Гафт стихотворения: Валентин Гафт стихи: читать все лучшие стихотворения поэта

Востребованный Диплом — Избранные стихи и эпиграммы Гафта

  • Главная
  • /

  • Новости
  • /

МИЗАНСЦЕНЫ

Всем известно, Жизнь — Театр.

Этот — раб, тот — император,

Кто — мудрец, кто — идиот,

Тот молчун, а тот — оратор,

Честный или провокатор,

Людям роли Бог дает.

Для него мы все — игрушки,

Расставляет нас с небес…

Александр Сергеич Пушкин,

А напротив — Жорж Дантес!

АДАМ

Как глупы бывают дамы,

Зря берут на душу грех…

Надо б Еве дать Адаму

Вместо яблока — орех.

Придавив орех зубами,

Он подумал бы о том,

Что не хочет эту даму

Ни сейчас и ни потом.

ХУЛИГАНЫ

Мамаша, успокойтесь, он не хулиган,

Он не пристанет к вам на полустанке,

В войну Малахов помните курган?

С гранатами такие шли под танки.

Такие строили дороги и мосты,

Каналы рыли, шахты и траншеи.

Всегда в грязи, но души их чисты,

Навеки жилы напряглись на шее.

Что за манера — сразу за наган,

Что за привычка — сразу на колени.

Ушел из жизни Маяковский-хулиган,

Ушел из жизни хулиган Есенин.

Чтоб мы не унижались за гроши,

Чтоб мы не жили, мать, по-идиотски,

Ушел из жизни хулиган Шукшин,

Ушел из жизни хулиган Высоцкий.

Мы живы, а они ушли туда,

Взяв на себя все боли наши, раны…

Горит на небе новая Звезда,

Ее зажгли, конечно, хулиганы.

ГАМЛЕТ

Нет, Гамлет, мы неистребимы,

Пока одна у нас беда,

Пред нами тень отцов всегда,

А мы с тобой — как побратимы.

Решая, как нам поступить,

Пусть мы всегда произносили

Сомнительное слово «или»,

Но выбирали только «быть».

БЫК

Не знает глупенький бычок,

Что день сегодняшний — день казни.

Он — как Отелло — на платок,

Но Яго — тот, который дразнит.

А вот и сам Тореадор,

Как Гамлет вышел — одиночка,

Каким же будет приговор?

В нем есть и смерть… и есть отсрочка.

А те, которые орут,

Они преступники иль судьи?

И как ни странно — это суд.

И как ни странно — это люди.

РОМАН

Роман — любовь, но очень редко

Читать не скучно до конца.

Любовь — короткая заметка,

Но всё зависит от чтеца.

Валентин Гафт. Избранные эпиграммы

СЕРГЕЙ БЕЗРУКОВ

Умереть не страшно. Страшно что после смерти могут снять фильм и тебя сыграет Безруков!

МИХАЛКОВЫМ

Россия! Чуешь этот странный зуд!

Три Михалкова по тебе ползут!

ЛИЯ АХЕДЖАКОВА

Нет, совсем не одинаково

Всё играет Ахеджакова,

Но доходит не до всякого

То, что всё неодинаково.

ОЛЕГ ТАБАКОВ

К 60 летию 


Худющий, с острым кадыком,

В солдаты признанный негодным.

Он мыл тарелки языком,

Поскольку был всегда голодным.

Теперь он важен и плечист,

И с сединою благородной,

Но как великий шут, — артист

Оближет снова что угодно.

И вновь, уже в который раз,

Как клоун перекувырнется,

Чтоб не узнал никто из нас,

Где плачет он, а где смеется.

Он августовский, он из Львов,

В нем самых странных качеств сговор.

Он сборник басен, он Крылов,

Одновременно — Кот и Повар.

Всё от Олега можно ждать:

Любых проказ, любых проделок,

Он будет щи еще хлебать

Из неопознанных тарелок.

ЗИНОВИЙ ГЕРДТ

О, Необыкновенный Гердт,

Он сохранил с поры военной

Одну из самых лучших черт —

Колено он непреклоненный.

ЮРИЙ НИКУЛИН

Он как подарок с огорода,

Самый любимый у народа.

Пусть неказист слегка на вид,

Красавцы рядом с ним — уроды.

Вот вам и матушка природа —

Она и клоунов родит.

ЭЛЬДАР РЯЗАНОВ

Переосмысливая заново

Картины Элика Рязанова,

Скажу: талант его растет,

Как и живот, им нет предела,

Но вырывается вперед

Его талантливое тело!

АРМЕН ДЖИГАРХАНЯН

Гораздо меньше на земле армян,

Чем фильмов, где сыграл Джигарханян.

ГАФТ НА СЕБЯ

1

В Крыму гуляли две собаки,

Всё это правда, а не враки.

Гафт это точно написал

И все размеры указал.

Но, милый Валя, вы, однако,

Всё лаете, да на других,

А кто же третья, та собака,

Облаявшая тех двоих?

2

Гафт очень многих изметелил

И в эпиграммах съел живьем.

Набил он руку в этом деле,

А остальное мы набьем.

«Мы – лишь точки мирозданья…» — Театрал

Не стало выдающегося артиста Валентина Гафта. Эпиграммы Валентина Иосифовича давно разошлись на цитаты, стали неотъемлемой частью творчества замечательного артиста. Но помимо эпиграмм Валентин Иосифович – автор множества лирических стихов. «Театрал» публикует стихи актера, представленные в нашем спецпроекте «Поэт в России – больше, чем поэт».

