Цветаева бог не суди ты не был женщиной на земле стих: В гибельном фолианте… — Цветаева. Полный текст стихотворения — В гибельном фолианте…

«Бог, не суди, ты не был женщиной на Земле». Литературная гостиная в усадьбе Лазаревых. 125 лет Марине Цветаевой

Плавали — знаем

18 апреля 2017, 10:51

   18 апреля,  День исторического и культурного наследия, детский зал городской библиотеки приурочил к юбилейной дате, 125-летию со дня рождения Марины Ивановны Цветаевой. Выездная   литературно-музыкальная гостиная   «Бог, не суди, ты не был женщиной на Земле» прошла   в музее-усадьбе Лазаревых в поселке Фряново Щелковского района. 

Мелодии стораннной усадьбы…

На 2017 год приходится целый ряд юбилейных «цветаевских» дат. 8 октября мы будем отмечать  125-летие со дня рождения М. И. Цветаевой. 16 мая  исполнится 170 лет со дня рождения Ивана Владимировича Цветаева (создателя музея Александра Ш, ныне Пушкинский музей). 105 лет со дня рождения Ариадны Сергеевны Эфрон – дочери Марины Ивановны.  А в дни октябрьских торжеств  еще один юбилей: 25 лет со дня открытия Дома-музея М. И. Цветаевой в Москве.   

  В мероприятии приняли участие участники и лауреаты Межрегиональных Цветаевских фестивалей-конкурсов в Тарусе, Калужской области.

Портрет Цветаевой выполнила  черноголовская художница

Ж.С. Абрамова

 Время — великий «браковщик» — знает свою работу.  В то же самое время опальные  поэты вышли на первый план и по праву овладели вниманием читателей.

  Чем дальше уходим мы от года  смерти Марины Ивановны, тем лучше помним ее судьбу. Так попробуем же все вместе прикоснуться к истории «цветаевских правд», к истории ее жизни и любви.

Марина (Аня Сучкова): «И главное — я ведь знаю, как меня будут любить … через сто лет. Утечет много воды, и не только воды, но и крови…»

  Надежда Соловьева исполнила романс на стихи Цветаевой «Хочу у зеркала». Аккомпанемент на гитаре Анна Александровна Будыка.

 Стихи из сборника «Вечерний альбом» прочитали  Дима Бабак «Отъезд» и Маша Мищенчук: «Едем шагом (в гору тяжко), в сонном поле гром. «Ася, слышишь?» Спит бедняжка, проспала паром!» («Паром»).

  В  своих воспоминаниях о детстве, проведенном в  городке на Оке, Марина Ивановна пишет:  «Маленькая мирная Таруса».

Соня Безрукова: «Детство верни нам, верни,
Все разноцветные бусы, —
Маленькой, мирной Тарусы
Летние дни».  

  Свое выступление она продолжила отрывком их автобиографической повести «Хлыстовки» или «Кирилловны».

  «Впечатления детства  я описала в по­вестях «Башня в плюще», «Мать и музыка», «Черт»,- писала Цветаева. Таня Ульянченко прочитала отрывок из повести «Черт».

Через всю жизнь, через все скитания, беды и несчастья Цветаева пронесла любовь к Родине, русскому слову, к русской истории. В стихотворении «Генералам 1812 года» речь идет о братьях Тучковых, участников Бородинского сражения, двое из которых погибли в бою.  

  В зале наступила завораживающая тишина, когда Надежда Соловьева  исполняла романс «Генералам 1812 года».

Кристина Костюченко прочитала стихотворение «Я с вызовом ношу его кольцо», посвященное Цветаевой мужу Сергею Эфрону.

С сестрами Анастасией и Мариной Цветаевыми поэт Осип Мандельштам познакомился  летом 1915 года в Коктебеле, в гостеприимном доме Волошина. А 12 февраля они уже  гуляли по Москве…

  Марина (Аня Сучкова) Осипу (Никита Седов): «Что Марина — когда Москва, Марина — когда Весна? О, Вы меня, действительно, не любите… Неужели Вы не понимаете, что небо — поднимите голову и посмотрите! — в тысячу раз больше меня… »

Даша Куликова прочитала стихотворение «Посвящение Мандельштаму».

