия и бедности в своих родных странах, пересекая границу в кузове пикапа, прогуливаясь по пустыням и переходя вброд реки посреди ночи. Другие обсуждали, что они не знали, что у них нет документов, пока не попытались получить водительские права или подать заявление в колледж, но родители сказали им, что у них нет номеров социального страхования.

Один ученик встал перед классом, чтобы прочитать свои мемуары, и сказал, что каждый день, приходя домой из школы, он боялся, что может обнаружить, что его родители исчезли. После этого многие студенты впервые раскрыли свой статус и статус своих семей одноклассникам. В эссе рассказывалось о родителях, которые не садились за руль, опасаясь, что их остановят из-за сломанной задней фары, что приведет к депортации; кто никогда не летал на самолете; которые работали на условиях ниже минимальной заработной платы в отвратительных условиях, не имея возможности сообщить о своих работодателях из-за страха быть арестованными. Это была замечательная сцена, когда молодые люди коллективно разрушали чувство социальной изоляции друг друга.

«Человек-невидимка» заканчивается тем, что главный герой преследуется полицейскими во время беспорядков в Гарлеме и падает в люк посреди улицы. Полиция вернула крышку люка на место, заперев рассказчика под землей. «Я человек-невидимка, и это поместило меня в дыру — или показало мне дыру, в которой я был, если хотите, — и я неохотно принял этот факт», — говорит он.

Я представляю, что если бы я сейчас читал эту книгу со своими учениками, наш разговор был бы другим.