Дзен счастлива и свободна: Статистика канала Счастлива и свободна., подписчики, просмотры, аудитория. Дзен

Статистика канала Счастлива и свободна., подписчики, просмотры, аудитория. Дзен

1. главная

2. каналы

3. Счастлива и свободна.

Истории про жизнь и любовь, придуманные и настоящие, про смелых, дерзких и веселых девчонок. Как быть счастливой, свободной и радоваться жизни.
Телефон для контактов:
+79262759334
Навигация по каналу тут:

сравнить

перейти на канал

Последние 30 днейфев 23янв 23дек 22

22 726

^{-0. 25%}
Подписчиков

59 142

^-10.13%
Просмотров

29

^+3.57%
Публикаций

2 039

^-13.23%
Охват 1 публикации

12 232

^+19.53%
Лайки

706

^+27.44%
Комментарии

0

Упоминания

21.88%

^+33.46%
ER

Видео
0

Охват
0

ER
0

Статей
22

Охват
2 281

ER
24. 58%

Постов
7

Охват
1 278

ER
7.16%

Подписчики

7 дней
14 дней
30 дней
90 дней

Свой

днинеделимесяцы

Публикации

7 дней
14 дней
30 дней
90 дней

Свой

днинеделимесяцы

Прирост

Упоминания

все
канала
публикации
репост

входящиеисходящие

Публикации

СтатьиВидеоГалереиПосты

2 дня7 дней30 дней90 дней365 дней20212020

Анастасия Вертинская: «Я вставляла вату в нос и уродовала лицо»

18. 12.2019 в 16:50

Культура

203162

Поделиться

В обычном кафе за столиком… одна… сидит женщина нереальной красоты. Божественная актриса! И никто ее не замечает, не подходит к ней, не узнает. А ей плевать. «Что вы знаете про меня?» — спрашивал в своем замечательном фильме ее первый и единственный (как любит повторять сама Анастасия Вертинская) муж Никита Михалков. А что вы знаете про Вертинскую, вы, не узнающая ее толпа? Ну вот сегодня, перед ее юбилеем, и узнаете.

Фото: Геннадий Черкасов

«Мне нравится ездить в метро»

— Вы давно не ездили в метро, Анастасия Александровна?

— Я все время там езжу. Тому есть две причины: первая, что я попала в аварию. Слава богу, жива и никого не убила. Это было какое-то странное явление, я на самом деле давно за рулем… Было очень рано, очень туманно.

— А когда это было?

— Месяца четыре назад, здесь, на кольце. А вторая причина заключается в том, что стоянок нигде нет. Когда у тебя машина, ты понимаешь, что тебя выживают из города. Знаете, это абсолютная дискриминация.

— Ну и как вам метро московское?

— Мне нравится, оно очень комфортное, можно доехать куда хочешь.

— У моей одноклассницы сломалась машина, она впервые за много лет спустилась в метро. У нее был шок: «Хмурые люди, не улыбающиеся, плохо пахнущие». Она больше никогда не спустится в метро.

— Да, машины, конечно, изолируют тебя от такого впечатления. Ты как бы находишься в своей атмосфере, можешь включить радио, не видеть лиц. Хотя на дорогах тоже очень много хамства. Но я не знаю, меня в метро ничего не напрягает. Я вижу много молодежи, они действительно сидят, погруженные в свои гаджеты.

— То есть вы такой толерантный человек, не сноб?

— Если касается метро, то толерантный. Но я не люблю хамства. Понимаете, любой человек может нахамить, даже интеллигент. У меня тоже так бывало, я срывалась… Сейчас уже этого нет. Но я всегда вспоминаю в таком случае Чехова. Однажды ему сестра Мария Павловна подала холодный суп. Он расшумелся, сказал: вот, я работаю, содержу всю семью, устал, а вы не можете мне даже суп горячий дать. Кинул ложку в тарелку, наорал на всех и ушел к себе в кабинет писать рассказ про хама.

— «Когда б вы знали, из какого сора…»

— Вот я всегда это вспоминаю, думаю: ну все-таки, если даже Антон Павлович был подвержен таким моментам, то не страшно.