– В последние два века в России жили лучшие в мире поэты, –  говорил  Валентин ГАФТ.  – Называть их даже не буду, их фамилии всем известны. Что дает людям поэзия? Уровень мышления, образ восприятия окружающего мира. Когда читаешь эти великие произведения, то кажется, что всё это как будто про тебя написано. Когда читаешь «Евгения Онегина», такое впечатление, что ты смотришь подробный фильм того времени. Возникает ощущение, что ты там был.  Исчерпывающее ощущение, что ты находишься в центре происходящих событий, в окружении людей того времени…

Поэтическое слово имеет громадное значение, оно расширяет воображение. А для чего нам это нужно? Чтобы подсознательно проверить сегодняшние отношения людей друг с другом, происходящие вокруг события. Даже в стране и в мире. Ведь всё это очень связано.

Важен настрой, который возникает у художника (я не себя имею в виду). Его возбуждают окружающий мир и события, мимо которых нельзя пройти, настолько – что ему хочется взять перо. И это происходит с очень многими. 

Вы говорите, что решили печатать стихи, написанные актерами, и мне кажется, что это очень хорошо. Театр близок поэзии. Я так думаю и признаюсь в этом. Потому что на сцену надо выходить наполненным, а стихи открывают, подтверждают тончайшие чувства и переживания, которые трудно передать любым другим способом. Стихи «выталкивают» из души и сердца такие вещи, которые ты никому не говоришь, но которые живут в тебе и иногда играют решающую роль в том, что ты делаешь.

Пишущий артист мне бывает иногда интересней, чем профессионал. Потому что это человек, который замечает то, что не замечает никто, он дышит по-другому, иногда он делает очень интересные открытия в поэзии… Понимаете, иногда две строчки открывают мир, как драгоценный ключ. 

 
Капелька дождя

К земле стремится капелька дождя

Последнюю поставить в жизни точку.

И не спасут ее ни лысина Вождя,

Ни клейкие весенние листочки.

Ударится о серый тротуар,

Растопчут ее след в одно мгновенье,

И отлетит душа, как легкий пар,

Забыв навек земное притяженье.

 
Артист

Артист – я постепенно познаю,

Какую жизнь со мной сыграла шутку злую:

Чужую жизнь играю, как свою,

И, стало быть, свою играю, как чужую.

 
Пес

Отчего так предан Пес,

И в любви своей бескраен?

Но в глазах – всегда вопрос,

Любит ли его хозяин.

Оттого, что кто-то – сек,

Оттого, что в прошлом – клетка!

Оттого, что человек

Предавал его нередко.

Я по улицам брожу,

Людям вглядываюсь в лица,

Я теперь за всем слежу,

Чтоб, как Пес, не ошибиться.

 
Дерево

О дерево, свидетель молчаливый

Природы перемен и тайн, что не познать.

Сегодня день холодный и дождливый,

Я в дом вошел, а ты должно стоять

И мокнуть под дождем, скрипеть и гнуться,

Но до конца стоять где суждено…

Но отчего твои так ветки бьются,

Стучат в мое закрытое окно?

 
Бык

Не знает глупенький бычок,

Что день сегодняшний – день казни.

Он – как Отелло – на платок,

Но Яго – тот, который дразнит.

А вот и сам Тореадор,

 

Как Гамлет вышел – одиночка,

Каким же будет приговор?

В нем есть и смерть… и есть отсрочка.

 

А те, которые орут,

Они преступники иль судьи?

И как ни странно – это суд.

И как ни странно – это люди.

 
Треплев

Я тебя своей любовью

Утомил, меня прости.

Я расплачиваюсь кровью,

Тяжкий крест устал нести.

Кровь – не жир, не масло – краска,

Смоется, как акварель,

Станет белою повязка,

Станет чистою постель.

И не станет лжи и блажи,

Всё исчезнет без следа,

Смоет красные пейзажи

Равнодушная вода.

 
Трагедия

Платок потерян и браслет,

Нет Дездемоны, Нины нет,

Сошел с ума Арбенин, и Отелло

Кинжалом острым грудь себе рассек.

Несовершенен человек,

Хоть Ум есть, и Душа, и Тело,

И есть Язык, и Слово есть,

И, к сожалению, возможно

Попрать Достоинство и Честь

И Правду перепутать с Ложью.

 
Гамлет 

Нет, Гамлет, мы неистребимы,

Пока одна у нас беда,

Пред нами тень отцов всегда,

А мы с тобой – как побратимы.

Решая, как нам поступить,

Пусть мы всегда произносили

Сомнительное слово «или»,

Но выбирали только «быть».

 
Король Лир
                     Н.Мордвинову

Уходит сцена в затемненье,

И зал окутывает тьма,

Последний вопль озаренья:

«О, шут мой, я схожу с ума!»

 
Театр

Театр! Чем он так прельщает,

В нем умереть иной готов,

Как милосердно Бог прощает

Артистов, клоунов, шутов.

Зачем в святое мы играем,

На душу принимая грех,

Зачем мы сердце разрываем

За деньги, радость, за успех?

Зачем кричим, зачем мы плачем,

Устраивая карнавал,

Кому-то говорим – удача,

Кому-то говорим – провал.

Что за профессия такая?

Уйдя со сцены, бывший маг,

Домой едва приковыляя,

Живет совсем, совсем не так.

Не стыдно ль жизнь, судьбу чужую,

Нам представлять в своем лице!

Я мертв, но видно, что дышу я,

Убит и кланяюсь в конце.

Но вымысел нас погружает

Туда, где прячутся мечты,

Иллюзия опережает

Всё то, во что не веришь ты.

Жизнь коротка, как пьесы читка,

Но если веришь, будешь жить,

Театр – сладкая попытка

Вернуться, что-то изменить.

Остановить на миг мгновенье,

Потом увянуть, как цветок,

И возродиться вдохновеньем.

Играем! Разрешает Бог!

***

Я и ты, нас только двое?

О, какой самообман.

С нами стены, бра, обои,

Ночь, шампанское, диван.

 

С нами тишина в квартире

И за окнами капель,

С нами всё, что в этом мире

Опустилось на постель.

