Черниговская о чтении: Татьяна Черниговская: «Зачем книга мозгу?»

Татьяна Черниговская: «Зачем книга мозгу?»

Вопрос – а зачем ребенку читать  книги – из  абсурдных как-то незаметно перешел в разряд естественных. Родители на чтении книжек больше не настаивают. И напрасно. Почему? Отвечает специалист в области нейролингвистики Татьяна Черниговская.

 – Татьяна Владимировна, зачем книга нужна мозгу?

– Мозгу, как и всему другому, нужна пища. Только когда организм питается чем-то, то это материальные вещи, а мозг питается информацией, которая происходит из идеального мира. То есть она не состоит из белков, жиров и углеводов.

Книга является такой пищей, причем одной из лучших.

– Есть ли альтернатива книге для мозга, сейчас или в недалеком будущем: интернет или технологии прямой закачки, 25‑й кадр?

– 25‑й кадр – это разговоры на кухне, никакого отношение к жизни они не имеют, а что касается остальных перечисленных вами вещей, то они не являются альтернативой книге.

Потому что, строго говоря, все равно – читаете вы бумажную книгу, или это свиток, написанный на шёлке, или папирус, или интернет. 

Но тип процессов, которые происходят, когда вы читаете электронные ресурсы, другой.

Ну, например, я недавно – а именно позавчера, – узнала от очень крупного детского офтальмолога, что если раньше приходили дети, которым дали в глаз во время выяснения отношений во дворе, то теперь таких детей почти нет.

А приходят – массово – дети с близорукостью. Эта близорукость вызвана тем, что они круглосуточно смотрят в разные гаджеты, планшеты, телефоны и так далее. И это другая работа – не только мозга, но и глаза.

– Зачем вообще человеку и человечеству нужна книга в эпоху информационного цунами?

– Книга – вы имеете в виду, зачем человеку нужна традиционная книга? Может быть, много людей, которым она вовсе и не нужна, но поскольку я сноб, то мне важно держать в руках книгу.

Я пользуюсь, к сожалению, в больших количествах электронными носителями. То есть я провожу в компьютере очень много часов в день, увы – и потому что просто такой мир, никуда не денешься: я пишу в компьютере, я читаю научные статьи в компьютере и так далее.

Мне никогда в голову не придет читать Гоголя или Бродского в компьютере. Если вдруг такое придет, я пойду сдаваться врачам, я решу, что я сошла с ума, потому что это совершенно другое занятие. 

Это не черпание информации, а это изысканная изящная работа. Можно рассматривать альбом с дешевыми репродукциями, а можно пойти в Эрмитаж или в Прадо и смотреть оригиналы – вот, выбирайте.

 – Это мозг вытесняет книгу как ненужный элемент реальности, или снижение количества читателей имеет другую причину?

– Мозг здесь абсолютно ни при чем. Здесь причина – общее падение культуры на планете, вот что здесь причем. Что все согласны на фастфуд вместо хорошего шеф-повара.

То есть, если мы согласны заниматься глупостями, есть попкорн и превратиться в стадо – тогда все в порядке.

– Могут ли книги являться инструментами стимулирования нейрогенеза, или возникновение новых нейронов возможно только в ситуации практического нового опыта?

– Всё, с чем сталкивается мозг, абсолютно всё – как хорошее, так и плохое, влияет на нейрогенез. Новые нейронные связи образуются каждую секунду. Вот мы сейчас разговариваем – и как у вас, так и у меня, довольно много всего уже загнулось, а также образовалось, это просто жизнь мозга так выглядит.

Другой вопрос: какие связи мы хотим, чтобы образовались.

Это сложные ассоциативные связи того человека, который много читал, много видел, много думал, пил разные напитки, слушал разную музыку, включая шум прибоя – и тогда у него поле, на котором идут ассоциации, широкое, большое и богатое.

А если он только смотрит в такое окошечко телефона, то тогда нечего обижаться. Тогда у него будет такой мозг плохой.

Единственное, чего мозг не умеет – это не учиться, вот это точно. Он не умеет не учиться, он учится всё время. Но всё зависит от того, что ему подсовывают для учения.

Ему подсовывают высокого класса пищу или низкого класса? Вот, соответственно, такой и будет мозг.

– Можно ли рассматривать работу мозга живого человека отдельно от сознания, создаёт ли мозг мысли, или это делает сознание?

– На этот вопрос у меня ответ простой. Никто не знает, что такое сознание. Если вы найдете людей, которые вам скажут, что они знают – ухмыльнитесь. Нет договоренности о том, что мы будем считать сознанием.

Огромный разброс мнений на эту тему – от простой реакции на что-нибудь, и есть люди, это крупные ученые, которые считают, что сознание присуще всему живому. На мой вопрос: а как насчет инфузории-туфельки, ей тоже присуще сознание? Отвечают: да, только простое.

Понимаете, если мы встаём на такую позицию, вообще тогда мы прекращаем разговор, это бессмысленная беседа. Если мы говорим о том, что сознание – это очень сложная вещь, то тогда мы должны признать, что большинство людей, населяющих планету, сознанием не обладает.

Поэтому на ваш вопрос нельзя ответить. А косвенно я могу ответить вот что. У нас нет никаких свидетельств того, что сознание может появиться где-то, кроме мозга. Но это не значит, что это окончательное слово.

Мне часто задают вопрос: может быть, сознание вообще где-то летает, а мозг – это приемник, который хватает это все? Может быть и так.