  «Скифская колыбельная» давно уже вышла за рамки стихотворения, и теперь песня колыбельная живет самостоятельной жизнью. В ней «синь» связывается с небосклоном, степью, морем. Таня Ульянченко представила одну из трактовок этой колыбельной.

  Марина: «Я  делаю решительный шаг: в 1922 году еду к мужу, взваливая на свои хрупкие плечи непомерную ношу русской беженки».   

     Воспоминания Цветаевой о «Нездешнем вечере» прочитала Карина Мкртчян.

Отрывок из поэмы «Стенька Разин» прочитала Олеся Орлова. Цветаева часто  обращалась к образу Степана Разина. Ее привлекала та часть легенды о Стеньке, где он влюбляется в пленную персиянку, а потом топит ее в Волге –  в подарок великой реке.

Марина: «С 1912 по 1920 год пишу непрерывно, но, ни одной книги не вышло. Меня знают лишь завзятые любители поэзии… »  Надо ли говорить, что для поэта это подлинная трагедия. На реплику корреспондента газеты что ее «не помнят в России», Марина Ивановна ответила:  «Нет, голубчик, меня не «не помнят», а просто не знают…»

Марина: «У меня было имя. У меня была внешность. Привлекающая внимание (мне говорили: «голова римлянки») — и, наконец, хотя с этого я должна была начать: у меня был дар – и все это – не послужило мне, повредило…»   «Письмо шестое» Цветаевой прочитала Аня Сучкова. 

Черед настал, и очень скоро — в тридцать девятом,  Марина Ивановна появилась в Москве.  «Вот тогда-то, в сороковых годах началась круговерть моих стихов по Москве. Конечно, это опять же был узкий круг, стихи  не печатались, публичных выступлений  не было. .. Здесь я не нужна, там я невозможна…»

  Осенью 1940 года неожиданно пересеклись  судьбы молодого  поэта Арсения Тарковского и Марины Цветаевой, да еще в такие переломные и знаковые времена!  Ему было 32 года, ей – 47. «Это была моя последняя любовь», — писала Марина.    Потом она уехала в эвакуацию в Елабугу на Каму.  

Арсений (Никита Седов): «Об этом  я узнал в Москве  в первых числах сентября до того, как уехал на фронт. О смерти, но не о стихах… Последние стихи Цветаевой обращены именно ко мне … »

«Ты стол накрыл на шестерых,
Но шестерыми мир не вымер.
Чем пугалом среди живых —
Быть призраком хочу — с твоими,

…Никто: не брат. не сын, не муж,
Не друг — и всё же укоряю:
— Ты, стол, накрывший на шесть — душ,
Меня не посадивший — с краю».

Последнее фото Марины Ивановны

  Но в Елабуге навис ужас остаться без работы. Надеясь получить что-нибудь в Чистополе, где,  находились эвакуированные московские литераторы, Марина Ивановна съездила туда, получила согласие на прописку и оставила заявление.

  «В Совет Литфонда. Прошу принять меня на работу в качестве судомойки в открывающуюся столовую Литфонда. 26 августа 1941 года…»  «… Получила отказ. Я постепенно утрачиваю чувство реальности: меня — все меньше и меньше…»

  Она ушла из жизни  31 августа 1941 года в Елабуге, в грязных сенях деревенской убогой избы, где жила со своим сыном Муром.  Свидетельство о смерти было выдано сыну 1 сентября. В графе «Род занятий умершей» написано —  «эвакуированная».  

Жизнь, где мы так мало живем. Но зато, как она много смогла в своих тетрадях!   Таково было  хождение по мукам великого Поэта века…   Когда-то Шекспир  сказал: «Нет в мире виноватых. Но может быть, кто-нибудь Великий, скажет когда-нибудь, что все виноваты и  будет не менее прав».