Мы – лишь точки мирозданья,

Чья-то тонкая резьба,

Наш расцвет и угасанье

Называется – судьба.

 

Мы в лицо друг другу дышим,

Бьют часы в полночный час,

А над нами кто-то свыше

Всё давно решил за нас.

 

***

Ты, колокол, звонишь по ком?

То нежно ты зовёшь, то грубо,

Мы ходим по цепи гуськом

Вокруг таинственного Дуба.

И кот мурлычет неспроста,

Но жизнь от этого нелепей,

Зачем с цепочкой для Креста

Бренчат ещё и эти цепи?

Ты, колокол, звонишь по ком,

Кому даёшь освобожденье?

Кому заменишь целиком

Оков ржавеющие звенья?

Фуэте
Е. Максимовой

Всё начиналось с Фуэте,

Когда Земля, начав вращение,

Как девственница в наготе,

Разволновавшись от смущения,

Вдруг раскрутилась в темноте.

Ах, только б не остановиться,

Не раствориться в суете,

Пусть голова моя кружится

С Землею вместе в Фуэте.

Ах, только б не остановиться,

И если это только снится,

Пускай как можно дольше длится

Прекрасный Сон мой – Фуэте!

Всё начиналось с Фуэте!

Жизнь – это Вечное движенье,

Не обращайтесь к Красоте

Остановиться на мгновенье,

Когда она на Высоте.

Остановиться иногда

На то мгновение – опасно,

Она в движении всегда

И потому она прекрасна!

Ах, только б не остановиться…

Фаина Раневская

Голова седая на подушке.

Держит тонкокожая рука

Красный томик «Александр Пушкин».

С ней он и сейчас наверняка.

С ней он никогда не расставался,

Самый лучший – первый кавалер,

В ней он оживал, когда читался.

Вот вам гениальности пример.

Приходил задумчивый и странный,

Шляпу сняв с курчавой головы.

Вас всегда здесь ждали, Александр,

Жили потому, что были Вы.

О, многострадальная Фаина,

Дорогой захлопнутый рояль.

Грустных нот в нём ровно половина,

Столько же несыгранных. А жаль!

У лживой тайны нет секрета

У лживой тайны нет секрета,

Нельзя искусственно страдать.

Нет, просто так не стать поэтом.

Нет, просто так никем не стать…

Кто нас рассудит, Боже правый,

Чего ты медлишь, что ты ждёшь,

Когда кричат безумцы: «Браво!» –

Чтоб спели им вторично ложь.

И есть ли истина в рожденье,

А может, это опыт твой,

Зачем же просим мы прощенья,

Встав на колени пред Тобой?

И, может, скоро свод Твой рухнет,

За всё расплатой станет тьма,

Свеча последняя потухнет,

Наступит вечная зима.

Уйми печальные сомненья,

Несовершенный человек,

Не будет вечного затменья,

Нас не засыплет вечный снег.

И просто так не появилась

На свете ни одна душа.

За всё в ответе Божья милость,

Пред нею каемся, греша.

Но мир – не плод воображенья,

Здесь есть земные плоть и кровь,

Здесь гений есть и преступленье,

Злодейство есть и есть любовь.

Добро и зло – два вечных флага

Всегда враждующих сторон.

На время побеждает Яго,

Недолго торжествует он.

Зла не приемлет мирозданье,

Но так устроен белый свет,

Что есть в нём вечное страданье,

Там и рождается поэт.

Пастернаку

Он доживал в стране как арестант,

Но до конца писал всей дрожью жилок:

В России гениальность – вот гарант

Для унижений, казней и для ссылок.

За честность, тонкость, нежность, за пастель

Ярлык приклеили поэту иноверца,

И переделкинская белая постель

Покрылась кровью раненого сердца.

Разоблачил холоп хозяйский культ,

Но, заклеймив убийства и аресты,

Он с кулаками встал за тот же пульт

И тем же дирижировал оркестром.

И бубнами гремел кощунственный финал,

В распятого бросали гнева гроздья.

Он, в вечность уходя, беспомощно стонал,

Последние в него вбивались гвозди.

Не много ли на век один беды

Для пытками истерзанного мира,

Где в рай ведут поэтовы следы

И в ад – следы убийц и конвоиров.

 

Музыка
                    Е. Светланову

Смычок касается души,

Едва вы им к виолончели

Иль к скрипке прикоснетесь еле,

Священный миг – не согреши!

По чистоте душа тоскует,

В том звуке – эхо наших мук,

Плотней к губам трубы мундштук,

Искусство – это кто как дует!

Когда такая есть Струна,

И Руки есть, и Вдохновенье,

Есть музыка, и в ней спасенье,

Там Истина – оголена,

И не испорчена словами,

И хочется любить и жить,

И всё отдать, и всё простить…

Бывает и такое с нами.

На смерть Алексея Габриловича

Живых всё меньше в телефонной книжке,

Звенит в ушах смертельная коса,

Стучат всё чаще гробовые крышки,

Чужие отвечают голоса.

Но цифр этих я стирать не буду

И рамкой никогда не обведу.

Я всех найду, я всем звонить им буду,

Где б не были они – в раю или в аду.

Пока трепались и беспечно жили,

Кончались денно-нощные витки.

Теперь о том, что недоговорили,

Звучат, как многоточие, гудки.

Крот

Есть у крота секрет,

Известный лишь ему,

Он вечно ищет свет,

Предпочитая тьму.

Жираф

Не олень он и не страус,

А какой-то странный сплав,

Он абстракция, он хаос,

Он ошибка, он жираф.

Он такая же ошибка,

Как павлин, как осьминог,

Как комар, собака, рыбка,

Как Гоген и как Ван Гог.

У природы в подсознаньи

Много есть ещё идей,

И к нему придёт признанье,

Как ко многим из людей.