Но поскольку наука – это такое занятие, которое требует доказательств, а доказательств нет – и нет ничего, чтобы намекнуло на то, что они могут появиться.

Научным способом мы такую информацию получить не можем – как минимум по той причине, что наука подразумевает повторяемость явлений, статистическую достоверность и проверяемость. Всё это здесь проверить нельзя.

Даже если вы мне скажете, или я вам скажу (совершенно не важно, кто кому), что я получила информацию из космоса – это ничего не стоящие заявления, потому что ни вы, ни я не сможете это ни доказать, ни опровергнуть, с этим вообще ничего нельзя сделать.

Тысячи свидетельств от творцов, кроме Главного, от художников разного плана, свидетельствующих о том, что они чуть ли не отрицают свое авторство.

Масса поэтов, которые (ну просто это дикое количество свидетельств) говорят о том, что я проснулся ночью, что-то такое вроде бы написал, не вполне уверен, что я вообще просыпался, а потом утром они смотрят на лист бумаги, на котором написано гениальное стихотворение, и они в недоумении.

Такого много, что это такое – очень трудно сказать. Но научным образом я бы, пожалуй, ответила так: всякие открытия и такие состояния каких-то интеллектуальных или художественных прорывов проходят не в ясном сознании, вот это мы знаем.

Они проходят в каком-то тумане таком, когда ты вообще ничего не контролируешь. И поскольку ты не контролируешь, то это вызывает вот ощущение этих людей (я повторяю: этого много), что это кто-то другой делал, что я только записал, то есть как бы рука моя тянется к перу, а перо к бумаге, что называется, а кто пишет, кто автор-то?

Это очень сложные вопросы, и всё, что я сейчас сказала – это без мистики. Понимаете, когда говорят «муза приходила» или «муза меня покинула» – это не метафоры, а в буквальном смысле, появилась и его рукой водила… Словом, творческий процесс загадочен.

– Может ли мозг отдыхать во время чтения книг, или чтение – это нагрузка и работа?

– Если это чтение не глазами, а мозгом. Потому что, если у вас какие-то проблемы – например, вы что-то переживаете, но при этом вы читаете, вы можете прочесть несколько страниц, при этом вы будете их перелистывать, то есть глазами вы их прочли, но мозгом вы их не прочли, то вы под пыткой не скажете, о чем сюжет.

То есть это было просто такое механическое сканирование текста – ну, просто как любой аппарат, просто глазами, и в этом случае мозг вообще занят другой работой, то есть это профанация.

А если это настоящее чтение, то я не знаю, как это назвать: работой или отдыхом, то есть если мы читаем чудесную литературу, то отдых ли это – я не уверена.

Я вообще не очень хорошо понимаю, что такое отдых. И я не уверена, что мозг знает, что такое отдых, потому что это смена занятий, понимаете. 

Что из этого является отдыхом, а что работой – уж точно не формальная договоренность, что когда я слушаю музыку, то это как был отдых. А вы с чего взяли, что это отдых – может быть, это гораздо более сложная работа, нежели решение какой-нибудь математической задачи, я вполне допускаю такую вещь. Всё зависит от того, как слушать, и что вы делаете, пока вы слушаете.

– Является ли вредным или полезным чтение одновременно нескольких книг?

– Я думаю, это зависит от данного человека, точно нет ответа, точно «да» или точно «нет», вот такого ответа нет.

Это кто к чему привык, я бы так сказала, вот я всегда читаю несколько книг одновременно – и научных (что отдельная история), и даже художественных, я могу параллельно читать несколько книг, и я не знаю, честно говоря, хорошо это или плохо. Может быть, даже и плохо, но я так привыкла.

– Вы сказали, есть разница в чтении научной и художественной литературы – в чем разница?

– Разница в том, какую вы себе ставите цель, потому что если в научной книге – если это не философская книга, и не какой-нибудь очень сложный обзор, который разбирает подход к каким-то проблемам, а это как бы техническая вещь, то тогда моя, собственно, цель при чтении этой статьи или книги – выяснить, что человек делал, каким способом делал, что получил.

То есть у меня технически относительно простые – они, конечно, совсем не простые, но относительно простые задачи. А если я читаю художественную литературу – там огромное количество пластов.

Мы же не читаем для сюжета, это вот как раз ровно то, что сейчас в школах стали делать по всему миру, а именно дайджест с «Преступления и наказания». То есть в чем смысл: кто старушку хлопнул, так сказать. Нет, в чем задача?

Если говорить про сюжет, то это точно и не Достоевский, и не Толстой, и не все эти гении. Они не писали для сюжета. 

Сюжет там есть, и вы за ним следите. Но вы также следите – вот я, скажем, довольно часто смотрю фильмы разных лет на тему Шерлока Холмса. Не потому, что я не знаю этот сюжет – давно они у меня в печенке сидят.

Но мне интересно, как они ходят, как они садятся, как они разговаривают, каким образом разговаривает этот персонаж и этот.

То есть у меня другая задача, и она очень сложна. Поэтому вот если я делаю такого рода работу, то это очень сложная работа, и совершенно неважно, на какую тему фильм. Но это же полностью относится к книге.

Отличаются ли эмоции в книге от реальных – я считаю, что нет, и меня поражает вот что. 

Что люди – вообще такие существа, которые в отличие от всех остальных похожих наших соседей по планете живут в не меньшей мере вот в такой второй действительности, в таком вымышленном мире, чем в реальном материальном мире. 