— А другая сентенция Чехова о том, что нужно по капле выдавливать из себя раба, для вас тоже актуальна?

— Мне помогает выдавливать из себя раба характер. Я терпеть не могу рабство. Ну разве можно быть как все и не возражать? У меня был такой период в жизни, он касался студенчества и каких-то первых моих шагов в театре, потому что это как раз время, когда ты стоишь под одну гребенку со всеми и думаешь: только бы меня не заняли в этой роли, ведь я даже не знаю, как играть, у меня еще нет ни мастерства, ни навыков.

Кадр из фильма «Алые паруса»

— Так у вас в 15 лет началась такая карьера! Сначала «Алые паруса», потом «Человек-амфибия»… Ведь вы тогда уже были звездой, не меньше.

— А это ничего не значит, сцена — там все другое. И вот ты стоишь, сачкуешь, а потом в какой-то момент говоришь себе: так, минуточку, вот сейчас я на сцене. И ты это пространство раздвигаешь, делаешь этот шаг, страшный иногда, чтобы стать личностью. Так и в жизни, между прочим.

— Но в принципе театр — это рабство? Та самая зависимость, о которой все говорят?

— Вообще актерская профессия зависимая. Сейчас уже много таких профессий, когда человек годами ждет: дадут ему работу или нет. Но если в другой профессии это не так страшно, то для актера чрезвычайно важно: ведь могут уйти молодые роли, и ты уже никогда их не сыграешь.

Я всегда любила свободу и самостоятельность, и в этом отношении в профессии актера мне было в чем-то дискомфортно. По молодости я не замечала этого, роли сыпались одна за другой, и в советское время я только отказывалась от ролей. Все кинопробы я проходила без исключения, меня всегда утверждали.

Позже уже все поменялось сильно, но театр долгое время оставался как рабочая площадка для профессии, души, сердца, для постижения каких-то характеров. Ведь когда постигаешь чужие характеры, ты формируешь свою душу.

— Так в этом смысле она счастливая, ваша профессия?

— Конечно, она великая.

«Уберите ее, она мне мешает!»

— Вы такая чеховская, шекспировская, булгаковская актриса, о таких ролях, которые вы сыграли, можно только мечтать. Но какую роль вы не сыграли, не смогли, не успели?

— Я вообще не отношусь к людям, которые о чем-то сожалеют, тем более у меня такой пройденный путь, что мне сожалеть не о чем. Все-таки я работала с великими режиссерами: с Козинцевым, Эфросом, Ефремовым, Волчек… Для меня это был подарок жизни. Так зачем сожалеть, что я у кого-то не занята.

— У Эфроса была единственная актриса, для которой он делал все, — Ольга Яковлева. Остальные, даже великие, — массовка. Но вы для Олега Ефремова разве не были такой единственной?

— Да, он выбирал меня, но я никогда не слышала по отношению к себе завистливых голосов. Я ограждаю себя от всевозможных разговоров за спиной, потому что прекрасно понимаю, что много недовольных. Но Ефремов не брал спектакли специально на меня, это было созвездие блестящих актеров. Я никогда себя не ощущала как прима-балерина.

Фото: Геннадий Черкасов

— Еще говорят: эта труппа может съесть любого режиссера. Вот на «Таганке» в свое время «съели» Эфроса, да так, что его не стало. Вы видели это на самом деле, участвовали?

— Когда я была на «Таганке», то все видела, но, конечно же, не участвовала. Я знала, что люди недовольны Эфросом, они привыкли к Любимову. Эфрос был гением. А в других театрах — в «Современнике», в Пушкинском, в Вахтанговском, во МХАТе — работали такие режиссеры, что их «съесть» было невозможно, и никто не пытался.

— А когда в 1987 году Ефремов решил разделить МХАТ, вы же пошли за ним слепо, без вопросов. Ну, как когда-то точно так же ушли к нему во МХАТ из «Современника». Сейчас как вы считаете, он был прав?

— Он был нашим учителем, вождем…

— Фюрер — такая у него была кличка.