Жираф –

Эйфелева башня,

Облака над головой,

А ему совсем не страшно,

Он – великий и немой.
Кот

Кот мой свернулся калачиком,

Глазки блеснули во тьме,

Это работают — датчики

Где-то в кошачьем уме.

Ушки стоят — как локаторы,

Слушают тайную тьму,

Все, что в его трансформаторе,

Он не отдаст никому!

Если потеряешь слово

Если потеряешь слово,

Встанешь перед тупиком, –

Помычи простой коровой,

Кукарекни петухом.

Сразу станут легче строчки

От вождения пера.

Превратятся кочки в точки,

Станет запятой дыра.

Уложи свой лоб в ладошку

И от нас, от всех вдали

Потихоньку, понемножку

Крыльями пошевели.

И падут перед стихами

Тайны сотен тысяч лет.

Всё, что трудными ночами

Ты предчувствовал, поэт.

Нет, перо в руках поэта –

Это вам не баловство.

Он – дитя, соском пригретый,

Но в нём дышит божество.

Связь времён – связь света с звуком.

Как постигнуть эту страсть?

Поэтическая мука –

В даль туманную попасть.

Акварели слов слагая,

Скальп снимая с тишины,

Ты услышишь, улетая,

Звук натянутой струны.

Но, паря под облаками,

Тихо празднуй свой улов.

Все мы были дураками,

Пока не было стихов.

Ёлка

Ходили по лесу, о жизни трубили

И ёлку-царицу под корень срубили,

Потом её вставили в крест, будто в трон,

Устроили пышные дни похорон.

Но не было стона и не было слёз,

Снегурочка пела, гундел Дед Мороз,

И, за руки взявшись, весёлые лица

С утра начинали под ёлкой кружиться.

Ах, если бы видели грустные пни,

Какие бывают счастливые дни!

Но смолкло веселье, умолкнул оркестр,

Для будущей ёлочки спрятали крест.

Ходили по лесу, о жизни трубили…

Детство

Уже от мыслей никуда не деться.

Пей или спи, смотри или читай,

Всё чаще вспоминается мне детства

Зефирно-шоколадный рай.

Ремень отца свистел над ухом пряжкой,

Глушила мать штормящий океан

Вскипевших глаз белёсые барашки,

И плавился на нервах ураган.

Отец прошёл войну, он был военным,

Один в роду оставшийся в живых.

Я хлеб тайком носил немецким пленным,

Случайно возлюбя врагов своих.

Обсосанные игреки и иксы

Разгадывались в школе без конца,

Мой чуб на лбу и две блатные фиксы

Были решённой формулой лица.

Я школу прогулял на стадионах,

Идя в толпе чугунной на прорыв,

Я помню по воротам каждый промах,

Все остальные промахи забыв.

Иду, как прежде, по аллее длинной,

Сидит мальчишка, он начнёт всё вновь.

В руке сжимая ножик перочинный,

На лавке что-то режет про любовь.

Встреча

И ничего, и ни в одном глазу,

Всё выжжено, развеяно и пусто,

Из ничего не выдавишь слезу,

Река Души переменила русло.

Вода

Потоп – страшнее нет угрозы,

Но явны признаки Беды,

Смертелен уровень воды,

Когда в неё впадают – Слёзы!

Бабочка

Через муки, риск, усилья

Пробивался к свету кокон,

Чтобы шелковые крылья

Изумляли наше око.

Замерев в нектарной смеси,

Как циркачка на канате,

Сохраняют равновесье

Крылья бархатного платья.

Жизнь длиною в одни сутки

Несравнима с нашим веком,

Посидеть на незабудке

Невозможно человеку.

Так, порхая в одиночку,

Лепестки цветов целуя,

Она каждому цветочку

Передаст пыльцу живую.

Когда гусеница в кокон

Превратится не спеша,

Из-под нитяных волокон

Вырвется ее душа.

Жизнь былую озирая,

Улетит под небосвод.

Люди, мы не умираем,

В каждом бабочка живет.

Мосты

Я строю мысленно мосты,

Их измерения просты,

Я строю их из пустоты,

Чтобы идти туда, где Ты.

Мостами землю перекрыв,

Я так Тебя и не нашёл,

Открыл глаза, а там… обрыв,

Мой путь закончен, я – пришёл.

Хулиган

                                   В. Высоцкому

Мамаша, успокойтесь, он не хулиган,

Он не пристанет к вам на полустанке,

В войну Малахов помните курган?

С гранатами такие шли под танки.

Такие строили дороги и мосты,

Каналы рыли, шахты и траншеи.

Всегда в грязи, но души их чисты,

Навеки жилы напряглись на шее.

Что за манера – сразу за наган,

Что за привычка – сразу на колени.

Ушел из жизни Маяковский – хулиган,

Ушел из жизни хулиган Есенин.

Чтоб мы не унижались за гроши,

Чтоб мы не жили, мать, по-идиотски,

Ушел из жизни хулиган Шукшин,

Ушел из жизни хулиган Высоцкий.

Мы живы, а они ушли туда,

Взяв на себя все боли наши, раны…

Горит на небе новая Звезда,

Её зажгли, конечно, хулиганы.

стихов о прививке | Примеры стихов о прививке

Стихи о прививке — Примеры всех типов стихов о прививке, которыми можно поделиться и прочитать. Этот список новых стихов составлен из произведений современных поэтов PoetrySoup. Читайте короткие, длинные, лучшие и известные примеры прививок.

Густой туман — wujue

… СХЕМА РИФМ abcb

Густой туман / резкие острые камни
Сильный дождь / сильные порывы ветра
Сильная засуха / слабые складки
Торговля благом / трансплантатом крушит корабли

СХЕМА РИФМЫ aaba

Густой туман / острая скала……Подробнее

© Suzette Richards

Категории:
трансплантат, аналогия, природа,
Форма: Jueju


Очищение сознания

. ..