Низко кланяемся Вам, Марина Ивановна! Простите нас за все!

Идешь, на меня похожий,
Глаза устремляя вниз.
Я их опускала — тоже!
Прохожий, остановись!

Сорви себе стебель дикий,
И ягоду ему вслед, —
Кладбищенской земляники
Крупнее и слаще нет.

Но только не стой угрюмо,
Главу опустив на грудь.
Легко обо мне подумай,
Легко обо мне забудь…

• Черноголовка,
• Фряново,
• усадьба Лазаревых,
• 125 лет Марине Цветаевой,
• литературная гостиная,
• поэт,
• стихи,
• песни,
• лауреаты Цветаевских конкурсов в Тарусе,
• Калужская обл,
• Щелковский район,
• музей,
• памяти Цветаевой,
• видеозапись,
• клуб «Алые Паруса Надежды»

мы живы тоской!» от sireniti

Мне имя Марина!

В очередной раз перечитала свой потрёпанный томик (у меня точно такой же, только тёмно-красный), и с уверенностью могу сказать, ничего не поменялось за годы. Марина Цветаева всё так же в списке любимых поэтов, всё так же под номером два (да простится мне это кощунство), и всё так же именно ранняя лирика меня ранит, пьянит и будоражит.

Даже совсем юная Марина правда жила тоской, она и любила с тоской, и страдала. Тоска, мне кажется, в каждом её стихе. Я не помню у неё весёлых, задорных стихов. Или не запомнила, я не утверждаю. Но! Кто думает о смерти в семнадцать лет?

Чем должна быть наполнена душа, чтобы писать такое? Даже если бы я не знала трагический финал её жизни, предвидела бы. Потому что в её стихотворениях так много безысходности, так много грусти, боли и смерти. Живая, она словно вещала из под земли. Помните? «Я тоже была, Прохожий! Прохожий, остановись!»
И так уж вышло, ирония судьбы, точное расположение могилы поэтессы неизвестно. Но Прохожие останавливаются в Елабуге на Петропавловском кладбище возле гранитного надгробия «между четырех безвестных могил 1941 года».
Потому что «её стихам, написанным так рано», конечно же настал черёд, и многим полюбилась её грустная, красивая лирика. Многие стихотворения стали песнями, и не все знают, что «Мне нравится, что бы больны не мной», «Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес», «Уж сколько их упало в эту бездну», и многие другие — это она, Цветаева.
И это тоже она — Огни — как нити золотых бус,
Ночного листика во рту — вкус.
Освободите от дневных уз,
Друзья, поймите, что я вам — снюсь.

И моя самая любимая, в исполнении Тамары Гвердцители:

И мы следуем её советам — молимся за окно с огнём, живём не видя дня, позабывая число и век, целуем глаза, снимая бессонницу, и лоб, снимая заботу… Хорошо ли, плохо ли, не знаю… это помнится на каком-то инстинктивном уровне, если читаешь её стихи с 16 лет регулярно.
Иногда соглашаешься, иногда споришь, бывает по настроению (Не мать, а мачеха — Любовь
Не ждите ни суда, ни милости),но никогда не бывает равнодушия.
Да и как можно оставаться равнодушным к столь яростной попытке открыть душу всему миру, оставаясь при этом загадкой.

Марина Цветаева, как личность, очень спорно. Как поэт — гениальна!

Для клуба ПЛСЛ

Почему Иисус сказал людям «идите и впредь не грешите», если безгрешность невозможна?