— Ну да. Мы все шли за ним — Евстигнеев, Лаврова, Калягин… Мы ему доверяли. Там такое созвездие: Смоктуновский, Мягков, Любшин, они имели право, чтобы на них ставить спектакли. Но Ефремов почему-то никогда не приглашал сильных режиссеров, разве что только Льва Абрамовича Додина, который поставил «Кроткую» на Олега Борисова.

— А потом Ефремов Борисова вообще убрал из спектакля «Дядя Ваня».

— Это была очень трагическая история, потому что тут-то и стало понятно: если есть у кого ревность к успехам, то у Ефремова. Ефремов неудачно заменил Борисова в «Дяде Ване». Дядя Ваня, как мы знаем, выпивает, и Ефремов считал, что там должен быть другой тип, ближе к нему. Но ничего не вышло из этого, затмить Борисова в этой роли не получилось. Борисов — феноменальный актер, это было блистательно, как он играл.

— Получается, что Ефремов, разделив театр из благих намерений, к концу жизни оказался у разбитого корыта?

— Понимаете, не всегда режиссер может работать с новым поколением, обновить труппу совсем не просто. Ефремов очень хотел работать со своими артистами.

— Поэтому он так легко освободился от своего друга Евстигнеева, сказав ему «не можешь — уходи» из-за его здоровья?

— Он был советский режиссер, а тогда был принцип: незаменимых нет. Мы все для него были заменимы, чувствовали себя как в картотеке, когда ты находишься под номером на этой полке, но если надо, ты можешь быть передвинут на другую полку под другим номером.

— Но когда вы в «Голом короле» выходили в массовке, а зрители тем не менее смотрели и замечали только вас, Евстигнеев, игравший короля, воскликнул: «Уберите ее, она мне мешает». И вас убрали.

— Я так расстроилась, потому что это для меня был замечательный повод сачковать.

— Обиды на Евстигнеева не было?

— Ну что вы, какая обида! Я его обожала, он играл «Голого короля» гениально. И мне так хорошо было в массовке. Я боялась, комплексовала, была зажата.

Когда я еще училась в театральном училище, мы бегали в «Современник», и с галерки я их видела, великих: Табакова, Казакова, Евстигнеева, Дорошину… И потом вдруг я оказалась среди них. Я так робела, думала, что никогда не выйду из этого своего страха. Поэтому я была счастлива, когда маршировала в качестве гвардии Евстигнеева-короля в числе других, но, к сожалению, меня моментально узнавал зал. И Евстигнеев правильно сказал «убери ее», у него же был выход после меня. А хлопали мне.

«Ум не нужен в нашей профессии»

— А ведь вы совсем не тщеславны: столько людей вокруг, а вы не хлопочете лицом — смотрите, это я, Вертинская!

— Нет, я всегда была тщеславна, потому что без тщеславия актер не может состояться. Я перешагивала и фамилию свою, которая принадлежала моему отцу, а не мне, я и внешность свою перешагивала, она тоже была не моей заслугой, а маминой. В «Современнике» вставляла вату в нос, делала веснушки, уродовала лицо, потому что «Современник» — социальный театр, я не вписывалась туда и чувствовала это.

Но я хотела в этот театр. А того тщеславия, о котором вы говорите, у меня не было никогда. Я считаю, что это качество бескультурных людей.

Кадр из фильма «Алые паруса»

— Не очень умных, да. Но я думаю, что вы таких навидались будь здоров.

— В актерской профессии да. Но ум не нужен в нашей профессии. В театральном училище ты четыре с половиной года занимаешься своим «я». «Я» в предлагаемых обстоятельствах. Я, я, я… Наконец это «я» у тебя вырастает до таких размеров, что белого света не видно.

Только очень редкие актеры расширяют свой интерес к жизни и имеют какие-то другие таланты, возможности. Но самое великое «я» было у Смоктуновского, он был великой скрипкой, на которой мог сыграть любой, даже плохо обученный режиссер.

— А помните, как он в «Гамлете»: «Но играть на мне нельзя»?