Люди, которые жаждут прыгать так же, как птицы
Те, кто зол и, кажется, в ярости
И те, у кого аппетит стервятника к богатству
Нарисованные реагируют так же, как и совы, когда их приманивают.
P……Подробнее

© Sotto Poet

Категории:
прививка, аналогия, оценка, красота, благословение,
Форма: Сестина


одиннадцать


в комнатах радуги
расцвели ее силы
некоторые странные вещи —
один сладкий, мягкий цветок
хоть и помешанный на прививке,
мужчины жарят и толкают
тем не менее, обложка ЕЕ книги,
……Подробнее

© Грегори Ричард Барден

Категории:
прививка, ребенок, фэнтези, научная фантастика,
Форма: Рифма


This Day, A New Year Marks

…Этот день, Новый год отмечает, а также приносит
Свежие сладкие воспоминания об обмене клятвами
один застенчивый тридцать лет назад, колец
в знак и в залог, день устроен
Ей-богу, прежде чем мы были связаны в . …..Подробнее

© Jeff Kyser

Категории:
прививка, годовщина, брак,
Форма: Сонет


Письмо кенийскому избирателю

… Я ухожу
я опускаю руки
и сидеть, иногда

они призвали к примирению без
справедливость
Они призывали к справедливости без
правда
Теперь они просят о молитве без
исповедь, сотый, ……Подробнее

© Kilalo Mwashighadi

Категории:
взятка, лучший друг, предательство, образование,
Форма: Свободный стих


Откройте шлюзы

…Вы откроете шлюзы, если скажете
Вы вышли из кустов и находитесь у власти,
Так что помимо вашей обычной оплаты
Некоторое незаконное присвоение не будет иметь значения.

Миллиарды могут проходить на вашем поясе каждый день
И ваше сердце……Подробнее

© abel jae

Категории:
взятка, намек, коррупция, расширенная метафора,
Форма: Рифма


Слова и заповеди

. ..

«Какая польза от писаний, выгравированных на камнях~
Если это правда, мы должны чувствовать это своими костями».
-Невидимый Искатель.

Священные Писания должны быть раньше ……Подробнее

© Thompson Emate

Категории:
прививка, христианин, евангелие,
Форма: Бесплатный стих


«Болото» должно быть осушено


Любимая заслуга сегодняшних политиков — не всех — но основной массы клана —
Согласно одному из моих источников в NEWSMAX, в настоящее время это «пирог со взятками»!
Особенно те, кто там был……Подробнее

© Mark Stellinga

Категории:
прививка, политическая,
Форма: Рифма


Нет соответствия

… 24.03.22

Воды медленно или они текут быстро
Вершины со снежными шапками или без них
Неполированный или безупречный топаз

Сделал ошибки и получил дорожную сыпь
Взял мазок, глоток пива, затем курил гашиш
Большая часть. …..Подробнее

© Dalton Ogletree

Категории:
прививка, темная, глубокая, жизнь, поэзия,
Форма: Рифма


падение запада

…падение запада

Полегче, беспокоюсь об аборте, позвони, чтобы записаться на прием в пять.
Хорошо образованная женщина должна думать о карьере
это ее право осуществить свою мечту. (Работа прежде удовольствия.)
а ……Подробнее

© Ян Хансен

Категории:
взяточничество, тревога, предательство, танец,
Форма: Сонет


Правило трех пяти

… Гордость отрицательная
Лучше разделить Его славу
Бог пишет вашу историю

Особый вид выигрыша
Мы можем учиться только через боль
Бог не может объяснить

У сокровищ есть источник
Мудрость — это сокровище, конечно
……Подробнее

© Рэнди Джонсон

Категории:
прививка, библия, христианин, муза, духовный,
Форма: Рифма


Мошенник и мошенник

. ..
Как две пейним горошины в стручке,
их цинговый цвет
схема помады кисло-зеленая

Получил черные глаза-бусинки
мошенничество теневое —
Взгляд трансплантата, который косит раздвоенный фокус
от учеников фокус-покуса;……Подробнее

© Freddie Robinson Jr.

Категории:
взяточничество, идентичность, лидерство, деньги, перспектива,
Форма: Аллитерация


Узурпация нашей совести

…За этим последует приближающийся хаос.
Выбор принес с печалью.
Восстанавливая нас из трансплантата.
Мы появляемся, формируя прошлое.

Мы тоскуем больше, чем говорим.
Наши умы и сердца заплатят.
Бег и с…..Подробнее

© Sotto Poet

Категории:
взятка, аналогия, оценка, предательство, характер,
Форма: Александрин


Божья тайна была сохранена

…Из святого почтения
Башни цветов, которые он послал
Держите нас в друзьях
В этом путешествии ты будешь
Был предназначен для тебя
Мы были в пределах видимости
Самый яркий из огней
Проход недалеко
Как мы следовали. ..Подробнее

© Manon Boudreau STAR CHILD NEBULA

Категории:
прививка, глубина, преданность, эмоции, бог,
Форма: Свободный стих


Оглядываясь назад на Nine-One-One

… Оглядываясь назад на Nine-One-One
Франклин Прайс
14.09.2021

Оглядываясь назад на девять-один-один,
Тот, что несколько дней назад.
Не тот, две тысячи один,
Но тот, который мы узнали.