HomeContent IndexBooks of BibleДжон Иди и не греши больше

Вопрос

Ответ

В Новом Завете есть два случая, когда Иисус сказал кому-то «больше не грешить», и каждый из них был при очень разных обстоятельствах. Во-первых, когда Иисус исцелил больного у купальни Вифезда (от Иоанна 5: 1–15). После этого Иисус нашел этого человека и сказал ему: «Видишь, ты снова здоров. Перестань грешить, иначе может случиться с тобою что-нибудь похуже» (стих 14). Ясно, что Иисус знал, что вызвало состояние этого человека. Нам не сообщают подробностей о физических недостатках мужчины, но из контекста следует, что они были вызваны греховным выбором. Иисус предупредил человека, что ему был дан второй шанс и что он должен сделать лучший выбор. Если бы этот человек вернулся к своему греховному поведению, он упустил бы дарованную ему Иисусом возможность жить целым и прощенным.

Второй случай — это рассказ о женщине, застигнутой в акте прелюбодеяния (Иоанна 8:3–11). Когда обвинители женщины привели ее к Иисусу, ожидая, что Он вынесет приговор, Он сказал им, что тот, кто без греха, должен первым бросить камень. Один за другим уходила осуждающая толпа. Тогда Иисус сказал женщине: «И Я не осуждаю тебя. Иди и впредь не греши» (стих 11). Она была поймана. Она была виновата. Она действительно заслужила побивание камнями в соответствии с Законом Моисея (Левит 20:10; Второзаконие 22:22). Но религиозные лидеры, затащившие ее туда, не заботились о святости. Они пытались заманить Иисуса в ловушку, говоря, что Закон не имеет значения (стих 6).

Иисус часто напоминал религиозным лидерам, что Он пришел не отменить Закон, а исполнить его (Матфея 5:17). Он, как Бог, был Автором Закона (2 Тимофею 3:16). Фарисеи сосредоточились на букве Закона, но упустили его истинный дух, который дан в Галатам 5:14: «Весь закон можно свести к одной заповеди: „Возлюби ближнего твоего, как самого себя“». Когда Иисус отказался осудить женщину. Он не преуменьшал значения святости. Он предлагал ей такое же прощение, какое Он предлагает каждому из нас (Деяния 3:19).).

Говоря: «Иди и впредь не греши», Иисус не имел в виду безгрешное совершенство. Он предостерегал от возвращения к греховному образу жизни. Его слова выражали милосердие и требовали святости. Иисус всегда был совершенным балансом «благодати и истины» (Иоанна 1:14). С прощением приходит ожидание того, что мы не будем продолжать идти по тому же пути бунтарства. Те, кто знает Божью любовь, естественно, захотят повиноваться Ему (Иоанна 14:15).

Когда мы обращаемся ко Христу и получаем Его прощение, наше сердце меняется (Луки 9:23; Деяния 1:8). Прощение недешево, и оно не извиняет грех, отделивший нас от Бога. Богу стоило всего, чтобы предложить нам очищение, которое объявляет нас праведными перед Ним (Иоанна 3:16; 15:13). Вместо того чтобы продолжать эгоистичный путь, который с самого начала уводил нас от Него, прощенные могут идти Божьим путем (Луки 14:27). Движение к Богу — это движение к праведности, чистоте и святой жизни (1 Петра 1:16; Римлянам 8:29). Мы не можем испытать преобразующую силу прощения, не изменившись навсегда.

Само собой разумеется, что женщина, уличенная в прелюбодеянии, не вернулась к своей неверности. Она встретила Иисуса. Она не была бы идеальной. Никто не. Но она навсегда изменилась. У нее открылись глаза на порочность того, что она делала. Грех больше не обладал прежней привлекательностью. Когда мы встречаемся с Иисусом, грех уже не имеет своей фатальной привлекательности. Грейс меняет дело. «Неужели нам продолжать грешить, чтобы умножилась благодать? Ни в коем случае! Мы те, кто умер для греха; как мы можем жить в нем дальше?» (Римлянам 6:1–2). Когда мы рождаемся свыше (Иоанна 3:3), сила Святого Духа сокрушает власть, которую когда-то имел над нами грех (Римлянам 6:6). Когда-то мы жили только для того, чтобы доставить удовольствие себе, но когда нас прощают, наша мотивация меняется. Теперь мы живем, чтобы угождать Богу (Галатам 2:20).

Целью каждого христианина должно быть «больше не грешить», хотя мы признаем, что, пока мы во плоти, мы все равно будем спотыкаться (1 Иоанна 1:8). Божье желание для каждого из нас состоит в том, чтобы быть святым, как Он свят (1 Петра 1:16). Мы все еще грешим, но грех больше не является выбором образа жизни (1 Иоанна 3:9–10). Когда мы терпим неудачу, мы можем прийти к Богу и попросить прощения (1 Иоанна 1:9; 1 Петра 4:1–2). И если мы действительно Божьи дети, Он будет исправлять нас, наказывая, когда мы в этом нуждаемся (Евреям 12:6–11). Его работа состоит в том, чтобы уподобить нас образу Своего Сына (Римлянам 8:29).).

Подпишитесь на

Вопрос недели

Получите наш Вопрос недели, доставленный прямо на ваш почтовый ящик!

Подписывайтесь на нас:

слов на улице | Washington Examiner

Обзоры книг

12 октября 2015 г. 00:00

Чарльз Симич и я оба выросли в Белграде — тогда в Югославии, а теперь в Сербии — он позже и труднее, чем я. Иммигрировав, он стал известным американским поэтом и прозаиком, получив множество наград, включая Пулитцеровскую премию и стипендию Макартура. Он опубликовал 20 томов стихов и несколько томов прозы, а также переводы стихов с различных югославских диалектов. До недавнего времени он преподавал в Университете Нью-Гемпшира. Теперь он появляется с The Lunatic , сборником стихов и Жизнь образов , избранная проза. На обложке первого изображены две мужские фигуры в костюмах, пожимающие друг другу руки, но без головы и с шишками на суставах, что делает его сюрреалистом, в чем он уступает только своим самым ранним работам.

Теперь мне кажется, что сюрреализм был полезен для того, чтобы пробудить поэзию и искусство из упадка, созданного эпигонами символизма. Но он изжил себя в наше время, когда все барьеры сняты. Тем не менее Симич, несмотря на опровержения, похоже, остался в этом режиме. Рассмотрим пару стихотворений, которые хотя и короткие, но отличаются от более длинных только длиной. Вот «Наша банда».

Как мотыльки Вокруг фонаря В аду Мы были. Потерянные души, Один и все. Если найдено, вернуть отправителю.

Мы не знаем ни кто была наша банда, ни кто их отправитель и как их можно вернуть. Как же тогда мы можем сопереживать? Тем не менее, если в аду есть уличные фонари, это не может быть так уж плохо. Вот «Прохождение».

Анонимный Незаметный кто-то, Меньший, чем блоха, Прошлым вечером прокрался ко мне на подушку, Не обращая на меня внимания. Низкий и смиренный, И в спешке, бьюсь об заклад, Чтобы добраться до церкви И поблагодарить своих святых.

В этом есть абсурдизм сюрреалистов, но он не поражает, не веселит и не бросает вызов воображению. Некоторым это может показаться забавным, хотя я считаю, что это хуже, чем человек, поскользнувшийся на банановой кожуре. И гораздо более претенциозный. Всего 70 стихотворений, ни одно из них нас не привлекает.

Итак, перейдем к прозе Жизнь образов , которая счастливо противоположна. Он предлагает проницательность и остроумие, вдумчивость и актуальность, а также живую коммуникабельность. И стиль, своеобразный, но разговорный, литературный в лучшем смысле этого слова. Это правда, что многие из этих статей являются рецензиями на книги; но даже если их назначают, а не просят, они тем не менее в высшей степени индивидуалистичны, выходят за пределы случайности. Во всем есть какая-то балканская жизненная сила, напоминающая нам, что слова «энтузиазм» и «вдохновение» по сути являются синонимами даров богов или муз.