Мы с самого начала, как на свет появились, начали создавать произведения искусства. И они для нас играют почему-то очень большую роль. Мы переживаем по поводу чего-то, что описано в романе или в фильме еще больше, чем в реальной жизни, или уж точно не меньше.

А если говорить про мозг, то я могу абсолютно твердо сказать, что мозгу все равно – он реально испытывает это что-то, или он об этом вспоминает, или он это выдумывает. 

И, кстати говоря, эту поразительную мысль высказала вовсе не я, а Иван Михайлович Сеченов, и было это в конце девятнадцатого века, когда никто про это ничего знать не мог.

Не было томографов, которые у нас сейчас есть, и которые с легкостью зафиксируют, если я очень сильно переживаю, а при этом ничего не происходит, то есть это мое внутреннее переживание.

Например, я вспоминаю какой-то там спектакль или сюжет какой-то очень мощной книги – вот томограф зафиксирует такую же мозговую активность, как если бы это происходило на самом деле.

Но Сеченов этого не мог знать. Поэтому он гений.

Только с помощью книг интеллект и развивается – или с помощью чего-то аналогичного, а именно хороших и умных разговоров с умными людьми. 

Интеллект развивается с помощью переработки той интеллектуальной информации, которая поступает в ваш мозг из любых источников. Когда я говорила «любых», я имела в виду, что это может быть зрительная информация – это может быть слуховая, это может быть танец.

Ну, конечно, книга – главный игрок, о чем говорить. Важнее книги ничего нет в нашей цивилизации.  

Даже если эта книга перестанет шуршать страницами, так сказать, а будет возникать в виде пикселей, то она от этого не перестанет быть книгой. 

Хотя, повторяю, что касается меня, то мой выбор однозначный – я читаю книгу как книгу. Как привыкли читать, так и будем читать. Чем она старей, тем мне лучше. Каждый делает свой выбор…»

Соб. инф.
Видеоверсия передачи

Татьяна Черниговская: как правильно читать книги?

1 Марта 2018

Мозг, как и наш организм, должен  получать  питание. Однако питается он не материальными вещами, а информацией. Одним из лучших источников такой пищи является книга. О пользе чтения, развитии ассоциативного мышления и интеллектуальном насыщении рассказала Татьяна Владимировна Черниговская – заслуженный деятель науки Российской Федерации, член-корреспондент РАО, доктор биологических наук, профессор кафедры общего языкознания, заведующая кафедрой проблем конвергенции естественных и гуманитарных наук, заведующая лабораторией когнитивных исследований Санкт-Петербургского государственного университета.

Татьяна Владимировна отметила, что единственное, чего не умеет мозг, – это не учиться. Любое наше взаимодействие с окружающей средой влияет на формирование нейросети и даже на нейрогенез. Новые нейронные связи в мозге образуются каждую секунду. Но какими будут эти связи, зависит в первую очередь от самого человека, от того, что он делает, какой информацией насыщает свой мозг. Например, если люди много размышляют, слушают сложную музыку, пробуют разные напитки и еду, а главное – читают качественную литературу, то они обладают большим и богатым ассоциативным полем, их мозг хорошо развит.

В хороших книгах главное не сюжет, точнее – не только сюжет, уверена Татьяна Владимировна. Она привела в пример экранизации «Шерлока Холмса», снятые в разные годы. Сама Татьяна Владимировна хорошо помнит сюжеты рассказов, однако в фильмах ее интересуют не столько сами события, сколько образы героев, их поведение, манера речи и пр. Изучать произведения таким образом сложно – это гораздо ответственнее, чем просто следить за сюжетом. При чтении художественной литературы следует уделять внимание множеству деталей, рассматривать текст на разных уровнях.

Кроме того, читать книгу нужно не глазами, а мозгом. Татьяна Владимировна привела в пример ситуацию, знакомую каждому человеку: когда мы погружены в свои мысли, переживания, читать становится тяжело, мы пробегаем глазами текст, но не понимаем его сути. Происходит лишь процесс механического сканирования. От такого чтения нет никакой пользы. Если же мы действительно перерабатываем полученную информацию, вдумываемся в каждое предложение, то мозг начинает активно работать. И в таком случае сложно сказать, является ли чтение книги отдыхом или активным трудом. Кстати, то же самое справедливо отнести и к прослушиванию музыки. Татьяна Владимировна уверена, что многое зависит от того, как это делать и о чем в этот момент думать.

Интересно, что человеческий мозг с одинаковой силой переживает те события, которые произошли в реальной жизни, при прочтении книги, просмотре спектакля или просто были выдуманы. Об этом говорил еще Иван Михайлович Сеченов в конце XIX в., а сегодня его мысли  подтверждаются с помощью томографии. Кстати, мозговая активность фиксируется даже в то время, когда человек просто вспоминает о пережитых моментах, прочитанных книгах, просмотренных фильмах или спектаклях. Все это говорит о том, насколько важны для людей произведения искусства, позволяющие создать в воображении вымышленный мир и содержание произведений (публикаций, статей, выступлений, арт-объектов, картин и т.п.).

Стоит отметить, что интеллект развивается не только с помощью книг. Татьяна Владимировна подчеркнула, что человеку необходимо общаться с умными интересными людьми. Интеллект развивается с помощью переработки той информации, которая поступает в наш мозг из любых источников.