Вы…Подробнее

© Franklin Price

Категории:
прививка, америка, свобода,
Форма: Рифма


    Литература, гуманитарные науки и мир

    На первый взгляд, пять слов, которые Роланд Грин исследует в своей монографии, кажутся ничем не примечательными. Как он отмечает, изобретение , язык , сопротивление , кровь и мир «не несут очевидных идеологических признаков, а вместо этого кажутся естественными, нейтральными и повседневными» в трудах того периода. [1] ] Тем не менее, анализ Грина показывает, что слова являются «мощными носителями часто двусмысленных и противоречивых значений» (7) и «рабочими терминами», которые несут вес меняющихся «мировоззрений» (14). Чтобы продемонстрировать, как его пять слов воплощают в себе такие геркулесовы труды, Грин сопоставляет каждое из них с разным тщеславием. Палимпсест, например, помогает ему объяснить семантические движения изобретение во времени. Подвеска, «как ключи на кольце или жемчуг на нитке» (53), выполняет сравнимую работу по смыслу языка ; коробка для сопротивления ; конверт для крови ; и двигатель мир . Этот 90 278 других 90 279 наборов из пяти слов «собран из объектов, которые либо эстетичны с точки зрения общественного аспекта, либо полезны, но обладают определенной красотой» (11). Грин абстрагирует эти объекты от «материальной культуры, которой [они] принадлежат», чтобы они могли «побудить нас представить отношения между семантическими элементами в трех измерениях и во времени: старое и новое, бок о бок, одно над другим, и так далее» (11). В своем вкладе в этот Коллоквиум Грин сопротивляется привлекательности представлений о «материальных вещах как таковых», но также по-новому формулирует, как материальная культура его интересует . Эти объекты, признает он, обладают «физическими свойствами»; их «тактильная природа» активизирует их «объяснительную силу». Таким образом, тщеславие «позволяет нам представить семантическое изменение как переживаемое и ощущаемое». Читая Грина, я нахожу фразу «как ключи на кольце или жемчуг на нитке» ярким описанием языка именно потому, что могу представить, как прикасаюсь к ним.

    Какими бы достойными ни были эти пять слов, решение Грина соединить их с пятью тщеславиями привлекает меня еще больше. Меня также привлекает его формулировка в этом Коллоквиуме того, как может быть разработан проект критической семантики: практики могут «применять такое отношение» — здесь подвеска к язык — «на другие термины периода, такие как правда и правда ». Но, исследуя новые слова для критической семантики, не должны ли мы также предлагать новые концепции? Насколько универсально применимо — или переводимо — любое из пяти? Можем ли мы продлить проект, вообще не прибегая к тщеславию? Если мы действительно требуем новых тщеславий, должна ли материальность объектов, которые их вдохновляют, также объяснять семантическое движение рабочего термина? Размышляя над подобными методологическими вопросами, я решил провести эксперимент: что, спрашивал я себя, если шестое слово совпадает с его собственным самомнением? Какое слово может удовлетворять столь произвольному, но столь строгому критерию? я предлагаю привить как одно из таких слов. Этот эксперимент может принести плоды, если мы допустим, что привить может быть как существительным, так и глаголом (как замечает Грин по поводу «конверта»). Более того, мы должны признать, что использование существительного и глагола в письмах раннего Нового времени влечет друг за другом. Каждая прививка отмечает предшествующий акт прививки . В качестве следа этого временного отношения, прошлой человеческой деятельности, воздействующей на настоящий (и будущий) ботанический объект,[2] в моем заглавии используется гибридная скобка.

    Остановившись на прививке , у меня возник новый вопрос: С чего начать, с рабочего срока или самомнения? Сначала я выбрал первое, но быстро обнаружил, что следую второму. Я обратился за помощью к книге Ребекки Бушнелл « Green Desire », которая оказала глубокое влияние на мое исследование. В нем Бушнелл исследует знания о процедурах прививки из ранних современных английских руководств по садоводству и книг по сельскому хозяйству. Она прослеживает знания, которые они сделали доступными, вплоть до классических предшественников и особенно европейских книг тайн. Рецепты в таких книгах — мой любимый из них — Джамбаттиста Делла Порта, в котором «каждое Дерево может быть взаимно включено друг в друга» [3] посредством прививки — «прославлять []», по формулировке Бушнелла, «бесконечное разнообразие природы и человеческий вкус к переменам». [4] В шекспировской Макбет , Малькольм артикулирует гротескно отрицательный аналог привитого дерева Делла Порта. О себе он говорит: «Я имею в виду себя, в ком я знаю / Все детали порока так привиты / Что, когда они будут открыты, черный Макбет / Покажется чистым, как снег». лежит здесь, чтобы проверить решимость Макдуфа поддержать его против тирании Макбета. Риторический вопрос, заданный переодетым пастухом в « Старой Аркадии » сэра Филипа Сиднея, проливает свет на истинное поведение Малькольма: «Какой человек прививает дереву притворство?» зарождающиеся пороки были уловкой. (Возможно, ни один человек не мог так привить дерево в ранней современной Англии, начиная с 9 г.0278 graft в этой языковой традиции еще не приобрел своих ассоциаций с нечестностью [см. OED , «прививка», определения 5 и 9]). На вопрос Сиднея я делаю паузу, чтобы оценить скорость, с которой я перешел от материальной культуры к фигурации, а в отрывке из Старая Аркадия , может быть, снова вернулся или, по крайней мере, где-то между ними.

    Несколько сбитый с толку вопросом Сидни, я обратился к исследованиям прививки в качестве фигурации в Англии раннего Нового времени. С момента выпуска Green Desire , ученые развили обсуждение Бушнеллом прививки растений по крайней мере в трех литературных контекстах. Лия Найт, Джессика Розенберг, Мириам Джейкобсон и я исследовали примеры в первом контексте,[7] который касается активации этимологии, общей для прививки и письма ( графеин ). В произведениях Шекспира, Сиднея, Марвелла и Рота персонажи используют острые инструменты, такие как перочинный нож (удобный инструмент в наборах садовников раннего Нового времени), чтобы вырезать свои инициалы, свои имена и даже целые стихи на коре дерева в качестве памятника, как правило, в память любовь. Эти действия выявляют смысловую и материальную связь между ремеслом садовника и искусством поэта. Кроме того, как показала Дженни С. Манн, Джордж Путтенхэм опирается на отношение прививки к письму, чтобы описать риторическую фигуру 9. 0278 скобка . В «Искусство английской поэзии» эта фигура является признаком избытка: это «ненужная порция речи», которая была «урезана или вставлена ​​в середину вашего рассказа» и может быть извлечена. , без особых усилий, «без всякого ущерба для остальных». Но это может быть необходимым излишком: как подробно описывает Манн, в руках Сидни в «Новая Аркадия » такая «текстуальная прививка» доказывает «первичную… композиционную логику», в которой романтические эпизоды в скобках вставляются один в другой, чтобы «обратить иерархию причин и следствий, основного сюжета и промежуточных эпизодов, а также то, что можно также назвать классическим источником и имитацией эпохи Возрождения». и продукт не меняются местами друг с другом, так сильно срастаются, в материальном месте на дереве, называемом трансплантат .