Чем увлекается Симик? Поэзия и философия, еда и вино, искусство, хорошая компания, города, семья, но также и сочувствие к хорошо наблюдаемым чужакам, даже к животным, и ненависть и презрение к тем, кто этого заслуживает, даже если они сильные мира сего — особенно затем. Эротика тоже нравится, но не в избытке: «Честное слово, что бы вы предпочли, — спрашивает он, — описание первого поцелуя или доведенных до совершенства голубцов?» Соответственно, два самых ярких эссе — «Жареные колбаски» и «Роман о колбасе». Иногда любовь к поэзии и еде сливаются воедино: «Из самых простых и часто кажущихся несовместимыми ингредиентов и специй, либо по проверенным рецептам, либо придумывая что-то на скорую руку, получаются незабываемые или запоминающиеся блюда. Поэту остается только украсить свои стихи петрушкой и подать их гурманам поэзии».

Симик, как и многие художники, представляет собой сгусток вопиющих противоречий.

Таймс-сквер субботним вечером — самое подходящее место. Город с его толпами, уличным движением, кино, салунами, джаз-клубами, нищими, грабителями и да, запахом жареной колбасы всегда привлекал меня больше. Природа — это место, где жили деревенщины, идиотикосы, как древние греки называли несчастных за пределами полиса. . . . [Я] совершенная природа всегда казалась мне раем для дураков.

Но также: «Моим самым оригинальным достижением, возможно, было мое странное утверждение, что единственный способ рассказать людям об ангелах — это показать им травинку».

Вот где секс как посредник вступает в игру: «Любая философия Природы, которая не включает в себя обнаженные пикники и катание на сене, оставляет меня равнодушным». И еще: «Большая часть лирической поэзии есть не что иное, как огромная многовековая попытка напомнить нашим бессмертным душам о существовании половых органов». Или короче: «Настоящий поэт специализируется на своего рода метафизике спальни и кухни. Я мистик сковородки и розовых пальцев моей любви». Он также является проповедником иконоборчества: «Я считаю почти идеальным любое общество, в котором практиковалось искусство высшей непочтительности, а Рассел Эдсон был поэтом-лауреатом». Эдсон — один из малоизвестных писателей, которых отстаивает Симик, чем бунтарнее, тем лучше: «Нет такой радости, как та, которую доставляет поистине возмутительный образ на грани богохульства».

Но поскольку Симик неверующий, что считать богохульством?

Превосходны его оценки выдающихся, но не столь известных писателей, таких как польский писатель Витольд Гомбрович: «Его никогда не беспокоило, что мы можем жить в бессмысленной вселенной. Притворяться иначе означало убегать от правды. Ему не нужна была религия или Бог, чтобы лучше спать». Или это о все еще малоизвестной русской поэтессе Марине Цветаевой: «Так же хороша, как Паунд и Элиот, [у которой] может быть больше хитростей в рукаве как у поэта».

Он находит в поэте странную концентрированную строчку, олицетворяющую его (или ее) сущность. Так, у Цветаевой самоубийца: «Боже, не суди! Ты никогда не была женщиной на этой земле. Или это, от франко-румынского философа Э. М. Чорана: «Бог боится людей. . . человек — чудовище, и история доказала это». И снова из итальянского поэта Сальваторе Квазимодо: «Черный вой матери, идущей навстречу сыну, распятому на телефонном столбе». Симич называет это «одной из самых ужасающих строк поэзии 20-го века» и размышляет, что «возможно, только в лирике этот вой матери может быть слышен так громко, как это должно быть».

Симич верит в спонтанность поэзии: «Мне потребовались годы, чтобы признать, что стихотворение умнее меня. Теперь я иду туда, куда он хочет». Более того, «только литературоведы не знают, что стихи большей частью пишут сами». Но он в равной степени уважает прекрасных артистов, о которых много пишет, — Босха, Одилона Редона и Джозефа Корнелла — и, кроме того, отдает дань уважения Бастеру Китону и ряду исполнителей блюза: «Я слышал почти все записи популярной музыки.