Однако ученый рассказала, что электронные и бумажные книги все же оказывают разное влияние. Типы процессов, которые происходят во время чтения произведения с бумаги и с электронного носителя, являются совершенно разными. Кроме того, ни для кого не секрет, что частое использование гаджетов вредит не только зрению, но и памяти. Сама Татьяна Владимировна сравнивает бумажные книги с произведениями искусства в музеях и галереях, а их электронные версии – с репродукциями в брошюрах.

Много внимания в своих рассуждениях нейролингвист уделила вопросу о том, где рождаются мысли – в мозге или в сознании человека. Она отметила, что сегодня в научных трактатах нет точного ответа на этот вопрос. Ученые спорят о том, что такое сознание и каким живым существам оно присуще. Интересен тот факт, что многие творцы, создавшие гениальные произведения искусства, зачастую чуть ли не сомневаются в своем авторстве – потому что прорывы в науке и  искусстве происходят после огромной внутренней работы,  но как бы вне сознания. Нередко можно услышать, что на них снизошло озарение, их действиями будто кто-то руководил. Татьяна Владимировна так поясняет подобное явление: «Всякие открытия, интеллектуальные и художественные прорывы происходят, когда человек находится не в ясном сознании. Он не контролирует себя полностью, и из-за этого создается впечатление, что к созданию произведения причастен еще кто-то кроме него. А между тем всеми процессами, деятельностью человека руководит именно мозг, у которого от нас очень много тайн».

На втором Евразийском женском форуме состоится тематическая дискуссия на тему «Женщины-ученые и глобальные вызовы современности», на котором мы надеемся услышать выступление Татьяны Владимировны Черниговской. 

Виктория Ежова, информационное агентство «Евразийское женское сообщество»

Поделиться страницей:

Читать все статьи рубрики

Теги: #ТАТЬЯНА ЧЕРНИГОВСКАЯ #НЕЙРОСЕТИ #НЕЙРОГЕНЕЗ #ЭЛЕКТРОННЫЕ КНИГИ

Осада Чернигова, Украина

В середине марта бульдозеры выкопали траншеи на неиспользуемом поле на краю Яловщинского кладбища в городе Чернигове на севере Украины. К этому моменту Чернигов уже более двух недель находился под фактической блокадой, и большинство домов остались без электричества, тепла и воды. Дороги и мосты, ведущие за город, были либо разбомблены, либо стали местом активных боев между российскими и украинскими войсками. Все это время российские военные обстреливали Чернигов бомбардировками и ракетными обстрелами, превратив запертый город в городскую смертельную ловушку. Ежедневно погибало до пятидесяти человек, сбитых в очереди за едой или ютившихся в своих квартирах.

Где их закопать? Главное городское кладбище на северной окраине города подвергалось постоянным обстрелам. Пути снабжения были заблокированы, ни фабрики, ни мастерские не работали, а это означало, что невозможно было производить достаточное количество гробов, чтобы не отставать от тел, скопившихся в морге. Наконец решение было найдено: во время эпизодических затишья в обстрелах городские рабочие подбирали по дюжине трупов за раз, клали их в сколоченные из лишнего дерева гробы и опускали в землю под топким полем на Яловщинском кладбище. .

29 марта российские военные объявили, что они «резко сократят военную активность» в этом районе, что является частью более крупной передислокации, отражающей их неспособность взять Киев — девяносто миль вниз по шоссе — и другие крупные города, включая Чернигов. Через неделю вывод был завершен. Жители города, которых до войны насчитывалось двести восемьдесят пять тысяч человек, вышли из своих подвалов и городских бомбоубежищ; свет снова включился, и из кранов снова потекла вода. Осада длилась тридцать девять дней и, по словам мэра города, унесла жизни около семисот человек, хотя бесчисленное множество людей умерло в результате низких температур, отсутствия медицинской помощи, нехватки продовольствия и лекарств. Теперь люди могли начать осознавать свою утрату, отчитываясь за мертвых и посещая их могилы.

Однажды утром на прошлой неделе я прошел через это место, отмеченное рядами небольших земляных насыпей с простыми деревянными табличками с именами и приблизительными датами смерти тех, кто похоронен под ними. В одном конце, возле клочка леса, я наткнулся на троих мужчин, стоящих вокруг могилы Евгения Блохина, который, согласно торчащей из земли металлической табличке без украшений, родился 13 сентября 1986 года, а убит 3 марта. 17 ноября 2022 года, в возрасте тридцати пяти лет.

«Он был нашим другом, душой нашей компании, можно сказать. Он держал нас всех вместе», — сказал мужчина, представившийся Дмитрием. Он объяснил, что у Блохина есть собственная авторемонтная мастерская и двое детей. Он был атлетичен, мог сделать двадцать отжиманий на одной руке. Другой друг, Игорь, объяснил, что произошло: взрывы начались в 11.30 ночи, когда Блохин был дома с семьей, включая родителей и брата. Он прыгнул, чтобы накрыть шестилетнего сына своим телом. «Его ударили в спину. Через окно. Это была кассетная бомба. Потом взорвалась крыша». Из-за непрекращающихся обстрелов машине скорой помощи потребовался почти час, чтобы добраться до здания. К тому времени, как Блохина доставили в больницу, он был мертв. Его сын остался невредим.

[ Поддержите отмеченную наградами журналистику The New Yorker. Подпишитесь сегодня » ]

Друзья Блохина бродили по земле в поисках его могилы по дате смерти. Теперь, когда они его нашли, они воткнули в землю палку и привязали к ней желтую ленту, чтобы снова найти это место. В качестве последнего подношения они наполнили пластиковый стаканчик коньяком («Жене нравились виски и ром, но мы привезли то, что нашли», — сказал мне Дмитрий) и поставили его на влажную землю вместе с двумя конфетами и ломтиком хлеб. Похорон не было, так что придется сделать это.

Неподалеку мужчина лет шестидесяти по имени Александр стоял над такой же земляной насыпью, где похоронена его жена Людмила. Он рассказал, как в один из мартовских дней они расстались: он отправился в городской православный монастырь XI века в поисках воды — колодец на его территории был тогда одним из немногих надежных источников, — а Людмила отправилась за продуктами. . Когда Александр пришел домой, Людмилы еще не было. Телефонная связь не работала, и поэтому Александр отправился в сторону магазина, зная, что Людмила любит после обеда посидеть на скамейке перед входом; это было одно из немногих мест в городе, где можно было подключиться к мобильному Интернету.

Площадь подверглась бомбежке: асфальт усеян обломками и осколками, туда-сюда бегали солдаты и медики. Офицер сделал знак Александру и достал его телефон. «Он показал мне фотографию, — сказал Александр. «Вот она, в пальто, с капюшоном на голове. Она пыталась спрятаться».

Александр опознал тело Людмилы в морге; через несколько дней ее похоронили на месте братской могилы. Теперь, когда осада была снята, городские власти спросили, не хочет ли он перезахоронить свою жену в другом месте. — Но в чем смысл? — сказал Александр. Он кивнул. «Это прекрасное место. Прямо в городе, рядом березовая роща. Она любила березы».

Чернигов находится в сорока пяти милях от границы с Белоруссией, или, как узнал в конце февраля его мэр Владислав Атрошенко, около полутора часов на танке. Утром вторжения России, 24 февраля, сотни таких машин вместе с бронетранспортерами и мобильными ракетными установками устремились через границу. На следующий день город был окружен. «Подразделения вооруженных сил Российской Федерации завершили окружение города Чернигов», — сообщил военный представитель России. Осада началась.

Я посетил Атрошенко, пятидесятитрех лет, атлетического телосложения, энергичного, энергичного, в его импровизированной штаб-квартире в месте, которое он предпочитает не раскрывать. Он фактически находится в бегах, за ним регулярно наблюдают вооруженные телохранители, с начала марта, когда российская баллистическая ракета «Искандер» врезалась в здание мэрии Чернигова через десять минут после того, как Атрошенко вошел внутрь (Атрошенко думает, что его отследили по его телефонному сигналу), разбив стекло в доме. его кабинет на третьем этаже.

Стадион имени Юрия Гагарина лежал в руинах в начале апреля, поскольку российские атаки на Чернигов продолжались. примерно район с армейскими казармами и другими военными объектами», — сказал мне Атрошенко. «Но, когда они увидели, что мы не сдаемся, никто не бросает город, они начали издеваться над людьми, терроризировать их». Бомбы, ракеты и артиллерийский огонь начали падать как бы беспорядочно. Пострадала гостиница «Украина» в центре города. Так было и в историческом кинотеатре с колоннадой. Открытый стадион остался в руинах. Жилые дома поражались с ужасающей регулярностью.

«Это была война не против армии, а направленная на уничтожение всего населения», — сказал Атрошенко. Еды стало не хватать; буханка хлеба была редким деликатесом. Очереди выстроились в тех немногих местах, где были припасы, но из-за того, что на город падали бомбы и ракеты, задерживаться где-либо было опасно. «Город был отрезан от жизни», — сказал Атрошенко. Несколько добровольцев отправились в путь, чтобы принести еду и лекарства; несколько из них были убиты в ходе осады. Но их усилий было недостаточно, чтобы накормить город размером с Чернигов.

Десятки тысяч людей бежали, в том числе врачи, муниципальные работники и местные депутаты, что значительно усложнило управление городом. «У нас были случаи, когда рабочие, курирующие критически важную инфраструктуру, заканчивали свою смену, говоря «до завтра», а затем исчезали и не отвечали на звонки», — сказал мне Атрошенко. Он никогда не думал об отъезде: «Я сделал выбор, совершенно осознанно, остаться и защищать город, сражаться — и, если необходимо, умереть».

«Наша миссия имеет решающее значение»: встречайте воинов-библиотекарей Украины | Библиотеки

В то утро, когда на Киев начали падать российские бомбы, Оксана Бруй проснулась от беспокойства по поводу своего ноутбука. Бруй — президент Украинской библиотечной ассоциации, накануне вечером она еще не закончила презентацию новых планов Киевской политехнической библиотеки, поэтому оставила свой компьютер на работе открытым. В то утро улица возле ее дома была заполнена стрельбой украинских ополченцев, казнивших российских агентов. Ракетные удары загнали ее на подземную автостоянку вместе с дочерью Анной и котом Томом. Несколько дней спустя она прокралась обратно в огромную пустую библиотеку площадью 15 000 квадратных футов, когда-то заполненную тихим бормотанием читателей. Когда она схватила свой ноутбук, прозвучала сирена воздушной тревоги, и она бросилась к своей машине.

Благодаря этому компьютеру Бруй мог работать. Она не вернулась в свой кабинет; вместо этого она бежала на запад, во Львов. «Все это время, с первого дня полномасштабной войны, я не переставала работать, — говорит она. По соседству жил ИТ-специалист библиотеки. Он держал серверы в рабочем состоянии и сотрудников на связи. «Так что за все это время, с 24 февраля, в работе Киевской политехнической библиотеки не было ни дня перерыва». Русские не закрыли ее. Оксана Бруй побеждает в украинской войне. Библиотеки открыты.

Битвы 21 века — это гибридные войны, которые ведутся на всех без исключения фронтах: военном, экономическом, политическом, технологическом, информационном, культурном. Часто игнорируемый или принижаемый к маргинальному статусу, культурный фронт, тем не менее, является основополагающим. Войны этого века — это войны за смысл. Как американские войска узнали в Ираке и Афганистане, если вы проиграете на культурном фронте, военное и экономическое превосходство быстро исчезнет. Ужасные сражения за Киев и Харьков, разрушение гражданской инфраструктуры Украины, борьба Европы за то, чтобы обогреть и прокормить себя этой зимой, нарастающая инфляция, жестокие материальные ужасы борьбы могут сделать любое культурное прочтение конфликта фантастическим или бойким. Но по своей сути и с самого начала этот украинский конфликт был войной за язык и идентичность. А библиотеки Украины – это ключ.

Никогда еще не было войны, в которой поэзия имела бы большее значение. В первые дни вторжения российская кинозвезда Сергей Безруков дал сенсационное прочтение шедевра Александра Пушкина 1831 года « Клеветникам России » в своем Telegram-канале. Эта великая поэма является предупреждением иностранцам о том, чтобы не ввязываться в войны в Восточной Европе. «Ваши глаза все не в состоянии прочитать кровавую таблицу нашей истории», — предупреждал Пушкин два века назад. «Славянские роды спорят друг с другом, древняя домашняя ссора, часто судимая, но все же бесконечная». В ответ украинский рэпер Потап написал: «Я так понимаю, что цитата — классика», — зарифмовал он. «Вы не братья, а враги». Безруков говорил Западу: «Вы не понимаете». Потап ответил русским: «Нет, вы не понимаете».

«Библиотеки на передовой»: Оксана Бруй, президент Украинской библиотечной ассоциации. Фото: Сергей Коровайн/The Observer

Безруков и Потап комментировали разные интерпретации своих политических лидеров. За три дня до начала боевых действий Путин предложил то, что можно было назвать исторической диссертацией, в качестве объявления войны. Его аргумент состоял в том, что Украина была фикцией, «полностью созданной Россией» без «устойчивых традиций настоящей государственности». Украинская идентичность стала результатом западной кампании «искажать менталитет и историческую память миллионов людей».

Владимир Зеленский противопоставил историю Путина своим выступлением перед Европейским парламентом, риторическим актом настолько сильным, что изменил ход войны, настаивая не только на том, что украинская идентичность существует, но и на том, что она носит европейский характер. Большинство войн ведутся из-за того, кто определит будущее. Украинская война — это борьба за то, кто определит прошлое. Украинская идентичность реальна или выдумка? Это основной вопрос конфликта. Украинцы дали свой ответ.

Библиотеки на передовой. Русские нацеливались на них с самого начала. Во время первоначального вторжения российские войска уничтожили государственные архивы в Чернигове, цель, содержащую конфиденциальную информацию НКВД и КГБ о репрессиях советской эпохи, которую русские хотели стереть из исторических записей. Они разграбили архивы в Буче так же, как разграбили все захваченные культурные учреждения. Архивное управление в Иванкове выпотрошили ни за что. «Те, кто сжигает книги, в конечном итоге будут сжигать людей», — сказал немецкий поэт Генрих Гейне. Но в украинской войне русские вместе сжигают книги и людей.

Анатолий Хромов является начальником Украинского государственного архива – хранилища не только важных культурно-исторических документов, но и свидетельств о рождении и смерти, уведомлений о браке и разводе, имущественных и страховых документов, короче говоря, сделок, составляющих нацию. Хромов начал работать архивариусом Одесской области 10 лет назад. В настоящее время он живет в неизвестном месте из соображений безопасности. Пока ноутбук Бруя оставался открытым в Киеве, Хромов эвакуировал государственные архивы из Донецка и Луганска. Это были первые, но далеко не последние передвижные библиотеки Украины.

Работа государственных архивариусов в ходе украинской войны проста – сохранить то, что у них есть, из рук русских и в наличии. «Наша миссия имеет решающее значение, потому что уничтожение архивов можно рассматривать как часть культурного геноцида», — говорит Хромов. С начала войны русские уничтожили более 300 государственных и университетских библиотек. В мае Национальная библиотека провела онлайн-опрос о состоянии своей системы. К тому времени 19 библиотек уже были полностью разрушены, 115 частично разрушены и 124 повреждены безвозвратно. Русские уничтожили библиотеки в Мариуполе, Волновахе, Чернигове, Северодонецке, Буче, Гостомеле, Ирпене и Бородянке вместе с городами, которые они обслуживали. Они уничтожили как минимум несколько тысяч школьных библиотек.

Делает заметки: Анна Кияс, музыкальный библиотекарь Университета Тафтса, штат Массачусетс, организовала «мероприятие по спасению данных» для украинских архивов. Фото: Саймон Симар/The Observer

«24 февраля мы начали борьбу за нашу национальную память, — говорит Хромов. Борьба за национальную память приняла две формы: сохранение физических артефактов и быстрая оцифровка существующих архивов. Национальные сокровища, такие как берестяные грамоты раннеславянского периода или оригинальные картины и рукописи поэта Тараса Шевченко, благополучно сохраняются в огнеупорных контейнерах. Проблема больших архивов была более сложной. К началу войны государственные архивы были оцифрованы лишь на 0,6%, а некоторые из них перестали работать из-за того, что люди, оплачивающие счета, были убиты или перемещены. Их сохранение требовало быстрой мобилизации.

Украинские военные отличились в этой войне гибким предпринимательским духом в сочетании с необычайной способностью мобилизовать международную поддержку. Как и воины-библиотекари. Анна Кияс, музыкальный библиотекарь Университета Тафтса в США, 26 февраля написала в Твиттере о своих планах провести «мероприятие по спасению данных» для украинских архивов. Коллеги из Стэнфорда и Австрийского центра цифровых гуманитарных наук и культурного наследия активизировались и вместе 1 марта запустили «Сохранение украинского культурного наследия онлайн» или «Сучо». К концу первой недели этого месяца у Сучо было более 1000 добровольцев, многие из которых работали по 12 часов в день в отпуске с основной работы. К середине марта они согласовывались с Министерством культуры Украины, Международной федерацией библиотечных ассоциаций, Международным советом музеев и подразделением ЮНЕСКО «Память мира». Сохраненный ими еврейский материал сам по себе необычен: от довоенных музыкальных архивов до 400-летних галицийских рукописей и текстов, выпущенных еврейскими типографиями Волыни и Буковины. А также археология Херсонеса Таврического, греческой колонии, основанной 2500 лет назад на Крымском полуострове, материалы Музея Булгакова в Киеве, записи Украинского центра культурологии, документального хранилища песенных стилей и рецептов. . Таких архивов, как эти, отчаянно нуждались в сохранении десятки.

После первоначального стремления к сохранению, добровольцы Сучо начали работу по предоставлению необходимого оборудования местным архивариусам. Украинским военным нужны системы ПВО. Библиотекарям нужны планшетные сканеры Epson, которые стоят 5000 евро, и зеркальные камеры Nikon, которые стоят 3250 евро. В настоящее время Сучо также обучает библиотекарей. Они обеспечивают резервное копирование, а также обучают архивной работе. Украинцам необходимо оцифровать около 86 миллионов файлов. На данный момент благодаря этим масштабным коллективным глобальным усилиям было заархивировано 50 ТБ данных.

Меньшие и более гибкие организации тоже работают. 21-летний Кэт Бучацкий, студент Стэнфордского университета по международной безопасности, основал проект «Тени», который до войны работал над изменением исторических данных, чтобы поддержать украинское, а не русское прочтение истории культуры, утверждая, например, что музеи должны описывают художника-супрематиста Казимира Малевича как украинского, а не советского художника. В феврале она приостановила свой семестр в Стэнфорде и начала собирать деньги на взрывобезопасные шкафы и огнеупорные одеяла. Украинские библиотеки также нуждаются в большем количестве предметов первой необходимости, таких как генераторы и картонные коробки.

Военным нужно оружие, а библиотекарям — цифровые сканеры и фотоаппараты

Прошлой весной Бучацкий лично доставил на грузовике из Польши 13 бронированных шкафов. Она часто просто появлялась у дверей библиотеки. Иногда библиотекари не верили, что эта молодая женщина прибывает с узкоспециализированным оборудованием. Бучацкий смог убедить только одного библиотекаря, не очень поверившего предложению бесплатных несгораемых сейфов, фотографиями доставки в другую библиотеку. «Вообще-то мы возьмем 65», — вспоминает Бучацкий ее слова, увидев улики.

Самый большой инструмент Бучацкого по раздаче оборудования — это сами украинцы. «Все так или иначе помогают, — говорит она. Когда она не могла доставить материал в одну библиотеку, она просила друга, который тоже не мог этого сделать, но могла ее бабушка.

Тем временем деятельность библиотек продолжается, несмотря на физическое уничтожение. Они поддерживают логистическую сеть украинской культуры. «Библиотеки следуют за своими читателями повсюду, — говорит Брюй. «Так в Харькове, который очень часто бомбят, очень много людей живет в метро». Библиотекари приносят им книги. В бомбоубежищах тоже нужно читать. Вот где им больше всего нужно читать. «Библиотека — это не здание, — говорит Брюй. «Библиотека — это сообщество».

Во время этой войны у украинских библиотек появились новые роли. Они действуют как центры для перемещенных лиц. Они предлагают психологические консультации для травмированного населения. Они предоставляют пространство для арт-терапии. «Конечно, особое внимание мы уделяем детям, — говорит Брюй. Библиотекари даже маскировочные сети шьют, когда есть время. Но у библиотек есть две основные задачи. Во-первых, вести точный учет жестокости русских. «Мы убеждены, что сбор, систематизация и сохранение документов об этой войне — прямая обязанность библиотекарей, — говорит Брюй. Они также реагируют на беспрецедентный спрос на уроки украинского языка. Почти треть украинцев говорят на русском как на родном языке. Война разъяснила им, что это не их язык.

«Война нас всех свела»: Кот Бучацкий. Фотография: Томас Чен/The Observer

Захватчики никогда не понимают культурных рамок стран, в которые они вторгаются. Если бы они это сделали, они бы не вторглись. Официальная история войны в Ираке, подготовленная американскими военными, отчасти обвиняет в поражении «зияющие дыры в том, что американские военные знали об Ираке». Это невежество касалось иракской политики, общества и правительства — пробелов, которые привели Соединенные Штаты к глубоко ошибочным предположениям о том, как, вероятно, будет развиваться война». Во время войны в Афганистане любой, кто читал поэзию талибов, знал бы, что они никогда не уступят, независимо от того, насколько слабее их численность или вооружение. Они боролись за птиц в небе и цветы в горах, за возможность самой любви. Подлинный мир с ними всегда был невозможен.

Нынешняя украинская война является военным проявлением продолжающейся с XIX века языковой и культурной борьбы, борьбы двух видений российско-украинских отношений, артикулированных поэтами-основоположниками страны Александром Пушкин и Тарас Шевченко. Пушкин в «Клеветникам России » изображает две страны братоубийственными братьями, частью одной большой кровожадной семьи. В своем раннем шедевре Катерина , Шевченко воображает девушку-украинку, соблазненную и затем брошенную русским офицером: «О милые девы, влюбляйтесь, / Но не в москвичей, / Ибо москвичи — народ чужой». У Пушкина Россия до смерти любит Украину. В Шевченко Украина отстраняется от мошеннической любви России ради самосохранения. Они остаются противоречивыми взглядами на национальные взаимоотношения 150 лет спустя.

Русская ненависть к Шевченко долговечна. В 1992 году лауреат Нобелевской премии Иосиф Бродский написал О независимости Украины , стихотворение гнева и ненависти, которое он так и не опубликовал. В произведении присутствует глубокое стремление к разрушению Украины: «Поспешите вернуться в свои хаты, чтобы фрицы и минтай оттрахали вас прямо в кишки». Но На Независимости Украины — это тоже причудливая песня о любви, как яростный крик брошенного мужа: «Наша любовь сошла с ума, если она вообще была».

Путин олицетворяет политическое выражение этой убийственной любви. 4 октября он выступил на церемонии вручения педагогических премий: «Мы всегда и даже сегодня, несмотря на нынешнюю трагедию, с большим уважением относимся к украинскому народу, украинской культуре, языку, литературе и так далее», — сказал он. Через несколько дней российские военные выстрелили в голову дирижеру Юрию Керпатенко за то, что он отказался играть камерную музыку в Херсоне по приказу оккупантов. Вот что значит «большое уважение» для Путина.

Письменные показания: Анатолий Хромов, руководитель Государственной архивной службы Украины. Фото: Future Publishing/Getty Images

Последние строки романа Бродского « На Независимости Украины » — самые жгучие и самые пророческие, это обращение прямо к украинцам: «Когда придет ваша очередь тащиться на кладбища, / Вы будете шептать и хри, тюфяк твой смертный толкает, / Не шевченковское дерьмо, а поэзия Пушкина».

Пророчество Бродского сбылось, но не так, как он ожидал. Нынешняя война о том, чья поэзия в конце концов будет шептаться над всей этой бессмысленной бойней. Никто не может сказать, за кем будет последнее слово. Но одним из первых образов, возникших после освобождения Балаклеи, была статуя Шевченко с поднятым над ней украинским флагом. В ответ на украинские вторжения на Донбасс российские ракеты попали на детскую площадку в киевском парке Шевченко.

В войне за смысл русские проиграли в первый же день. Их утверждение о том, что украинской идентичности не существует, оказалось неверным, что бы сейчас ни происходило. Остается вопрос не в том, существует ли украинская идентичность, а в том, может ли Россия уничтожить украинскую идентичность, которая, как она утверждает, является не более чем искажением. Их нападения на украинские библиотеки только усилились по мере того, как война переросла в акт массового террора гражданского населения.

В Киеве 10 октября русские бомбили Научную библиотеку Максимовича Киевского национального университета имени Тараса Шевченко, Национальную библиотеку Украины им. Вернадского, Национальную научную медицинскую библиотеку Украины и Киевскую городскую юношескую библиотеку. От Оксаны Бруй исходит неповиновение. «Может быть, русские думают, что мы будем бояться их беспилотников и ракет «Шахед», — говорит она. «Мы просто делаем свою работу каждый день». 30 сентября в Украине отмечают «Всеукраинский день библиотек». В этом году он представил новый девиз: «Библиотека нерушима».

Украинская война до сих пор была массовым, катастрофическим актом неверного истолкования. Российские элиты убедили себя, что украинская идентичность ненастоящая. Их действия с самого начала конфликта, казалось, действительно руководствовались предположением, что украинцы не будут сопротивляться, что они подчинятся, что они не верят в историю своей независимости. Однако российское вторжение — это больше, чем симптоматическое непонимание отличия украинцев от русской культуры. Это также ускорило расставание.

Мы бы никогда не пришли сюда, если бы у нас не было пистолета у головы

Украинская культура будущего будет по своей сути антироссийской. «Мы должны забыть, что такая страна существует», — говорит Брюй. Кот Бучацкий указывает на жестокую иронию момента: война против украинской идентичности заставила украинцев глубже погрузиться в свою идентичность. «Мы бы никогда не пришли сюда, если бы у нас не было пистолета у головы», — говорит она. «Потребовалась война, чтобы объединить всех этих людей». Никто не сделал для развития украинской культуры больше, чем Владимир Путин. Он больше, чем кто-либо другой, доказал, что украинская культура самобытна и жизненна.

Культура — это не роскошная декорация поверх политики; это основа коллективного существования. Несколько комментаторов полей сражений отметили разницу между моральным духом украинцев и отсутствием морального духа русских. Но мораль — это слишком прямолинейный термин. Точнее вопрос: «Кто хотел бы быть частью русской истории?» В сентябре, когда Путин издал приказ о призыве в армию, сотни тысяч россиян ответили бегством. Они предпочли бы быть частью кыргызской, армянской или грузинской истории.