    Клэр Дункан, Эрин Эллербек, Дженнифер Манро и Миранда Уилсон исследовали второй контекст, который более непосредственно касается генерации и роста при прививке растений. Каждая из них по-разному описывает, как она выражает репродуктивную сексуальность человека.[9] В анализе Эллербека, например, Джон Вебстер «Герцогиня Мальфи » представляет прививку растений как «модель успешных, симбиотических, гетеросексуальных отношений». заявить о прелюбодеянии, символизируемом рогами рогоносца, привитыми к голове невольного мужа. Тем не менее, как символ незаконной или, по крайней мере, внебрачной сексуальности, прививка в тот период не подвергалась постоянной критике. Напротив, как Эллербек и я утверждали, обсуждая соответственно усыновление и квир-эротику[12], прививка может фактически быть мобилизована для выполнения императивов гетеросексуального размножения. Оратор Шекспира, как известно, обещает это в Сонете 15, когда он объявляет красивому юноше, что, поскольку «Время» «берет у вас, я прививал вам новое» (лл. 13–14). Обещая сохранение и возрождение мужской молодости, оратор здесь соединяет ремесло садовника с искусством поэта. Может быть, это пример притворства, привитого к образному дереву, к самой поэзии?

    Подобно прививке в обсуждении Манном скобки , она также доказывает, что в этом втором контексте она способна выполнять противоречивую фигуративную работу. Оно как бы навлекает на себя приписывание противоречивого или противоположного значения: мысль и запоздалая мысль, собственно супружеская сексуальность и внебрачная (хотя и порождающая) сексуальность. Я подозреваю, что это может иметь место, потому что материальная практика прививки скрепляет вместе два разных ботанических объекта — родительское (или подвойное) растение и привой. Смысл их соединения состоит в том, чтобы из более выносливого (и, следовательно, менее ценного) исходного растения вырастить более желанный отросток и, таким образом, получить лучшие или более плодоносящие плоды. Описание этой материальной процедуры, которое Поликсен дает в «Зимняя сказка» удивительно точен: «Видишь ли, милая дева, мы женимся / На более нежном отпрыске самого дикого племени / И зачинаем кору низшего рода / От почки более благородного рода» (4.4.92-95). Строго говоря, Поликсен правильно истолковывает материальную логику прививки растений, в которой «более мягкий отросток» производит больше самого себя на «коре более низкого сорта». Но поскольку его речь так насыщена признаками расы, человеческой супружеской сексуальности и социального класса, он граничит с представлением о прививке растений как о скандальной смеси подвоя и отростка. Замаскированный под стрижку овец в этой пьесе, этот богемский правитель разрешил бы прививку в своем саду или саду, но по мере развития сцены он доказывает, что не желает позволять своему наследнику «жениться» на (предположительно) пастушке.

    Такая тревога о социальной чистоте, размножении и расе, которая бурлит прямо под поверхностью этого отрывка из «Зимней сказки» , открывает третий контекст, в котором ученые исследовали образный диапазон прививки . Хотя верно то, что привитое дерево будет плодоносить от привоя, также верно и то, что сок привоя и подвоя соединяется друг с другом в месте прививки. В терминах, установленных Поликсеном, нежные и дикие, а также низкие и благородные волей-неволей соприкасаются и «женятся» друг на друге в этом самом локальном месте. Согласно Джин Э. Ферик и Миранде Уилсон, с помощью такой тактильной логики прививкой можно назвать в пьесах и стихах Шекспира «цивилизационный процесс» (это формулировка Уилсона)[13] и «механизмы завоевания и расширения» (это формулировка Ферика). [14] Вливание «самого дикого» сока подвоя с благородством отпрыска может распространять фантазию о том, как можно улучшить отдельных людей или человеческое население. Более того, как уточнил Ферик в другом месте, [15] в этом третьем контексте имеет большое значение то, что растительный сок обычно рассматривается в этот период как гуморальный аналог человеческой крови.

    Как следует из этого обзора, имеется достаточно оснований думать о прививке как о рабочем термине и самомнении в духе пяти слов Грина . Ученые Англии раннего Нового времени детализировали широкий спектр значений работы, растений, природы, искусства, магии, поэзии, риторики, секса, брака, гомосексуальности, ранга и расы, которые артикулирует фигура прививки и что материальная практика прививки заряжает энергией. Не случайно мой опрос также привел меня прямо к порогу кровь , что, конечно же, является одним из пяти слов Грина. Для Грина « Blood фигурирует в… концептуальной оболочке, в которой явление, известное из непосредственного опыта, движется в нескольких пересекающихся плоскостях полученного знания». Его «история… в шестнадцатом веке — о медленном переделывании полученной концептуальной оболочки с религиозными, рыцарскими и космологическими ценностями в новую с научными, социальными и расовыми» (9, 10). В примерах раннего современного английского языка, приведенных здесь, мы также видим акцент на этих последних «ценностях» в 9.0278 прививают , но на сок столько же, сколько и на кровь. Прививка может также служить ботаническим блеском для точек, в которых «плоскости полученного знания» пересекаются друг с другом, так как, как рабочий термин и тщеславие, она наблюдает и воображает именно такое прикосновение.