— Он был тонкий очень. Когда я начала сниматься у Бондарчука в «Войне и мире», спросила у Иннокентия Михайловича: «Скажи, как мне играть мою княгиню Лизу?» Я ему все рассказала о ней, о том, как она рожает и умирает. И он, который не читал роман Толстого, разобрал эту роль так, что ни один толстовед не смог бы сделать лучше. Великий был актер.

— Но Михаил Козаков, еще один близкий вам человек, довольно сложно относился к Смоктуновскому. Хотя почему он должен к нему относиться просто?

— Все были сложными: и Смоктуновский, и Козаков.

— Но Козаков так в себе сомневался до последних дней, ел себя поедом.

— Как партнер он был очень высокопрофессиональный, как артист он себя не поедал. И это хорошо, что он сомневался! Сейчас, когда ты видишь режиссера, который не сомневается в себе и нагло прет, просто смешно смотреть. Это рефлексия, которая должна быть и у интеллигентного человека, и у актера.

— Ну а вы? Так, кажется, легко отошли от театра и живете своей частной жизнью. Это возможно в принципе — артист на пенсии? Разве бывает такое?

— Я прекрасно себя чувствую в зале, а не на сцене. Я не покидаю театр в этот момент, смотрю и радуюсь хорошим спектаклям. Ну вот, например, Грета Гарбо… Она же ушла рано, отгородилась…

— Да, 50 лет она потом нигде не выступала.

— И прекрасно дожила свою жизнь. И не перестала быть для публики Гретой Гарбо.

— Сэлинджер написал свое великое произведение, а потом уединился, стал отшельником.

— Я не отшельник, понимаете. Уланова тоже рано ушла со сцены, а Плисецкая танцевала долго, это зависит от твоих потребностей. Я с 15 лет актриса. Я школу не заканчивала, как все, сидя за партой, а на лету сдавала уроки и одновременно с этим работала в Пушкинском театре. Поэтому и сцену знаю рано, и камеру.

Кадр из фильма «Человек-амфибия»

— Простите, вы пресытились?

— Это не так. У меня такая школа была театральная: если играешь драматическую роль, то играешь на разрыв. Я очень долго восстанавливалась после Нины Заречной в «Чайке», например. Мне казалось, что нужен год, чтобы накопить эту энергию опять. Это надрыв души, понимаете. Я устала все время быть в состоянии этого диагноза.

Грянула перестройка, дух свободы пьянил, невероятно хотелось вырваться из этой структуры рабства, как вы говорите. Я поехала преподавать с Сашей Калягиным за границу. Потом появились внуки, а теперь вот и правнуки, требующие внимания. Одновременно с этим я занималась наследием Александра Николаевича, отца, для меня это чрезвычайно важно.

— Простите, когда отца не стало, сколько вам было лет?

— 12 лет. Это была большая потеря, потому что он оказался единственным питанием творческим для меня. Бабушка занималась хозяйством, мама была молодая и училась в институте, мы ее почти не видели, а папа приезжал редко, он был на гастролях, но он создавал такой мир… Каждый вечер, когда он был в доме, он нам рассказывал сказки. Он был невероятно щедрым человеком и потрясающим рассказчиком. Порой не нужно, чтобы родители были все время с детьми…

— Вы так его ждали! Я представляю.

— Да, невероятно. Это было событие, его ждали все: и бабушка, и мама, и дом готовился. А уж как мы с Марианной ждали! Он был такой личностью! Один только вечер, проведенный с ним, давал очень много.

«Для меня Никита остался добрым человеком, отзывчивым». С первым мужем Никитой Михалковым.

Фото: Из личного архива

«Я с оппозицией на улицу не выхожу»

— Вы следите, что происходит по жизни с вашими бывшими мужьями — Никитой Михалковым, Александром Градским? Вот Градскому недавно было 70 лет, вы его поздравили?

— Нет. Понимаете, с мужьями складываются разные отношения, с одним одни, с другим другие. Никиту Сергеевича я всегда поздравляю, он меня тоже. Все-таки у меня сын от него, поэтому это другое что-то: человек становится родственником, родным, в ближнем круге. Что касается Градского… мы очень разные с ним.

— А вы программу «Голос», где он блистал, смотрели?

— Смотрела, но не считаю, что он блистал.

— Всегда были интересны его реакции, мудрость.

— Этой мудрости, как вы называете, было бы недостаточно в шоу, не будь рядом еще трех веселых кресел. Когда это все вперемешку с другими типажами, тогда, наверное, интересно.

— Про Никиту Сергеевича… На мой взгляд, он был гениальным режиссером до определенного момента, до «Утомленных солнцем». В советское время это был свободный, независимый, смелый человек, а сейчас, когда ему уже ничто не угрожает, стал прислужником власти. Что с ним случилось?

— Я его так не оцениваю. Если мы все будем оглядываться на то, какими мы были, поймем, что все были свободными и менее свободными стали, потому что свобода измерялась другими категориями.

Для меня Никита остался добрым человеком, отзывчивым. Я знаю, как много он делает для фонда благотворительного, отдает свои деньги, собирает деньги, помогает актерам в Союзе кинематографистов. Если к нему обращаются с серьезными проблемами, всегда помогает. Его душа осталась отзывчивой и доброй. Он никогда об этом не говорит.

— Он еще делает «Бесогон», ну и замечательно. А вы как-то выражаете свою гражданскую позицию, ходите на митинги за нашу и вашу свободу? Что-то я вас там не видел.

— И не увидите. Я с оппозицией на улицу не выхожу и никогда не выйду. Для меня это неприемлемо категорически. Я считаю, что все революции в России были вредны.

Кадр из фильма «Безымянная звезда»

— Когда вы были счастливы на съемках? С Козаковым в «Безымянной звезде»?

— Да, именно так. Там все совпало: и мой возраст, и пьеса, и то, как мы понимали друг друга. Такое же родство душ у меня было и с Игорем Костолевским.

— Возраст? Но, простите, когда вы снимались в «Мастере и Маргарите», вам было почти 50.

— Ну и что, разве это важно?! Там просто фильм не получился, да и с Карой, режиссером, мы не совпали. Нужно было сыграть ведьму. В таких случаях многие актрисы начинают пучить глаза, кривить рот…

— Зачем так примитивно?

— А для меня была важна жертвенность Маргариты, то, что она свою любовь поставила на алтарь. И самая главная фраза: «Не подавайте больше Фриде платок». Понимаете?

— Как вы относитесь к Кириллу Серебренникову, Константину Богомолову?

— Я их плохо знаю, хотя фильм Серебренникова «Изображая жертву» мне нравится. Но мой любимый режиссер Дмитрий Крымов, вот.

Фото: Геннадий Черкасов

— А к нынешнему времени как относитесь? Вам комфортно сейчас?

— Я рада за молодых, за их свободу, за то, что они ходят и все, что хотят, читают в своих гаджетах. Ну и пусть читают! Только знаете… Почему-то многие из них считают, что прошлое — это Сталин и Берия, больше ничего. А Серебряный век? Там же была такая свобода творчества, поэзия. Там был мой отец…

— Да вы сами как будто из Серебряного века. Но если бы на машине времени вам бы позволили унестись, куда бы вы захотели?

— Только не в прошлое. Мне интересно то, что будет, понимаете. Я по гороскопу Стрелец, а Стрельцы натягивают тетиву и стреляют точно в цель, всегда достигая ее. Вот я такая. Мне сейчас хорошо, легко и ничто не мешает. Я свободна. Меня интересует только будущее. Моя жизнь абсолютно гармонична.

Читайте также: «Возвращение Ветлицкой сравнимо с возвращением Солженицына»

Подписаться

Авторы:

• Александр Мельман

Россия
Авария
Митинг
Оппозиция
Пенсии
Метро
Школа
Дети
Война
Театр
Власть
Финансы
Деньги
Дороги

Опубликован в газете «Московский комсомолец» №28155 от 19 декабря 2019

Заголовок в газете:
Моя прекрасная ведьма

Что еще почитать

Что почитать:Ещё материалы

В регионах

• На подлете к Крыму в воду упал американский дрон стоимостью 30 млн $

  Фото

  Видео

  53384

  Крым

  crimea. mk.ru
  фото: crimea.mk.ru

• Эта настройка «жрет» батарею вашего смартфона и совершенно не нужна: отключите ее

  24866

  Калмыкия

• Группа Cream Soda подтвердила гибель своего продюсера

  Фото

  14106

  Ярославль

• Пентагон подделал видео крушения беспилотника под Крымом

  11910

  Крым

  ФОТО: T. ME/KRYUCHKOVOLEG

• «Я твоих детей тоже поубиваю»: детали страшной резни в новой семье себежанина

  Фото

  10088

  Псков

  Светлана Пикалёва

• Крымчанин случайно запустил снаряд от РСЗО «Град» в сарай соседа

  Фото

  5454

  Крым

  фото: МК в Крыму

В регионах:Ещё материалы

Как быть счастливым в любое время

Сообщение написано Лео Бабаута.

Мой друг Бэррон недавно спросил: «Если бы ты мог сейчас быть где угодно, делать все, что захочешь, где бы ты был? И что бы ты делал?»

И мой ответ был: «Я всегда там, где хочу быть, делаю то, что хочу».

Я заметил, что в прошлом, как и многие люди, я всегда хотел заниматься чем-то другим, думал о том, что буду делать в будущем, строил планы на будущую жизнь, читал (с завистью) о крутых вещи, которые делали другие люди.

Это дурацкая игра.

Многие из нас делают это, но если вы начнете думать о том, что вы *могли* сделать, вы никогда не будете счастливы, делая то, что вы на самом деле *делаете*. Вы сравните то, что делаете вы, с тем, что делают другие люди (возможно, в Facebook и Twitter?). Вы пожелаете, чтобы ваша жизнь была лучше. Вы никогда не будете удовлетворены, потому что *всегда* есть что-то лучшее.

Вместо этого я стал думать, что все, что я сейчас делаю, идеально. Если я пишу пост, это прекрасно. Если я читаю сообщения в блогах в Интернете, это интересно. Если я ничего не делаю, кроме как тусуюсь со своей семьей, это невероятно. Если я иду на улицу, наслаждаясь свежим воздухом, это прекрасно.

Нет ничего, что я когда-либо делал, что не было бы самой невероятной вещью на Земле. Если я делаю что-то отстойное (не могу вспомнить, чтобы делал это в последнее время), возможно, это бесценный жизненный урок. Если я с кем-то скучным или неприятным, это урок терпения, или сочувствия, или научиться лучше понимать людей.

Мышление Сейчас, Практика

Допустим, вы моете посуду. Разве вы не хотели бы вместо этого вкусно поесть или поговорить со своим лучшим другом? Конечно, эти вещи великолепны, но они только лучше, если вы верите, что они лучше, и, что более важно, сравнение совершенно не нужно. Почему вы должны сравнивать то, что вы сейчас делаете (моете посуду), с чем-то еще? Разве почти ничего не потеряется, если вы сравните это с чем-то, что вам нравится больше? Будете ли вы когда-нибудь довольны тем, что делаете, если всегда будете сравнивать это с чем-то, что вам нравится больше?

Мытье посуды может быть таким же замечательным делом, как и все остальное, если вы решите воспринимать это таким образом. Ты в одиночестве, и это прекрасно. Если вы делаете это осознанно, мытье посуды может быть приятным, так как вы чувствуете пену и воду на своих руках, обращаете внимание на посуду и ее консистенцию, замечаете свое дыхание и мысли. Это медитация, это тихо, это прекрасно.

То же самое можно сказать о чем угодно. Еду на работу? Наслаждайтесь уединением, возможностью побыть наедине со своими мыслями или послушать любимую музыку, увидеть мир вокруг себя. На встрече с коллегами? Обратите внимание на то, как люди разговаривают и взаимодействуют, узнайте о человеческом разуме, узнайте себя во всех, кто вас окружает, научитесь любить всех, кем бы они ни были, потренируйтесь отказываться от ожиданий относительно того, кем должны быть люди или какой должна быть эта встреча.

Я всегда доволен тем, что делаю, потому что ни с чем не сравниваю, а вместо этого уделяю пристальное внимание самой деятельности. Я всегда счастлив с кем бы я ни был, потому что я учусь видеть совершенство в каждом человеке.