    К моему удивлению, Грин дважды использует язык прививки (растений) в своей главе о крови в Five Words . Что характерно, в обоих случаях контекстом его использования является письмо. Во-первых, Грин называет стихотворение графа Суррея «Любовь, которая льется дождем и живет в моих мыслях» «адаптацией романа Петрарки 9».0278 Canzoniere 140 это тот привой, из которого вырастает английский петраркизм» (116). Акт прививки здесь порождает целую литературную традицию: искусство поэта есть ремесло садовника. Такая «текстуальная прививка», как мог бы назвать это Манн, переводит между европейскими народными языками. Во втором случае Грин исследует, как замаскированная Порция переписывает связь Антонио с Шейлоком в зале суда «Венецианский купец» . В своем анализе «[s] он прививает буквализм Шейлока к вопросу о природе крови, представляя «христианскую кровь» Антонио объектом — не носителем добродетели или власти, а собственностью — которая подпадает под юридические условия узы; абстракции, обволакивающие кровь во многих моментах пьесы, рассеиваются в пользу резко материалистической позиции, едва смягчаемой прилагательным «христианский»» (133). Прививка — это не термин Порции, а способ Грина описать «материалистическую» логику, с помощью которой она загоняет Шейлока в угол. В этих случаях Грин просит привить для разъяснительной работы по конверту.

    Несмотря на то, что я заинтригован найти прививку там, где он появляется в Five Words , я не удивлен, увидев, что он путешествует с языком письма. То, что мы можем принять за интуицию Грина, что это подходящая фигура для точки пересечения крови и письма, на самом деле подтверждается письмами шестнадцатого века. В завершение я предлагаю в качестве одного из примеров этого раннего современного склада ума то, как Иоахим Дю Белле описывает, как римские писатели подражали грекам. Римляне «подражают [ред.]», поясняет Дю Белле, «лучшим греческим авторам, превращаясь в них, пожирая их и, как следует переварив их, превращая в кровь и пищу [ пели и питались ]. Каждый, согласно своей природе и теме, которую он хотел избрать, брал за образец лучшего автора, тщательно исследовал все его редчайшие и самые изысканные добродетели и прививал [ grephes ] их… и приспосабливал к своему языку. [16] Я надеюсь, что Грин оценил бы наш коллективный проект в этом Коллоквиуме, и он вполне может быть упражнением именно в такой подражательной практике прививки.


    [1] Роланд Грин, Пять слов: критическая семантика в эпоху Шекспира и Сервантеса (Чикаго: University of Chicago Press, 2013), 5. Дальнейшие ссылки будут указаны в скобках.

    [2] Предстоящая работа Джессики Розенберг «До и после растений», postmedieval 9.4 (2018) вдохновила меня на размышления о прививке и прикосновении.

    [3] Giambattista della Porta, Natural Magick (Лондон, 1658), 63.

    [4] Ребекка Бушнелл, Зеленый желание: воображение ранних современных английских садов (Итака: Университет Корнелла, 2003), 143

    [5] Уильям Шекспир, Макбет , 4.3.50-53, в Нортон Шекспир: более поздние пьесы и стихи , Vol. 3Е, ген. изд. Стивен Гринблатт (Нью-Йорк: WW Norton, 2016). Все дальнейшие ссылки на Шекспира взяты из этого тома.

    [6] Сэр Филип Сидни , Старая Аркадия , изд. Кэтрин Дункан-Джонс (Оксфорд: Oxford World Classics, 1999), 146.

    [7] Вин Нардиззи и Мириам Джейкобсон, «Секреты прививки в Урании 9 Рота».0279 », в  Экофеминистские подходы к раннему модерну , изд. Дженнифер Манро и Ребекка Ларош (Нью-Йорк: Palgrave Macmillan, 2011), 175–94; Лия Найт, Рединг-Грин в Англии раннего Нового времени (Фарнхэм: Ашгейт, 2014), 81-108; и Джессика Розенберг, «Суть куплета: сонетов Шекспира и сонетов Тассера «Сотня хороших точек ведения хозяйства », ELH 83.1 (2016): 1-41.

    [8] Дженни С. Манн, Разбойничья риторика: Изображение народного красноречия в шекспировской Англии (Итака: издательство Корнельского университета, 2012), 97, 93, 102. См. также ее эссе «Тем не менее», опубликованное в Avidly: The Los Angeles Review of Books от 8 февраля 2017 г. ( http://avidly.lareviewofbooks.org/2017/02/08/nevertheless/).

    [9] Клэр Дункан, «Ублюдки природы»: привитое поколение в Англии раннего Нового времени, Ренессанс и Реформация 38.2 (2015): 121-48; Дженнифер Манро, «Все дело в Гилливорс: создание искусства и природы в Зимняя сказка », в Ecocritical Shakespeare , изд. Линн Брукнер и Дэн Брайтон (Фарнхэм: Ашгейт, 2011), 139–54; Эрин Эллербек, «Ставка на природу»: прививка и эмбриональное развитие в , герцогиня Мальфи, , в , «Неотчетливый человек в литературе эпохи Возрождения», , изд. Джин Э. Ферик и Вин Нардиззи (Нью-Йорк: Palgrave Macmillan, 2012), 85–99; и Миранда Уилсон, «Незаконнорожденные прививки, искусственные плоды: посаженные семьи Шекспира», в г. «Неотчетливый человек в литературе эпохи Возрождения 9».0279 , 103-17.

    [10] Ellerbeck, «A Bett’ring of Nature», 87.

    [11] Bushnell, Green Desire , 148.

    [12] Vin Nardizzi, «Shakespeare’s Penknife: Grafting and Seedless Generation in the Procreations Sonnets», Renaissance and Reformation 32.

Related Posts

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *